Жан-Мишель Тибо - Последнее пророчество
Этим вечером он не стал раздеваться. Просто лег на пол, раскинув крестообразно руки. Широко открытые глаза уставились в потолок. Итак, решение принято: Александра будет инициирована в «Opus». Он знал, что решение противоречит правилам организации: «Opus Dei» — это семья, члены которой связаны духовными узами. И, как это заведено в обычных семьях, дети не должны знать, какие дела занимают мысли их родителей. Было бы большой неосторожностью, даже нарушением принципов милосердия и справедливости, сообщать подробности, известные тому или иному члену организации в силу специфики его служения, лицам, которые не имеют пока права их знать. Нужно быть уверенным, что лицо, с которым ты говоришь, уже способно воспринимать сказанное, или получило особое задание от руководства «Opus», или заслуживает особого доверия. Неуместно стремление сообщать человеку сведения, которые он не имеет права знать, даже если говорящий руководствуется намерением помочь ему в его духовной жизни. Безусловно, дети должны воспитываться в вере и строгости, чтобы впоследствии, по достижении ими определенного возраста, они могли вступить в организацию. Нарушение этого правила приведет к разрушению атмосферы лояльности, любви к ближнему и благородства, присущих духу «Opus Dei».
Хуан намеревался нарушить правила. Он не хотел, чтобы его дочь стала женщиной-нумерарием, участь которой — заниматься уборкой в резиденциях «Дела». Александра станет первой женщиной-викарием в истории «Opus». Он сделает все, чтобы это произошло. Благо, средствами он располагает. Иоанн Павел II не откажет ему в ответной услуге, потому что он, Хуан Кальдерон де ла Барка, собирается оплатить большую часть долгов Ватикана.
Разум Александры должен быть напитан духом «Opus». Она прошла таинство крещения, Доминик трижды в неделю водила ее на мессу, но этого недостаточно. Хуан не посвятил супругу в свои планы относительно будущего дочери. Она бы не согласилась, чтобы дочери дали должное «воспитание в вере», потому что ее понимание веры сильно отличалось от его собственного. Доминик относилась к «Opus» подозрительно. Она никогда не критиковала организацию открыто, но на встречах членов, которые проходили у них дома, всегда была очень сдержанна и избегала любых разговоров, имеющих отношение к делам организации. Доминик Гийомен была воспитана родителями — богатыми французскими промышленниками — в традициях французского католицизма. Они привили ей любовь к роскоши и светским развлечениям, и она так и не смогла привыкнуть к тому, что Хуан никогда не принимал приглашений и сам не звал в свой дом людей, встреча с которыми не могла послужить интересам «Дела». Самобичевание приводило ее в ужас, и когда она слышала, что Хуан истязает себя хлыстом, то запиралась в своей спальне и молила Господа о спасении души своего супруга. Чтобы вырваться из этой атмосферы ужаса, она регулярно навещала в Париже родителей и младшего брата и там ощущала привычный комфорт, без которого не мыслила свою жизнь богатая буржуазия. Временами она вместе с Александрой уезжала в Нормандию, где недалеко от Онфлёра у нее была большая усадьба. Там она принимала гостей и вела жизнь принцессы, тратя деньги без счета и никогда не забывая передавать крупные суммы епископам региона и суммы поменьше — священникам местных приходских церквей. Таким образом она соревновалась со своим мужем в благодеяниях на религиозном поприще.
Хуан не ждал, что жена когда-нибудь к нему присоединится. В этот славный день в мир «Opus» войдет Александра. Ее юная душа станет прекрасным сосудом, который Господь наполнит любовью.
Настенные часы в гостиной пробили одиннадцать раз. Хуан слушал, как затихают удары: донг-донг-донг… В дом вернулась тишина. Ни шороха… Он вышел из своей спальни, подошел к спальне жены и приложил ухо к двери. Доминик тихонько похрапывала во сне. Пора… Он проследовал по коридору и подошел к комнате Александры. Повернул медную ручку и на цыпочках вошел. Девочка боялась темноты, поэтому всегда спала в полумраке. Ночник излучал мягкий свет; на его границе с темнотой нарисованные на стене ангелы охраняли сон ребенка. Двое держали за концы золотую гирлянду, на которой были начертаны странные слова на латыни: «Он пришлет своих ангелов со звучной трубой, и они будут похожи на Его избранников четырех ветров, от края неба и до края».
Пребывая под защитой ангелов, маленькая Александра, сжав кулачки, спала в окружении мягких игрушек и книг, на страницах которых были изображены библейские сюжеты. Статуя Христа протягивала руки к украшенной розовыми оборками кроватке.
Хуан долго рассматривал лицо своего ребенка в ореоле длинных черных кудрей. Он не смог бы сказать, на кого именно она похожа — так причудливо смешались испанская кровь Кальдеронов и французская — Гийоменов. Резковатые линии челюстей и носа с легкой горбинкой подчеркивали неприступное и волевое — даже во сне — выражение ее лица.
Склонившись над ней, он поцеловал ее в щеку один раз, потом второй и третий, взял за ручку.
Она проснулась.
— Папа? — удивленно произнесла девочка, зевая.
— Ш-ш-ш… Тише, милая. Тебе нужно одеться.
— А куда мы идем?
— Навестить Иисуса.
У девочки загорелись глаза. Она любила Иисуса больше всего на свете. Он был частью ее жизни. О нем так часто говорили взрослые, ему так часто молились… Иисус присутствовал в каждом мгновении жизни Кальдеронов. В возрасте трех лет Александра знала о жизни Иисуса, Девы Марии, апостолов и святых намного больше, чем большинство взрослых верующих, и мечтала быть избранной небесами, как это случилось с Бернадеттой, жительницей французской деревеньки Лурдес, или с Люси, жившей в португальской деревне Фатима. Отец поселил в доме монахиню, которой было поручено научить малышку читать и писать. Монахиня отдавала этому занятию все свои силы, используя в качестве учебных текстов тексты Евангелий Нового Завета. Малышка все хватала на лету. Неординарный ум выделял ее из массы обычных детей, и это могло стать помехой, ведь девочку нужно было заставить подчиняться правилам, обязательным для всех нумерариев и супранумерариев «Opus».
Он стоял, отвернувшись, пока девочка одевалась. Когда она была готова, Хуан собственноручно повязал ей кашне и надел на голову шерстяной берет.
— Мы возьмем маму с собой? — спросила малышка.
— Нет, мы пойдем вдвоем. Это секретная прогулка. Постарайся не шуметь.
Через три минуты черный «мерседес» увозил их в сердце старого Мадрида, к церкви Святого Хинеса. Колокольня тянулась к холодным звездам зодиака, но Хуан не читал там ни своего будущего, ни будущего своего ребенка. Он направился к задней части здания. Задвижка на двери ризницы не была закрыта, об этом позаботился член «Opus Dei», который служил в этой церкви приходским священником. Он ожидал гостей в тени и был похож на привидение. Александра, увидев его, испугалась — мертвенно-бледного, морщинистого.
— Да благословит тебя Господь, дитя мое, — сказал священник, возлагая руку на ее голову, а потом уважительно поклонился Хуану.
Хуан по положению был равен верховному викарию Испании. Его боялись, его восхваляли, ему молились, считая его святым человеком, тем более что он имел весьма подходящую внешность и лицо его было похоже на лицо крестоносца Господня.
Священник исчез в темноте. Хуан знал дорогу. Ему часто доводилось проводить ночи в нефе, предаваясь размышлениям. Александра никогда не была в этой церкви. Зажженные священником свечи освещали статуи со смиренными взглядами. Она узнавала святых по присущим им атрибутам, робко улыбнулась Деве Марии, а когда проходила мимо фрески Эль Греко «Торговцы, изгнанные из Храма», ее лицо выразило беспокойство.
— Это Христос, — сказал ей Хуан. — Он прогоняет злых людей.
Она никогда не видела Иисуса таким. Он был охвачен гневом, пожалуй, на его лице читалась ненависть. Брови ее нахмурились, но она не стала ни о чем спрашивать отца. Он взял ее за руку и привел к другому Христу, прекрасному Иисусу, сотворенному из слоновой кости. Хуан знал каждую черточку этого образа. Это было произведение Алонсо Кано, испанского Микеланджело.
Александра рассматривала скульптуру. В ней поднялась какая-то сила. Она прочитала на Божественном лице склонившегося к ней Иисуса выражение, не виденное ею ни разу ранее — призыв, предостережение. Этот взгляд был полон не только любовью. Что-то кроме любви было в нем, но она тотчас же его полюбила.
Хуан перекрестился.
— К нему я обращаюсь, когда чувствую, что моя вера пошатнулась. Мы помолимся ему. Ты не знаешь этой молитвы, но выучишь ее и будешь повторять каждый вечер после того, как прочтешь «Отче наш» и «Радуйся, Дева Мария», когда будешь одна в комнате. Я подчеркиваю: одна в комнате, потому что ни мама, ни сестра Роза не должны это слышать. Эта молитва предназначена одному только Богу. Сейчас я прошу тебя быть смиренной и послушной воле Господа. Иисус дал силы апостолам, чтобы они смогли преодолеть боль, став мучениками. Мы должны следовать их примеру. Ты это понимаешь?
