Маргарет Миллар - Загнанный зверь
— Только не у нее. Чем больше ее язык мелет, тем крепче становится. У нее телефономания, вот что у нее такое.
— Первый раз слышу. А что это за штука?
— Понимаете, вроде болезни. Приспичит звонить — и все тут. У нее это серьезно.
— Кто она?
— Просто заходит сюда время от времени. И каждый раз делает одно и то же. Выпьет пару коктейлей — и на нее накатывает. Берет на доллар медяков и устраивается в телефонной кабине, сидит и сидит, и все тарара, тарара. Я не раз удивлялся, о чем это она говорит столько времени.
— А почему бы вам не узнать?
— То есть подойти и подслушать?
— Конечно.
— Мне неудобно, я бармен и владелец заведения, — сказал добродетельный хозяин.
— Но я-то — ни то и ни другое. Разве есть закон, запрещающий стоять себе с самым невинным видом у телефонной кабины?
— Мы в свободной стране.
— Конечно, черт побери, в свободной.
С деланной небрежностью Уоллаби слез с табурета у стойки, пошел к выходу, словно собрался уходить, а затем прокрался к телефонной кабине с левой стороны. Немного послушал, приставив к уху ладонь, и вернулся к стойке, глупо ухмыляясь.
Бармен вопросительно поднял брови.
— Муж Дугласа, — сказал Уоллаби.
— Что?
— Она об этом говорит, о каком-то Дугласе, у которого есть муж.
— Что за ерунда! Должно быть, вы ослышались.
— Нет. Она говорила о муже Дугласа.
— А кто такой Дуглас?
— Откуда мне знать? Я только передаю, что слышал.
Без четверти десять Эвелин Меррик вышла из телефонной кабины, вытянув затекшую левую руку, пригладила юбку на бедрах.
Обычно после ряда телефонных звонков она чувствовала определенное облегчение, но в этот вечер возбуждение ее не утихло. Кровь стучала в два раза быстрей в ушах и в глубине глазных яблок, и она слегка покачивалась, когда шла обратно к стойке. Ее коктейль стоял нетронутым. Она не взялась за бокал, а просто влезла на табурет и подозрительно посмотрела на свой напиток, будто бармен мог подмешать в него чего-нибудь в ее отсутствие.
— О'кей, Уоллаби, — сказал хозяин бара нарочито громко, — теперь вы можете позвонить жене.
Эвелин уловила смысл реплики, по щекам ее разлилась краска.
— Я пользовалась телефоном слишком долго?
— Чуть ли не час, только и всего.
— Это общественный телефон.
— Вот именно — общественный, значит, он для всех. А когда кто-нибудь вроде вас застрянет в кабине, другим уже нельзя им воспользоваться. Если в это было в первый раз, я бы ничего не сказал.
— Вы всегда так разговариваете с посетителями?
— Это мое заведение. И я здесь говорю, как хочу. Кому не нравится, могут больше не приходить. Это относится ко всем.
— Понятно. — Она встала. — Это ваше разрешение на торговлю спиртным вон там, рядом с кассой?
— Конечно, мое. Оплаченное и непросроченное.
— Ваше имя — Флориан Виченте?
— Правильно.
— Что ж, доброй ночи, мистер Виченте.
При виде приятной улыбки и при звуках ласкового голоса у Виченте от удивления отвисла челюсть, и он даже устыдился, что был так груб с этой женщиной. В конце концов, она безобидна.
На улице начался первый дождь этого сезона, но Эвелин Меррик его не заметила. Ей надо было подумать о более важных вещах: мистер Виченте был груб с ней, надо преподать ему урок, поучить хорошим манерам. Она двинулась по улице Хайланд к Голливудскому бульвару, повторяя про себя: Флориан Виченте, Флориан Виченте, итальянец, католик. Скорей всего, женатый, отец кучи детей. Женатые мужчины с детьми — самая легкая добыча. Эвелин подумала о Берте Мур и ее муже Харли, вскинула голову и громко засмеялась. Капли дождя падали ей в открытый рот. Они были свежие и вкусные. Получше коктейлей мистера Виченте. Вот какие напитки надо бы ему подавать в своем баре. «Двойную порцию дождя, мистер Виченте.
Завтра утром я позвоню миссис Виченте и расскажу, что ее муж — сутенер, сводит клиентов с гулящими негритянками».
Эвелин быстро шла по скользкому тротуару, тело ее было легким, оно качалось, точно пробка на взбаламученных волнах ее эмоций.
Люди, толпившиеся в подъездах и под тентами, смотрели на нее с любопытством. Она знала, что они удивляются: не так часто увидишь веселую хорошенькую девушку, бегущую в одиночестве под дождем. Им было невдомек, что дождь не может коснуться ее, потому что она непромокаемая, и лишь немногие умники догадывались, почему она не устает и не сбивается с дыхания. А дело было в том, что ее тело двигалось на новом топливе — на невидимых лучах, рассеянных в ночном воздухе. Случалось, какой-нибудь умник следовал за ней, чтобы открыть ее секрет, увидеть, как она заправляется топливом, но подобных соглядатаев нетрудно было провести, и она всегда от них ускользала. Лишь в величайшей тайне пополняла запасы лучистой энергии, глубоко вдыхая воздух сначала через одну ноздрю, потом через другую, чтобы удалить из себя раздражители.
Она пошла по бульвару на восток, по направлению к Вейн-стрит. Пункт назначения не был определен заранее. Где-нибудь здесь найдется небольшой бар с телефонной кабиной.
Эвелин бросилась было переходить улицу на красный свет, но какая-то женщина крикнула на нее из проезжавшего автомобиля, а стоявший сзади мужчина схватил ее за пальто и втащил обратно на тротуар.
— Смотри, куда идешь, сестренка.
Она обернулась. Лицо мужчины было наполовину скрыто поднятым воротником плаща и опущенными полями широкополой зеленой фетровой шляпы. Вода стекала со шляпы водопадом.
— Спасибо, — сказала Эвелин. — Большое спасибо.
Мужчина прикоснулся кончиками пальцев к полям шляпы.
— Не за что.
— Возможно, вы спасли мне жизнь. Я не знаю, как…
— Забудьте об этом.
Свет сменился на зеленый. Мужчина прошел мимо Эвелин на другую сторону улицы.
Этот эпизод занял не более полуминуты, но в ее сознании он стал шириться, составлявшие его клетки разрастались с быстротой злокачественной опухоли, и вот в мозгу Эвелин для разума уже не осталось места. Полминуты превратились в час, красный свет светофора обернулся Судьбой, прикосновение руки незнакомца к рукаву ее пальто стало объятием. И она вспоминала взгляды, которыми они не обменивались, слова, которые не были сказаны: любимый, дорогая, обожаемый, красавица.
О, дорогой, подожди меня. Я иду. Подожди. Любимый. Дорогой.
И Эвелин, промокшая до костей, выбившаяся из сил, дрожащая от холода, потерянная в ночи, снова побежала.
Люди смотрели на нее. Некоторые думали, она больна, другие — что она пьяна, но никто ничего не делал. Никто не предложил свою помощь.
Она заправилась топливом между гостиницей и кинотеатром. Укрывшись за рядом мусорных ящиков, сделала глубокий вдох через одну ноздрю, выдох — через другую, чтобы вывести из себя раздражители. Единственным свидетелем был тощий серый кот с равнодушными янтарными глазами.
Вдохнуть. Задержать дыхание. Сосчитать до четырех.
Выдохнуть. Задержать дыхание. Сосчитать до трех.
Это нужно проделывать медленно и тщательно. Очень важен счет. Четыре плюс три — семь. Все цифры в итоге должны составлять семь.
Вдохнуть. Задержать дыхание. Сосчитать до четырех.
К тому времени, когда Эвелин закончила заправку, она совершенно забыла о возлюбленном. Последнее, что она помнила, было имя Флориан Виченте, имя хозяина бара, который обозвал ее грубыми словами, из-за того что она открыла его секрет, заключавшийся в том, что он — сутенер чернокожих проституток. Какой удар будет для его жены, когда она об этом узнает. Но бедной женщине необходимо помочь, нужно во что бы то ни стало сказать ей правду, слово правды нельзя держать взаперти.
Качая головой из сострадания к бедной миссис Виченте, Эвелин прошла по аллее к задней двери гостиничного бара. Она бывала здесь раньше.
Заказала мартини, потому что в этом слове семь букв.
Молодой человек, сидевший за стойкой рядом с ней, повернулся и посмотрел на нее:
— Все еще льет дождь, да?
— Да, — вежливо ответила она. — Правда, для меня это неважно.
— Для меня-то еще как важно. Мне надо…
— А для меня — нет. Я водонепроницаемая.
Молодой человек засмеялся. Чем-то его смех и мелкие зубы напомнили ей Дугласа.
— Я не шучу, — сказала она. — Я действительно водонепроницаемая.
— Тем лучше для вас. — Молодой человек подмигнул бармену. — Хотел бы и я быть водонепроницаемым, тогда я смог бы пойти домой. Расскажите нам, леди, как вы этого добились.
— Я ничего не делаю. Это случается само по себе.
— Вот это да!
— Само происходит.
— Ну и ну!
Молодой человек продолжал смеяться. Эвелин отвернулась от него. Не стоит обращать внимание на невежественного дурачка, у которого зубы как у Дугласа. Если бы он пристал к ней, начал грубить, как мистер Виченте, она выведала бы его имя и преподала ему урок. А пока что ей предстояла другая работа.
