Жан-Кристоф Гранже - Багровые реки
— У вас права нет входить сюда.
Карим рассеянно кивнул. Утренний воздух и свет уже бесследно прогнали его страхи.
— Ладно, ладно, старина, не будем спорить. Полиция всегда в своем праве.
Сторож скривил губы, еле видные в клочковатой бороде. От него пахло спиртным и мокрой глиной. Карим продолжал:
— О'кей, расскажите мне все, что знаете. В котором часу вы это обнаружили?
Сторож со вздохом ответил:
— Да вот… пришел в шесть часов и увидел. Нынче днем тут у нас похороны.
— А последний раз вы когда здесь проходили?
— Да в пятницу.
— Значит, склеп могли открыть в выходные в любое время?
— Оно так, да только, я думаю, лезли сегодня ночью.
— Почему?
— В воскресенье-то шел дождь, а в склепе сухо… Стало быть, дверь тогда еще была заперта.
— Вы живете тут рядом?
— Тут рядом никто не живет.
Араб окинул взглядом маленькое кладбище, дышавшее безмятежным покоем.
— Бродяги к вам сюда не наведывались?
— Нет.
— Ну, еще какие-нибудь подозрительные личности? Случаев вандализма не было? Черные мессы не устраивались?
— Нет.
— Расскажите мне об этом захоронении.
Сторож сплюнул на гравий.
— А чего говорить-то?
— Склеп для одного ребенка… как-то странно, правда?
— Верно, чудно.
— Вы знаете его родителей?
— Нет. Никогда не видал.
— Разве вы не работали здесь в восемьдесят втором году?
— Нет. Прежний сторож помер. — Мужчина усмехнулся. — Наш брат тоже отдает концы, как и все…
— За этим склепом, видимо, ухаживают?
— А я и не говорю, что не ухаживают. Только я их никого не вижу. Я ведь человек опытный, знаю, за сколько времени может искрошиться камень, сколько держатся цветы, будь они хоть пластмассовые. Знаю, откуда лезут сорняки, колючки и прочая пакость. Ну так вот: за этим склепом приглядывают как надо. И ходят часто. Да только я их никогда тут не заставал.
Карим снова задумался. Потом присел на корточки и взглянул на овальную рамку. Не поднимая головы, он сказал сторожу:
— Мне кажется, воры украли фотографию мальчика.
— Да ну? Что ж, может, и так.
— А вы помните лицо этого ребенка?
— Нет.
Карим выпрямился и, стягивая перчатки с рук, заключил:
— Сегодня приедет спецбригада, они снимут все отпечатки и следы. Так что намеченную церемонию придется отменить. Отговаривайтесь чем хотите — срочные работы, протечка водопровода, — но сегодня на кладбище не должно быть посторонних, ясно? И особенно журналистов.
Старик кивнул. Карим уже шел к воротам.
Где-то вдали колокол лениво прозвонил девять раз.
9
До того как ехать в комиссариат и писать отчет, Карим решил снова заглянуть в школу. Солнце уже разбросало на крышам рыжие лучи. Сыщик опять подумал, что день обещал быть прекрасным, и от этой банальной мысли ему стало тошно. Войдя в школу, он спросил у директрисы:
— Не учился ли у вас тут в восьмидесятые годы мальчик по имени Жюд Итэро?
Женщина кокетливо промурлыкала, играя широкими рукавами своего кардигана:
— Уже взяли след, инспектор?
— Пожалуйста, ответьте мне.
— Ах да… Нужно проверить в архиве.
— Пошли посмотрим. Сейчас же.
Директриса снова привела Карима в свой кабинет-оранжерею.
— Вы сказали, восьмидесятые годы? — переспросила она, водя пальцем по корешкам журналов на полке.
— Восемьдесят второй, восемьдесят первый и так далее, — ответил Карим.
Внезапно он почувствовал ее замешательство.
— Что случилось?
— Как странно! Сегодня утром я не заметила…
— Что именно?
— Журналы… как раз за восемьдесят первый и восемьдесят второй годы… Они исчезли.
Отстранив директрису, Карим стал внимательно разглядывать темные корешки. На каждом значилась дата. Вот 1979-й, 1980-й… И верно: две следующие цифры отсутствовали.
— Что записывают в этих журналах? — спросил Карим, листая один из них.
— Фамилии учеников. Заметки учителей. Это как бы дневник школьной жизни.
Карим открыл журнал за 1980 год и взглянул на список учеников.
— Если ребенку исполнилось в восьмидесятом году восемь лет, в каком он был классе?
— В начальном втором. Или даже в первом среднем.
Карим пробежал глазами список; Жюда Итэро там не было.
Он спросил:
— А есть ли в школе другая документация, дающая сведения об учениках восемьдесят первого и восемьдесят второго годов?
Директриса задумалась.
— Нужно посмотреть наверху… Там есть, например, списки детей, питающихся в нашей столовой. Или отчеты о медицинских осмотрах. Это все хранится на чердаке. Пройдемте со мной. Там никто никогда не бывает.
Директриса была явно возбуждена этими поисками. Они поднялись наверх, прошли по узкому коридору и остановились у железной двери. И тут женщина застыла в изумлении.
— Не может быть! — воскликнула она. — Смотрите, эту дверь тоже взломали…
Карим исследовал замок. Дверь была не взломана, а отперта, и притом весьма умело. Полицейский шагнул внутрь. Чердак представлял собой обширную мансарду, освещаемую лишь зарешеченным слуховым оконцем. Металлические стеллажи были забиты связками бумаг и папками; от запаха сухой пыли у Карима запершило в горле.
— Где папки за восемьдесят первый и восемьдесят второй годы? — спросил он.
Директриса молча подошла к одной из полок и стала рыться в слежавшихся стопках бумаг. Эта операция заняла несколько минут, после чего женщина уверенно объявила:
— Они тоже исчезли.
У Карима пробежал холодок по спине. Школа. Кладбище. 1981–1982 годы. Мальчик по имени Жюд Итэро. Все эти элементы складывались в единое целое. Он продолжал расспросы:
— Вы уже работали здесь в восемьдесят первом году?
Женщина состроила кокетливо-укоризненную гримаску.
— Ну что вы, инспектор! Я тогда еще была студенткой…
— Тогда, может быть, старожилы рассказывали вам о каких-нибудь странных происшествиях того времени?
— Нет. Что, собственно, вы имеете в виду?
— Например, смерть одного из учеников.
— Нет-нет, таких историй я не слышала. Но я могу узнать, если хотите…
— Где?
— Да в отделе образования нашего департамента.
— Не могли бы вы навести еще такие справки: учился ли в те годы в вашей школе мальчик по имени Жюд Итэро?
Директриса буквально задыхалась от волнения и энтузиазма.
— Конечно… никаких проблем, инспектор! Я непременно…
— Узнайте поскорее. Я заеду через час.
Карим сбежал было по лестнице, но на полдороге остановился и добавил:
— Кстати, еще кое-что для вашей «криминальной» эрудиции: к полицейским теперь обращаются не «инспектор», а «офицер». Как в Америке.
Директриса изумленно смотрела вслед исчезающей тени.
* * *Среди полицейских Сарзака Карим меньше всех презирал своего шефа Крозье. Не потому, что тот был его прямым начальником, просто Крозье прекрасно знал свое дело и нередко демонстрировал интуицию прирожденного сыщика.
Анри Крозье, пятидесяти четырех лет, уроженец Ло и отставной военный, работал в местной полиции уже лет двадцать. Приплюснутый нос, тщательно прилизанные волосы, суровое, непроницаемое лицо. При этом он мог неожиданно проявить доброту и человечность. Крозье жил одиноко, без жены и детей, и нужно было обладать поистине неуемной фантазией, чтобы вообразить его в кругу семьи. Это одиночество сближало его с Каримом, но на том их сходство и кончалось. В остальном шеф был типичным провинциальным полицейским и типичным французом. Чем-то вроде гончей, стремящейся превратиться в немецкую овчарку.
Карим коротко постучал и вошел. Кабинет, заставленный металлическими шкафчиками-картотеками, насквозь пропах душистым трубочным табаком. Стены были завешаны дурацкими фотоплакатами, восславляющими французскую полицию. При виде этих «геройских» фигур Кариму снова стало тошно.
— Ну, что там за хреновина? — спросил Крозье, сидевший за письменным столом.
— Взлом в школе и осквернение могилы. В обоих случаях работали тихо и очень квалифицированно. Странные дела.
Крозье скривился.
— А что украли?
— В школе — пару старых классных журналов. На кладбище — пока неизвестно. Нужно бы получше осмотреть склеп…
— Ты думаешь, эти дела связаны между собой?
— Очень похоже. Два взлома в одно и то же воскресенье, в одном и том же городе… Здорово подпортит нам статистику.
Крозье начал прочищать свою почерневшую трубку. Карим усмехнулся про себя: шеф «косил» под знаменитых детективов пятидесятых годов.
— Вероятно, связь есть, — сказал он, понизив голос. — Конечно, надо сначала проверить, но…
— Я слушаю.
— В склепе захоронен мальчик с весьма оригинальным именем — Жюд Итэро. Он умер в восемьдесят втором году в возрасте десяти лет. Может, вы об этом слышали?
