Лорел Гамильтон - Цирк проклятых
Его лицо состояло из сплошных углов. Лепные скулы и твердая челюсть. Ямочки смягчали черты его лица и делали его слишком совершенным на мой вкус. Мне всегда неуютно в обществе слишком красивых мужчин. Может, низкая самооценка. Или, быть может, прекрасное лицо Жан-Клода заставляет меня ценить очень человеческое качество – несовершенство?
– Что с ним? – спросила я.
– С кем?
– Со Стивеном.
Он посмотрел на спящего. Стивен во сне издал какой-то тихий звук, беспомощный и перепуганный. Определенно кошмар.
– Его не надо разбудить?
– Вы имеете в виду – от сна? – спросил он.
Я кивнула.
Он улыбнулся:
– Мысль хорошая, но он еще несколько часов не проснется. Можете устроить здесь пожар, он все равно не пошевелиться.
– Почему?
– Вы, в самом деле, хотите знать?
– Конечно. Все равно мне сейчас делать нечего.
Он оглядел пустынный коридор.
– Что ж, неплохая причина.
Он откинулся назад, отыскивая голой спиной кусок стены поудобнее. Поморщился: наверное, удобной стены не бывает.
– Стивен перекинулся обратно из волка и человека меньше чем через два часа.
Это было произнесено так, будто все объясняло. Может быть, но не мне.
– И что? – спросила я.
– Обычно оборотень остается в обличии зверя от восьми до десяти часов, потом коллапсирует и перекидывается обратно. Перекинуться раньше – это требует уйму сил.
Я поглядела на спящего оборотня:
– Значит, коллапс – нормальное явление?
Ричард кивнул:
– На весь остаток ночи.
– Не слишком хороший метод выживания, – заметила я.
– После коллапса большинство вервольфов слабее осенней мухи. Тогда их и отлавливали охотники.
– Откуда вы столько знаете о ликантропах?
– Это моя работа. Я преподаю естественные науки в средних классах местной школы.
Я на него уставилась:
– Вы – школьный учитель?
– Да. – Он улыбнулся. – Вас это удивляет?
Я покачала головой:
– Как это школьный учитель оказался в компании вампиров и вервольфов?
– Что я могу сказать? Повезло.
Я не могла не улыбнуться:
– Это не объясняет, откуда вы знаете про оборотней.
– Я прослушал курс в колледже.
Я снова покачала головой:
– Я тоже, но я не знала, что оборотни впадают в коллапс.
– У вас диплом по противоестественной биологии? – спросил он.
– Ага.
– У меня тоже.
– Так почему же вы знаете про ликантропов больше меня?
Стивен пошевелился во сне, отбросив здоровую руку в сторону. Одеяло соскользнуло, открыв живот и часть бедра.
Ричард поправил одеяло на нем, как на ребенке.
– Мы со Стивеном давно дружим. Ручаюсь, вы знаете о зомби такое, чего я в колледже узнать не мог.
– Наверное, – сказала я. – А Стивен тоже учитель?
– Нет. – Он улыбнулся, но улыбка это не была приятной. – Школьные советы косо смотрят на учителей – ликантропов.
– По закону они не имеют права этого запрещать.
– Это да, – ответил он. – Последнему учителю, который посмел учить их драгоценных крошек, они бросили в окно зажигательную бомбу. Ликантроп не заразен, пока он в человеческом обличье.
– Это я знаю.
Он покачал головой.
– Извините, для меня это больной вопрос.
Мой любимый проект – права для зомби; почему не может быть своего любимого проекта у Ричарда? Равные права для мохнатых при найме на работу. Я это понимаю.
– Вы очень тактичны, ma petite. Вот никогда бы не подумал.
В коридоре стоял Жан-Клод. Я не слышала, как он подошел. Да, но я отвлеклась на разговор с Ричардом. Конечно, конечно.
– Не могли бы в следующий раз топать погромче? Надоела мне ваша манера подкрадываться.
– Я не подкрадывался, ma petite. Вы отвлеклись разговором с нашим красивым мистером Зееманом.
Голос его был приятен и мягок, как мед, и все же в нем была угроза. Она ощущалась, как холодный ветерок по спине.
– В чем дело, Жан-Клод? – спросила я.
– Дело? Какое может быть дело?
В его голосе слышались злость и какая-то горькая насмешка.
– Перестаньте, Жан-Клод.
– Что вы имеете в виду, ma petite?
– Вы сердитесь. Почему?
– Ай-ай-ай! Моя слуга на может уловить моего настроения. Стыдно. – Он присел рядом со мной. Кровь на белой сорочке засохла коричневатой коркой, залив почти всю грудь. Кружева на рукавах были похожи на засохшие коричневые цветы. – Вы желаете Ричарда, потому что он красив или потому что он человек?
Голос его упал почти до шепота, такого интимного, будто он говорил что-то совсем другое. Он умел шептать, как никто другой.
– Я не желаю Ричарда.
– Бросьте, ma petite. Не надо лгать.
Он потянулся ко мне, коснулся длинными пальцами моей щеки. На руке засохла кровь.
– У вас кровь под ногтями, – сказала я.
Он дернулся, рука сжалась в кулаке. Очко в мою пользу.
– Вы каждый раз меня отталкиваете. Почему я только с этим мирюсь?
– Не знаю, – честно ответила я. – Я все надеюсь, что я вам надоем.
– Я надеюсь, что вы будете со мной вечно, ma petite. Я бы не стал делать такое предложение, если бы думал, что вы мне наскучите.
– Я думаю, что это вы мне наскучите.
Его глаза чуть расширились. Кажется, он был действительно удивлен.
– Вы пытаетесь меня задеть?
Я подала плечами.
– Да, но, тем не менее, это правда. Меня к вам тянет, но я вас не люблю. У нас нет стимулирующих разговоров. Я не думаю целый день: надо рассказать этот анекдот Жан-Клоду, надо обсудить с ним, что сегодня было на работе. Как только вы мне даете возможность, я вас забываю. Единственное, что у нас общего, – это насилие и мертвецы. Я не думаю, что на такой основе можно строить отношения.
– Вы сегодня философичны.
Его полночно-синие глаза были в паре дюймов от моих. Ресницы как черное кружево.
– Просто я пытаюсь быть честной.
– Я не ожидал бы от вас меньшего, – сказал он. – Я знаю, как вам противна ложь. – Он бросил взгляд на Ричарда. – И как противны монстры.
– Почему вы злитесь на Ричарда? – спросила я.
– Я злюсь?
– Вы отлично знаете, что да.
– Может быть, я понял, Анита, что единственного, чего вы хотите, я вам не в силу дать.
– И чего же я хочу?
– Чтобы я был человеком, – тихо ответил он.
Я покачала головой:
– Если вы думаете, что ваш единственный недостаток – это что вы вампир, вы ошибаетесь.
– В самом деле?
– Да. Вы – эгоистичный и наглый хулиган.
– Хулиган?
Он был удивлен неподдельно.
– Вы хотите меня – и потому не можете поверить, что я вас не хочу. Ваши потребности, ваши желания важнее любых чужих.
– Вы мой слуга – человек, ma petite. Это очень осложняет наши жизни.
– Я не ваш слуга.
– Я отметил вас, Анита Блейк. Вы мой слуга.
– Нет, – ответила я.
Это было очень решительное “нет”, но живот у меня свело судорогой при мысли, что он прав я никогда от него не освобожусь.
Он глядел на меня, и глаза его были такими, как обычно, – темными, синими, прекрасными.
– Не будь вы моим слугой, я не мог бы так легко победить змеиного бога.
– Вы изнасиловали мое сознание, Жан-Клод. И мне все равно, что было тому причиной.
Но его лицу пробежала гримаса отвращения.
– Если вы применяете слово “изнасилование”, то вы знаете, что в этом виде преступления я неповинен. Николаос навязала вам себя. Она ворвалась в ваше сознание, ma petite. И если бы вы не несли в себе две мои метки, она бы вас уничтожила.
Злость закипела во мне, поднимаясь из глубины, разливаясь по спине и рукам. Меня дико подмывало дать ему по морде.
– А из-за этих меток вы можете войти в мой разум и подчинить меня себе. Вы мне говорили, что они осложняют, а не упрощают ментальные игры. Вы и об этом тоже лгали?
– Это была великая необходимость, Анита. Если не остановить эту тварь, погибло бы много народу. И я черпал мощь всюду, где мог ее обрести.
– Из меня.
– Да, ведь вы – мой слуга-человек. Просто находясь рядом с вами, вы усиливаете мою мощь. Вы это знаете.
Это я знала, но не знала, что он может качать через меня силу, как через усилитель.
– Я знаю, что я теперь для вас вроде фамилиара для ведьмы.
– Если вы позволите мне поставить две последние метки, это станет намного больше. Это будет брак плотью, кровью и духом.
– Я замечаю, вы не упомянули душу.
Он шумно выдохнул с оттенком рычания.
– Вы невыносимы!
Он явно рассердился. Отлично.
– Никогда больше не вламывайтесь в мое сознание.
– А то что? – Эти слова были вызовом, злобным и смущенным.
Я стояла на коленях рядом с ним, почти дыша ему в лицо. Чтобы не заорать, мне пришлось сделать несколько глубоких вздохов. И сказала я спокойно, тихо и зло:
– Если вы еще раз тронете меня подобным образом, я вас убью.
– Вы попытаетесь.
Его лицо было почти прижато у моему. Будто если он вдохнет, меня к нему притянет и наши губы соприкоснуться. Я помнила, какие у него мягкие губы. Какое это чувство – быть прижатой к его груди. Шероховатость его крестообразного ожога у меня под пальцами. Я отшатнулась, почти теряя сознание.
