Питер Абрахамc - Репетитор
— Твоя сестра занимается стрельбой из лука?
— Хм, по крайней мере, она пытается.
У Руби не получилось уместить лук в машине, и она высунула его в окно. Похоже, мама на нее кричит. Судя по жестам, Руби тоже кричала в ответ.
— А почему она вдруг занялась стрельбой?
— Не спрашивайте меня. От нее одни неприятности, если вы понимаете, о чем я.
— То есть?
Брэндон пожал плечами:
— У вас была младшая сестра, когда вы были подростком?
Глаза Джулиана стали непроницаемыми.
— Нет.
В комнату, натягивая на себя рубашку-поло, вошел отец. На нем уже были шорты, в которых он обычно играл в теннис.
— Уже закончили?
— Да, — Джулиан на секунду задержал взгляд на животе Скотта.
Ого! А папа поправился!
— Как он справляется?
Джулиан повернулся к Брэндону:
— Ну что, прогресс есть?
Брэндон пожал плечами.
Отец подошел и протянул Джулиану чек:
— А это небольшая добавка. — Он приложил к чеку пятидолларовую купюру. — Хорошая работа, Брэн.
Скотт вышел.
Джулиан внимательно смотрел на чек, как будто пытался на нем что-то прочитать, затем сложил его несколько раз и положил в карман, в котором уже лежала обгоревшая спичка, и протянул руку Брэндону:
— Удачи на экзамене.
Они пожали друг другу руки. Ладонь Джулиана была теплой, почти горячей.
— Совет номер три: приемная комиссия любит хороших детей.
— То есть выбирать ответы «Битлз»?
— Да, прогресс налицо, — сказал Джулиан.
Брэндон проводил Джулиана до двери, постоял на пороге, глядя, как тот садится на велосипед. Джулиан проехал по тропинке до проезжей части, остановился и оглянулся:
— Забудь о «Неразберихе» во время теста. Только «Битлз», «All you need is love».
Затем он выехал на Робин-роуд. Его велосипед не шел ни в какое сравнение с велосипедом Брэндона — которым тот уже давно не пользовался, — и все равно, Джулиан ехал очень быстро и скоро скрылся из виду.
7
Суббота всегда была днем для спорта: футбол, бейсбол, волейбол, баскетбол, фигурное катание, софтбол и даже (на целых пять минут) хоккей. Но, слава Богу, все это разнообразие было сведено к двум видам.
Теннис, по какой-то непонятной причине считавшийся их семейным спортом. Игра, в которой нужно было бегать взад-вперед по нарисованным на земле квадратам и прямоугольникам, раздражаясь и выбиваясь из сил, выкрикивать набранные очки на каком-то ненормальном языке, размахивать рукой, сердиться и промахиваться каждый раз, когда Кила посылала мяч низко над сеткой. А еще был Эрик, чьи светлые волосы кучерявились сзади на шее и цеплялись за воротник рубашки-поло. Его загар — такого же оттенка, как бежевая кожа папиного дипломата, — держался круглый год, отчего глубоко посаженные глаза казались выпуклыми.
И стрельба из лука, которая была ее личным видом спорта. В стрельбе никто не раздражался, не спорил, не пыхтел, не посылал низких ударов. Да и само слово было одним из ее любимых. Теннис звучал как название какой-то болезни, а слово стрельба — с самого начала это слово заворожило Руби и заставило заняться именно этим видом спорта. Она прочитала его в книге греческих мифов и легенд, которая была у Руби в детстве, на странице, где была нарисована Диана Охотница — голубая туника, золотые волосы. Очень спокойное слово, похожее на звук чего-то. И потом, эта двойная дуга: сначала — дуга выгнутого лука, затем — дуга, по которой летит выпущенная стрела. И другие слова: зарубка, оперение, колчан. Не то что скучнейшее аут или отвратительнейшие провал, двойной провал.
Руби шагнула на линию, глубоко вдохнула воздух, медленно выдохнула — точно так, как учила Джанет. Руби любила все: правой рукой зацепить зарубку стрелы за тетиву, только не слишком глубоко, потом проверить перья — желтое и голубые, захватить дугу лука левой рукой; затем — натянуть: ладонь, запястье, плечо — все составляет одну прямую линию со стрелой, наконечник стрелы лежит на костяшках левой руки, тетива легко касается кончика носа и губ, ноги крепко стоят на земле. Руби с легкостью могла составить список того, что она любила только в этом одном этапе стрельбы.
Первое. Силу натянутого лука в руках за секунду до выстрела. Лук казался живым существом.
Второе. Как кончики пальцев у зарубки объединяют лук и стрелу, делая выстрел возможным.
Третье. Вокруг все спокойно, а стоящая в отдалении мишень — самое спокойное место в этом мире.
Четвертое. Центральный кружочек мишени — золотой, как золото гнома в горшочке у подножия радуги.
Пятое, и самое лучшее, — легкий прощальный поцелуй, которым тетива прикасается к губам в момент, когда стрела взмывает в воздух.
Руби отпустила тетиву. Просто отпусти ее, дай тетиве самой выполнить свое дело. Этот момент тоже нравился Руби.
Стрела взлетела, голубой и желтый в оперении смешались: голубое для неба, желтое для солнца, — вот почему она выбрала для себя эти цвета, не то чтобы самые любимые, а как у средневековых рыцарей — цвета герба. Полет стрелы — это тоже здорово. Когда она отрывалась от лука, уже ничего нельзя было изменить, происходило то, что должно было произойти. Однажды в новогоднюю ночь, еще до того, как она родилась, когда Брэндону было четыре года, Адам бросил ему теннисный мячик в самую последнюю секунду старого года, а Брэндон поймал его в самую первую нового. Полет стрелы был чем-то на это похож.
Тванк. Конечно, Руби не могла слышать это тванк, когда стрела втыкается в цель, в сорока ярдах впереди, но вот она — ее стрела, — в золотом кружке. В золотом! Ура! Конечно, ближе к наружной его стороне, совсем рядом с красным, но совершенно определенно полностью в золотом! Руби взглянула на свою мишень: вот они, шесть последних выстрелов. Одна в черном круге, одна в голубом, две в красном, две в золотом, причем одна — почти в самом центре.
— Вперед, Руби, — сказала Джанет.
Джанет вела занятия для детей в клубе лучников. Однажды Руби своими глазами видела, как она, стоя на отметке семьдесят метров, прострелила яблоко у мужчины на голове.
Дети собрались у дальнего конца поля, вытаскивая свои стрелы из продырявленных мишеней. Джанет тоже была там со своим пикапом — она грузила в багажник освободившиеся мишени, захватывая сразу по две штуки. Потом она сказала: «Запрыгивайте». Все запрыгнули в пикап, и Джанет повезла их к стоянке, где ждали машины родителей: в каждой сидят чьи-то мама или папа, моторы гудят, печки включены.
Руби залезла в джип.
— Ты, наверное, замерзла, — сказала мама.
Джанет услышала это и подошла:
— Для стрельбы никогда не бывает слишком холодно, правильно, Рубистер?
— Правильно!
— Не давай им затупиться!
— Никогда! — Руби поудобнее устроила колчан на коленях. Джанет — это была еще одна хорошая вещь в занятиях стрельбой — захлопнула за Руби дверцу машины.
Мама взглянула на Джанет и вздрогнула от холода. Машина уже тронулась, когда Руби увидела огромную стаю черных птиц, которые сначала низко-низко пронеслись над опустевшим полем, а потом взмыли высоко в небо. Руби знала, что никогда не сможет выстрелить в птицу или в какое-нибудь другое живое существо, но это не мешало ей мечтать, что когда-нибудь она сможет подбить птицу прямо в полете. Она тренировалась, делая это в уме: навести стрелу на птицу, вести следом за ней, отпустить тетиву, тванк… и перья медленно падают на землю.
«Цель моя благородна».
— Что ты сказала. Руби?
— Ничего. — Господи помилуй! Она что, произнесла это вслух?! Руби искоса посмотрела на маму, но та думала о чем-то своем и уже забыла о нечаянной реплике дочери. Стая птиц почти скрылась, осталось лишь крошечное облачко, темнее, чем остальные облака на небе, и двигающееся гораздо быстрее. Эти перья, падающие на землю, — это совсем не смешно: она бы никогда не смогла выстрелить в живое существо.
— Подавайте, джентльмены, — сказал Эрик.
Субботняя игра пара на пару — это единственное, на что у Скотта теперь хватало времени. Еще он иногда играл с Брэндоном, примерно раз в месяц. С Руби он больше не играл, с того случая, когда она бросила игру и убежала с корта. Если будешь подбрасывать мяч при подаче так высоко, ты можешь однажды просто забыть, чем играешь. Дети иногда ведут себя так неуважительно, оба. Возможно, Брэндона нужно было просто хорошенько выдрать, но никто этого ни разу не сделал, и Скотт сомневался, что сам когда-нибудь займется сыном настолько вплотную. Что касается Руби… Он все еще пытался закончить эту мысль, когда Том кинул ему мячи и сказал:
— Мы начинаем.
Субботняя игра пара на пару: Скотт и Том против Эрика и того, кого Эрик приглашал. Обычно они самозабвенно играли полтора часа, временами обмениваясь шутками, иногда — покрываясь потом, затем сидели в парной, иногда шли выпить пива, которое оплачивали проигравшие. Сегодня все было немного по-другому, потому что, во-первых, Скотт собирался поторопить Тома с «Симптоматикой»; во-вторых, потому что игроком, которого в этот раз пригласил Эрик, был Микки Гудукас.
