Константин Образцов - Красные цепи
Из комнаты Роговера не слышно ни звука, лишь слабо потрескивает огонь в печке-буржуйке. Я замираю, останавливая дыхание и замедляя биение сердца. Тишина, только пламя копошится на обугленных поленьях.
Я вхожу. Жаркую тьму едва рассеивает свет нескольких зажженных свечей. Теснятся вокруг книжные полки с тяжелыми ветхими томами, слипшимися в плотные ряды, и небольшими темными сосудами, тускло блестящими в пыльном мраке. Старинная мебель, драпировка, тяжелые портьеры на окнах. Я подхожу к высокому деревянному пюпитру. На нем по-прежнему лежит большая древняя книга, но на этот раз она закрыта. Я опускаю правую руку с пистолетом, а левой осторожно приподнимаю затертый кожаный переплет. На первой странице я вижу надпись, сделанную причудливой, но уже знакомой мне вязью: DEARG CEANGAL. Я переворачиваю еще несколько пожелтевших пергаментных листов, пропитанных временем и тяжестью темного знания, и слышу, как за спиной отчетливо и сухо звучит щелчок взведенного курка.
— Здравствуйте, лорд Марвер, — говорю я и оборачиваюсь.
* * *Волны адреналина в крови шумели, как штормовое море. Алина резко затормозила у входа в «Данко», выволокла из машины тяжелый вьюк с огнеметом и с трудом повесила его себе на плечо. Широкая лямка больно врезалась в тело.
Дверь в медицинский центр была приоткрыта, и ветер уже нанес снег в узкую темную щель. Алина надавила плечом на массивный створ и вошла.
Тусклая лампочка дежурного освещения едва рассеивала полумрак. Вокруг сгустилась тревожная тишина ожидания. Золоченые львы отрешенно взирали пустыми глазами куда-то вдаль, за границы зримого мира. На ступенях лестницы тускло блестели лужицы жидкой грязи, одна за другой вытягиваясь в тонкую цепочку следов. Кто-то вошел сюда, и минуло достаточно времени, чтобы следы обуви стали просто крупными каплями влаги, но и не так много, чтобы они исчезли совсем. Снова люди Кардинала? Или кто-то другой наведался ненастной ночью в опустевшее здание клиники?
Алина помедлила и достала из кармана пистолет. Сверху, со стороны зияющего дверного проема, по-прежнему не доносилось ни звука. Она прошла вперед и остановилась у сторожевого поста. Темное зеркальное стекло было непроницаемо черным. Алина осторожно подошла к двери и нажала на ручку замка.
Внутри было пусто, только стоял потертый вращающийся стул на колесиках и на столе рядом с телефонами лежал забытый журнал с кроссвордами. В дальнем углу, прислоненный к стене, все так же стоял дробовик. Алина еще раз взглянула на влажные следы на ступенях, подумала и вошла внутрь.
Свет далекой лампы едва проникал сюда сквозь затемненное стекло. Алина убрала пистолет обратно в карман, прошла в угол и взяла стоящее там ружье: восьмизарядный «Моссберг-500» с прикладом из черного пластика. Похожее оружие, только охотничье, она видела у отца во время одной из их поездок на стрельбище. Она подошла к столу и, держа ружье на весу, резко передернула затвор. На столешницу выпал крупный патрон с картечью. Заряжено. Алина еще раз со звонким клацаньем щелкнула затвором, потом еще и еще, пока все патроны не высыпались на стол один за другим из опустевшего магазина, аккуратно собрала их вместе и пересчитала. Все восемь были на месте.
«Сколько у тебя осталось патронов в пистолете?» — спросил Гронский. «Не знаю… не помню… — Она и правда не знала, а даже если бы и так, то вряд ли смогла бы сообразить после того, как минуту назад всадила пулю в грудь ламии. — Я стреляла два раза на заводе, потом сейчас два раза, и…» — «Здесь ты выстрелила пять раз, а всего семь. Значит, осталось еще восемь патронов. У тебя есть запасная обойма?» «Да, — и она похлопала себя по карману, — с собой». «Заряди полную обойму и запомни, сколько осталось в другой. Всегда считай патроны. Они имеют свойство заканчиваться в самый неподходящий момент».
Пятнадцать в пистолете и еще восемь в запасной обойме. Она это запомнила. А теперь еще восемь в дробовике. Алина аккуратно зарядила патроны с картечью обратно в «моссберг» и мельком взглянула на свое отражение в темном стекле: в руках помповое ружье, на плече огнемет, из кармана торчит рукоять пистолета. Алина коммандос. По губам скользнула невольная улыбка.
Она вышла из будки и стала подниматься вверх по ступеням, инстинктивно стараясь не наступать на блестящие влагой следы. Приглушенный звук шагов казался пугающе громким, как будто выдавал ее присутствие тем, кому совершенно не нужно об этом знать. Алина дошла до конца лестницы и оказалась в полутемном вестибюле первого этажа. Сейчас он казался гораздо больше, чем раньше: пустынный, скудно освещенный неживым светом редких дежурных ламп, наполненный неподвижной тишиной. Длинные стойки регистратуры и пустой гардероб вызывали в памяти образы заброшенного отеля из какого-то страшного фильма.
Грязноватые следы вели через ковровую дорожку к широкой лестнице на верхние этажи. Алина прошла через холл и стала подниматься, но вдруг остановилась и замерла, прислушиваясь: откуда-то из гулкой пустоты оставшегося позади вестибюля донесся тихий, но отчетливый звук, как будто что-то легкое и металлическое упало на плиточный пол. Алина стояла, не шелохнувшись. Тяжелые удары сердца шумом отдавались в ушах. Через мгновение звук повторился, а потом вдруг раздался еще один, короткий и отрывистый, словно кто-то толкнул и сразу остановил железные носилки на колесиках, прокатившиеся по керамической плитке. Алина повернулась в сторону холла и направила чуть дрожащее дуло дробовика вниз. Прошла минута, другая, но звуки больше не повторялись, и она снова пошла вверх по лестнице, глубоким дыханием стараясь выровнять бешеное биение сердца.
Следы на лестнице постепенно исчезли. Алина дошла до входа в коридор последнего этажа, где располагались апартаменты ее бывшего шефа. Сквозь густой сумрак вдалеке виднелась приемная, за которой чернел прямоугольник открытой двери. Если выстрелить из огнемета прямо отсюда, с того места, где она стоит, то заряд зажигательной смеси влетит точно в открытый кабинет и разнесет его вместе с приемной, а у нее будет достаточно времени, чтобы уйти до того, как пожар охватит все здание. Алина кивнула и взялась за лямку тяжелого вьюка за спиной.
И остановилась. Из кабинета Кобота донесся едва слышный слабый звук. Алина отпустила ремень огнемета, повесила на другое плечо дробовик — его тяжесть чуть уравновесила давящий груз «Шмеля» — и достала пистолет.
Звук повторился, приглушенный и какой-то живой, как будто нечто невнятно копошилось в кромешной пустой темноте. Потом раздался тяжелый удар падения чего-то мягкого, и снова настала тишина. Алина, стараясь ступать как можно тише по толстому пыльному ковру, медленно пошла по коридору в сторону приемной, перешагнула порог и замерла в нескольких шагах от открытой двери в кабинет. Оттуда снова послышался тот же негромкий звук, похожий на ритмичное приглушенное чавканье. Алина почувствовала, как взмокла ладонь, сжимающая пластиковую рукоять пистолета. Она пересекла приемную и вошла в кабинет, тускло освещенный неверным светом уличных фонарей.
В кабинете было все так же жарко. Разогретый сумрак пропитался странным и смутно знакомым металлическим запахом, смешанным с тонким ароматом алкоголя и каких-то специй, а еще — с тяжелым духом растревоженной сырой земли. Тускло поблескивали стеклянные дверцы шкафов. Мертвые головы животных на противоположных стенах смотрели перед собой, и в блестящем пластике искусственных глаз мерцали недобрые огоньки. Под большим окном справа стенная панель, закрывавшая батарею центрального отопления, была сдвинута в сторону, сама батарея выдвинута наружу и повернута перпендикулярно стене, как открытая дверь, а за нею чернел небольшой распахнутый сейф. Пол вокруг был устлан толстым слоем банкнот, рассыпавшихся из разорванных пачек, светлые прямоугольники купюр покрывали частые темные пятна. Широкая лужа растеклась на полу кабинета, в черной густой жидкости поблескивали осколки разбитого стекла. От лужи исходил тот самый резкий запах: железистый аромат крови, смешанной с вином и еще чем-то, незнакомым и неприятным. Ассиратум, подумала Алина и вздрогнула. За широким письменным столом что-то снова завозилось, и раздалось частое сырое чавканье, прозвучавшее сейчас неожиданно громко и совсем близко. Алина подняла пистолет, сделала несколько шагов вперед и осторожно заглянула за стол.
Наверное, она бы закричала, но ужас ударил внезапно и с такой силой, что из легких мгновенно вышел весь воздух, грудь сжало, а горло перехватило судорожным спазмом. На полу за столом лежал Даниил Ильич Кобот, вернее, то, что от него еще оставалось. Бледное изуродованное лицо было запрокинуто вверх и исполосовано длинными кровавыми царапинами, нижняя челюсть отсутствовала, толстый багровый лоскут языка свешивался на разорванное в клочья горло, а единственный остекленевший глаз вперился в потолок, выпученный в пароксизме боли и ужаса. Остального тела бывшего директора медицинского центра «Данко» и начальника Бюро судебно-медицинской экспертизы видно не было: на нем темными сгорбленными силуэтами восседали какие-то твари, низко опустив головы к его груди и животу и издавая утробное чавканье. Из сведенного судорогой горла Алины все-таки вырвался какой-то звук, похожий на слабый хриплый писк. Твари разом подняли головы, и она увидела их лица.
