Юлия Латынина - Только голуби летают бесплатно
Стас вышел из машины, не дожидаясь, пока ему откроют дверцу, и поднялся в дом. Он помог Ане снять пальто и бросил его под вешалку, потому что пальто было все грязное и мокрое после того, как собровец подставил ей подножку и она упала.
Телевизор в гостиной был приглушен, но не выключен, и на экране картинки беззвучно сменяли друг друга. В баре Стас отыскал бутылку, плеснул коньяку в два стакана и подал один Ане.
– Выпей.
Аня отрицательно мотнула головой.
– Я не пью.
– Выпей. Ты вся дрожишь.
Аня отрицательно покачала головой. Стас раздраженно пожал плечами и пригубил свой стакан.
– А если бы это был настоящий киллер? – спросил Стас. – И он бы грохнул тебя в конце разговора?
Аня опустила голову.
– Тебе сколько лет? – заорал Стас. – Твоего отца завалили, тебе звонит человек, обзывается киллером, просит сорок штук, и ты бежишь к нему, оставив охрану, оставив всех! Почему ты меня не предупредила?!
Аня упрямо вздернула подбородок.
– А если бы это был настоящий киллер, и его послал ты?!
– Ты что, думаешь, что я убил твоего отца?
Аня молчала.
– А если бы это был не тупой следак, который хотел срубить бабла на стороне, а чекисты?
– Какие чекисты?
– Которые к тебе приходили. Ты думаешь, я не в курсе? Ты думаешь, им было бы сложно все красиво развести? Ты бы тоже не дала мне шанса оправдаться?
– Ты… ты знаешь…
– Твой отец действительно пришел к чекистам. Потому что, извини, Аня, я не хотел этого говорить, но твой отец в своей жизни кинул всех, с кем его сводила судьба. И Никитина он кинул один раз, и хотел кинуть второй: он получил деньги за товар, а потом хотел забрать товар обратно. И с этим он пришел к отморозкам в погонах.
– А к тебе он почему не пришел?
– Потому что я не чекист, а сейчас – не 91-й. Извини, да, я не хотел больше работать с простуженным коммерсантом. Мне надоело за него каждый день разбираться, когда он кинет кого-нибудь на очередные пол-лимона. Да, я хотел, чтобы он продал бизнес Никитину.
– Вашему Никитину.
– Да Никитин в свой бизнес бандитов на дух не пускает! Ему бандиты по жизни не нужны. Он людей выжимает, он их не кидает. Где мне место в бизнесе Никитина? За компьютером сидеть, оптимизировать пассажиропотоки? Стюардесс проверять, чтобы они обеды не потрошили? В этом бизнес Никитина! У него нет бизнеса – взять сто тонн керосина и два года тянуть с оплатой.
– Так что же вы хотели?
– Выйти из этого бизнеса. Все. Получили бабки, я получил свои двадцать пять, разбежались.
– Тогда тем более, – сказала Аня, – если отец получил деньги и хотел забрать еще и самолеты, кто его мог убить, как не вы?
Стас встряхнул Аню.
– Слушай, если я убил твоего отца, на кой я сделал тебя директором компании?
– Я – наследница.
– Ты наследница через шесть месяцев! Ну и получила бы ты ее через шесть месяцев, то, что останется! Они все мне в тот вечер телефон оборвали: «маленькая Собинова хочет быть директором». Ну хочет – пусть будет. Да я бы тебя отправил в Лондон, и все.
– И почему ж вы меня не отправили в Лондон?
Стас отвернулся к окну.
– Так почему ж вы меня не отправили в Лондон?
Стас молчал.
– Ты знаешь, – сказал тихо Стас, – я понял, что… Семен же с баблом собирался сбежать, Аня, понимаешь? И мои поэтому прихватил. Морочил голову, что сейчас переведет. Поэтому никаких следов. Это он чекистов разводил, что они вместе самолеты вернут. У него же не один план был, а два. Он не Никитина кинуть хотел, он чекистов кидал. Он бы исчез с деньгами, а чекисты бы со мной разбирались на предмет, куда я его убрал.
Стас помолчал. Повернулся к Ане.
– Ты пойми. Вот – компания-банкрот, никто не знает где деньги, отец мертв, тебя я услал в Англию. Потом приехал и сказал: «Извини, девочка, ты мне должна 25 лимонов, я так и быть тебя прощаю». Ты бы всю жизнь думала, что я убил твоего отца и украл твои деньги. Ты бы всю жизнь была влюблена в отца.
– Станислав Андреевич, разве вас заботит, что о вас думают люди?
– В данном случае – почему-то заботит, – сказал Стас.
Вскинул на нее коричневые безжалостные глаза и прибавил:
– Мне пора идти.
Они замолчали. Стас повернулся. Все в доме уже спали. Не спали только человечки в телевизоре да охранник у ворот. За стеклянными стенами гостиной были снег и ночь, и нигде – ни в пустом ноябрьском саду, ни на ночной Рублевке, ни в огромной Москве, ни в родном Лондоне – у Ани не было человека, который был бы ей дорог и которому она была бы дорога.
– Станислав Андреевич, – внезапно сказала Аня, – мне… мне страшно… сегодня… в этом доме. Может быть, вы останетесь… переночевать?
– Где? – спросил Стас.
– Ну, не знаю… здесь столько комнат…
Стас улыбнулся – одними уголками глаз.
– Хорошо, – сказал он, – я переночую… в соседней комнате.
Аня заснула необыкновенно быстро, но проснулась часов в шесть утра от чьего-то неясного присутствия. Она открыла глаза – в комнате кто-то был. Аня перекатилась на широкой кровати, мгновенно подтянув одеяло к подбородку. В комбате было очень темно, как только бывает темно в загородных домах, стоящих в лесу, и сквозь плотную челку шторы едва пробивался луч дальнего фонаря.
Возле этой шторы стоял небольшой пуфик, а у пуфика, привалившись к нему головой, спал Стас, подогнув в колене длинную босую ступню в черных спортивного покроя брюках. Если не считать босых ног, он был совершенно одет. Видимо, зашел ненадолго посмотреть на Аню, присел у пуфика и заснул.
Когда Аня проснулась к одиннадцати утра, Стаса в спальне уже не было. Он уехал около девяти.
Глава четвертая
Михаил Аркадьевич из Федерального авиационного комитета позвонил около десяти утра, и они договорились, что Аня подъедет к нему через час.
Комитет располагался на Старой площади, напротив Политехнического музея, в глубине каких-то односторонних переулков с «кирпичами» и милиционерами.
Михаил Зваркович сидел в просторном кабинете со столом красного дерева и трехцветным флагом с золотыми кистями. При виде Ани он вскочил с места и пошел ей навстречу, отражаясь в полу, затянутом сверкающим паркетом. Лицо у него было гладкое и белое, как комната после евроремонта, с пухлыми красными губами и участливым взглядом.
– Приношу глубочайшие соболезнования, – сказал Михаил Аркадьевич, ласково завладев ладошкой Ани, – мы все в комитете потрясены! Шокированы! Чай, кофе?
– Чай, – сказала Аня.
Чай явился в тонких фарфоровых чашечках вместе с хрустальной горкой сахарного песка и был расставлен изысканной секретаршей на столике для бесед. Михаил Аркадьевич усадил Аню в глубокое кресло, сам устроился напротив, доверительно кашлянул и начал:
– Мы тут с вашим отцом, Анна Семеновна, последнее время плотно общались. Государственный был человек. И была у него правильная идея, создать единый холдинг из государственных аэропортов. Федеральный авиационный узел.
– Зачем? – спросила Аня.
– Ах, Анна Семеновна, вы представляете себе, что такое аэропорт? Это же коррупция в неприкрытом виде. Вот – аэропорт «Международный». Топливозаправочный комплекс. Тридцать процентов принадлежат государству, еще тридцать – «Аэрофлоту», а остальное черт знает кому! Заправляет самолеты, в месяц уходит 120 тысяч тонн керосина. Цена керосина в России – двести долларов, а он заправляет по триста. Всех, кроме «Аэрофлота» – «Аэрофлот» заправляют по двести. Пятьдесят тысяч тонн, сто лишних долларов с тонны, – это пять миллионов в месяц! Куда? Неизвестно. Или вот летит рейс. Чтобы он летел в удобное время, с него взятку берут. А дьюти-фри? А ресторанчики? А бутики? Да сто долларов за керосин – это еще цветочки! А вы знаете, Анна Семеновна, как с едой мухлюют? А с медицинским освидетельствованием перед рейсами? А ваш отец все это знал! И готов был с этим бороться!
– В каком аэропорту?
– Да я же говорю, Анна Семеновна, во всех сразу! В Пулкове, в Шереметьево, в «Международном»! Ваш отец планировал все это собрать в единый государственный холдинг и навести порядок. Вот! Мы уже подготовили все… Пять миллионов долларов в месяц! Только с одного ТЗК и только в одном аэропорту!
– И кто же должен был стать во главе холдинга?
– Ваш отец.
– А отца… за это могли убить? – спросила Аня.
Лицо Зварковича сделалось таинственным и торжественным.
– Могли, – сказал он, – Никитин, что греха таить, знал об этом проекте.
– А Никитин тут при чем? У него же частный аэропорт.
– Ну и что? А приватизирован с грубейшими нарушениями! За копейки, и копейки, заметьте, неоплаченные!
– И что же теперь будет с вашим федеральным узлом? – спросила Аня.
– Теперь… теперь я так вам скажу, Анна Семеновна, что те, кто болеют душой за государство, этого дела не бросят. Хотя есть враги. Страшные! Вон, Никитин уже мне звонил. «Голову оторву, – сказал, – будешь, где Собинов».
