Дафна дю Морье - Ребекка
Вряд ли мысль о такой возможности посещала меня даже в самых безудержных мечтах. Однажды, когда мы ехали с ним миля за милей, не обмениваясь ни словом, я стала сочинять про себя бессвязную историю о том, как он очень серьезно заболел, кажется, горячкой, и послал за мной, и я за ним ухаживала. Я только дошла до того места в той истории, когда смачивала ему виски одеколоном, как мы вернулись в отель, и на этом все кончилось. А еще как-то раз я вообразила, будто живу в сторожке у ворот Мэндерли, и он иногда заходит ко мне в гости и сидит перед очагом. Этот неожиданный разговор о браке озадачил меня, даже несколько, я думаю, напугал. Словно тебе сделал предложение король. В этом было что-то неестественное. А он продолжал есть джем, словно все так и должно быть. В книгах мужчины становились при этом перед женщинами на колени, и в окно светила луна. Не за завтраком. Не так.
— Похоже, что мое предложение не очень пришлось тебе по вкусу, — сказал он. — Сожалею. Мне казалось, ты любишь меня. Хороший щелчок по моему тщеславию.
— Я правда люблю вас. Я люблю вас ужасно. Вы сделали меня очень несчастной, и я проплакала всю ночь, потому что я думала, я больше вас никогда не увижу.
Помню, когда я сказала это, он рассмеялся и протянул ко мне руку через стол.
— Благослови тебя Боже за твои слова, — сказал он. — Когда-нибудь, когда ты достигнешь тридцати шести лет — величественного возраста, который, как ты сказала, является пределом твоих мечтаний, — я припомню тебе об этой минуте. И ты мне не поверишь. Как жаль, что ты не можешь не взрослеть.
Мне уже было стыдно, и я сердилась на него за его смех. Значит, женщины не признаются мужчинам в таких вещах. Мне надо было еще многому учиться.
— Выходит, решено, да? — сказал он, продолжая расправляться с тостом и джемом. — Вместо того, чтобы быть компаньонкой миссис Ван-Хоппер, будешь компаньонкой мне, и обязанности твои останутся почти те же… Я тоже люблю новые книги из библиотеки и цветы в гостиной… и безик после обеда. Разница лишь в том, что я употребляю не английскую соль, а крушину, и тебе придется следить, чтобы у меня всегда был хороший запас моей любимой зубной пасты.
Я барабанила пальцем по столу, я ничего не понимала, ни его, ни себя. Он все еще смеется надо мной? Это шутка? Он поднял глаза и увидел тревогу у меня на лице.
— Я безобразно веду себя, да? — сказал он. — Разве так делают предложения?! Мы должны были бы сидеть в оранжерее, ты — в белом платье с розой в руке, а издалека доносились бы звуки вальса. На скрипке. И я должен был бы страстно объясняться тебе в любви позади пальмы. Ты так все это себе представляешь? Тогда бы ты почувствовала, что получила все сполна. Бедная девочка. Просто стыд и срам. Ну, неважно, я увезу тебя на медовый месяц в Венецию, и мы будем держаться за руки в гондоле. Но мы не останемся там надолго, потому что я хочу показать тебе Мэндерли.
Он хочет показать мне Мэндерли… И внезапно я осознала, что это действительно произойдет, я стану его женой, мы будем гулять вместе в саду, пройдем по тропинке к морю, к усеянному галькой берегу. Я уже видела, как стою после завтрака на ступенях, глядя, какая погода, кидая крошки птицам, а позднее, в шляпе с большими полями, с длинными ножницами в руках выхожу в сад и срезаю цветы для дома. Теперь я знала, почему купила в детстве ту открытку. Это было предчувствие, неведомый мне самой шаг в будущее.
Он хочет показать мне Мэндерли… Воображение мое разыгралось, передо мной одна за другой замелькали картины, возникли какие-то фигуры… и все это время он ел мандарин, не спуская с меня глаз и подкладывая мне время от времени дольку. Вот мы в толпе людей, и он произносит: «Вы, кажется, еще не знакомы с моей женой». Миссис де Уинтер. Я буду миссис де Уинтер. Я подумала, как это будет звучать, как будет выглядеть подпись на чеках торговцам и на письмах с приглашением к обеду. Я слышала, как говорю по телефону: «Почему бы вам не приехать в Мэндерли в конце следующей недели?» Люди, всегда масса людей. «О, она просто обворожительна. Вы должны с ней познакомиться…» Это обо мне — шепоток, пробегающий в толпе, и я отворачиваюсь, делая вид, что ничего не слышала.
Прогулка в домик привратника, в руке корзинка с виноградом и персиками для его прихворнувшей престарелой матушки. Ее руки протянуты ко мне: «Благослови вас господь, мадам, вы так добры», — и я в ответ: «Присылайте к нам за всем, что вам может понадобиться». Миссис де Уинтер. Я видела полированный стол в столовой и высокие свечи. Максим во главе стола. Прием на двадцать четыре персоны. У меня в волосах цветок. Все глядят на меня, подняв бокалы. «За здоровье новобрачной». А потом, после их отъезда, Максим: «Я еще никогда не видел тебя такой прелестной». Большие прохладные комнаты полны цветов. Моя спальня зимой, с горящим камином. Стук в дверь. Входит незнакомая женщина, она улыбается, это сестра Максима. «Просто удивительно, каким вы его сделали счастливым, все в таком восторге, вы имеете огромный успех!» — говорит она. Миссис де Уинтер. Я буду миссис де Уинтер…
— Эти дольки кислые, я бы не стал их есть, — сказал он, я уставилась на него — до меня с трудом дошел смысл его слов, — затем посмотрела на четвертушку мандарина, лежащую передо мной на тарелке. Она была жесткой и светлой. Он прав. Мандарин был очень кислый. Во рту у меня щипало и горчило, а я только сейчас это заметила.
— Кто сообщит миссис Ван-Хоппер, я или ты? — спросил он.
Он складывал салфетку, отодвигал тарелки, и я поразилась, как он может говорить так небрежно, словно все это не имеет особого значения, просто небольшое изменение планов. Когда для меня это было бомбой, разорвавшейся на тысячи осколков.
— Скажите лучше вы, — попросила я. — Она так будет сердиться.
Мы встали из-за стола, я — красная, возбужденная, дрожа от предвкушения. Может быть, он расскажет официанту, возьмет, улыбаясь, мою руку и, проговорит: «Вы должны нас поздравить. Мы с мадемуазель собираемся вступить в брак». Все остальные официанты тоже это услышат, станут кланяться нам и улыбаться. Мы пройдем в гостиную, а за нами покатится волной взволнованный говорок, трепет ожидания… Но он ничего не сказал. Он ушел с террасы без единого слова, и я пошла следом за ним к лифту. Мы миновали конторку портье, и на нас никто не взглянул. Дежурный возился с какими-то бумагами и разговаривал через плечо с помощником. Он не знает, подумала я, что я буду миссис де Уинтер. Я буду жить в Мэндерли. Мэндерли будет мой. Мы поднялись в лифте на второй этаж и прошли по коридору. Он взял меня за руку и стал раскачивать ее взад-вперед.
— Сорок два звучит для тебя очень страшно? — спросил он.
— Вовсе нет, — сказала я быстро, пожалуй, даже слишком быстро и горячо. — Я не люблю молодых людей.
— Ты не была знакома ни с одним из них.
Мы подошли к дверям номера.
— Пожалуй, я лучше справлюсь с этим один, — сказал он. — Скажи мне кое-что: ты не возражаешь, если мы поженимся через несколько дней? Тебе ведь не нужно приданое и все эти глупости? Потому что все можно устроить очень быстро. Получить разрешение, расписаться в мэрии и отправиться в машине в Венецию или куда тебе будет угодно.
— Не в церкви? — спросила я. — Не в белом платье, без подружек, колокольного звона и хора? А что скажут ваши родственники и друзья?
— Ты забыла, — сказал он. — Я уже один раз венчался в церкви.
Мы продолжали стоять перед дверью в номер, и я заметила, что газета еще торчит в почтовом ящике. Нам было некогда за завтраком читать ее.
— Ну, так как? — спросил он.
— Конечно, — ответила я. — Я просто думала, мы поженимся дома. Естественно, я и не жду венчания и гостей и всего такого.
И я улыбнулась ему. Сделала бодрое лицо.
— Вот весело будет, да? — сказала я.
Но он уже отвернулся от меня, открыл дверь, и мы очутились в номере, в небольшой прихожей.
— Это вы? — позвала миссис Ван-Хоппер из гостиной. — Куда, черт возьми, вы запропастились? Я три раза звонила в контору, и они сказали, что не видели вас.
Меня внезапно охватило желание рассмеяться, заплакать, сделать и то и другое одновременно, и вместе с тем засосало под ложечкой. Мне захотелось на один безумный миг, чтобы ничего этого не происходило, чтобы я оказалась где-нибудь одна, гуляла бы и насвистывала….
— Боюсь, во всем виноват я один, — сказал он, входя в гостиную и закрывая за собой дверь, и я услышала ее удивленный возглас.
А я пошла к себе в спальню и села у раскрытого окна. Я чувствовала себя так, словно жду в приемной врача. Мне бы сейчас листать страницы журнала, рассматривать фотографии, которые мне неинтересны, и читать статьи, которые я тут же забуду, пока не выйдет сестра, бодрая и расторопная, все человеческое смыто за годы службы дезинфицирующими средствами. «Все в порядке, операция прошла вполне успешно. Нет никаких оснований волноваться. Я бы на вашем месте пошла домой и поспала».
