Брижит Обер - Сумерки над Джексонвиллем. Лесной мрак
Было, наверное, около семи утра, когда в то самое воскресенье в доме Герби Уилкокса зазвонил телефон. Шериф спал, ему снился сон, и не просто сон, а Сони – как будто она вернулась и они занимаются с ней любовью на залитом солнцем поле; но тут какой–то сверчок принялся упорно стрекотать ему в ухо, а Сони вдруг стала как–то постепенно отдаляться от него… Глухо ворча, Уилкокс приподнялся на постели. Назойливый звонок явно не собирался умолкать. Накануне вечером Уилкокс выпил довольно много пива и теперь испытывал такое ощущение, словно под черепной коробкой у него расположилось настоящее стрельбище, на котором усердно упражняется целый взвод солдат. Он встал наконец с постели, потащился в гостиную, где рядом с большим цветным телевизором стоял телефон, снял трубку:
– Ну что?
– Это Бойлз, шеф. Нашли еще двоих.
– Двоих – кого?
– Покойников, шеф. И опять не в лучшем виде. Мне никак не удается дозвониться до доктора Льюиса.
– Где ты сейчас?
– В старой риге. Меня вызвали туристы; они тут решили прогуляться по каньонам и случайно наткнулись на все это. Настоящая бойня, шеф. Хорошо бы вы приехали, и как можно скорее.
– Сейчас буду.
Уилкокс повесил трубку, быстро натянул порядком помятую форму, мысленно все еще пытаясь уцепиться за обрывки своего чудесного сна. Сони. Ее полное, крепкое тело. Черные, словно гагат, волосы. Ее смех, вечные шуточки, которые она отпускала клиентам у Эванса вместе со сдачей.
Они прожили вместе четыре года, а потом она объявила, что с нее хватит. Единственная постоянная связь с женщиной в его жизни. Но он был всего лишь старый несносный медведь, и Сони уехала в Лос–Анджелес. По последним дошедшим до него сведениям, она стала там владелицей лавочки подержанной одежды, дела у нее шли совсем неплохо, к тому же она завела грандиозный роман с охранником одного большого магазина. Убежденная антимилитаристка, Сони крутила любовь исключительно с одетыми в униформу парнями. Ладно, хватит; не время сейчас горевать по былому.
Бриться вряд ли стоит – слишком долго. Уилкокс ополоснул лицо холодной водой, открыл банку ледяной кока–колы и жадно выпил ее, проглотив остатки пиццы с испанской копченой колбасой. Теперь осталось только застегнуть пояс, проверить, заряжен ли револьвер, – и вот он уже забирается в порядком побитую и потрепанную патрульную машину. Размышляя о том, где черти носят Льюиса в семь утра, да еще в воскресенье.
Бойлз – прямой, словно кол проглотил, – стоял возле полицейской машины, сжимая в руке оружие; его черные очки в лучах солнца отбрасывали металлические отблески. Вид у него был совсем не усталый, хотя спал он не больше двух часов. Вчера вечером «Бойлз Хот Трио» играло в одном ночном ресторанчике в Кемадо, так что спать он, наверное, смог завалиться никак не раньше пяти утра; но он был на двадцать три года моложе Уилкокса и выглядел так, словно проспал целую ночь.
Как только Уилкокс открыл дверцу, он подошел к нему и, щелкнув каблуками, доложил:
– Мидли охраняет тела, шеф. А Бен дежурит в комиссариате.
Бен Картер являл собой добровольного помощника сил полиции Джексонвилля. Это был маленький щуплый человечек лет пятидесяти с жидкими волосами, обладавший вдобавок небольшим дефектом речи: он слегка шепелявил. Свои обязанности помощника полиции он совмещал с работой в баптистской церкви, к которой принадлежал. Бен не пил, не курил, не играл в азартные игры, не шутил и не смеялся; знавшие его люди не раз заключали пари на предмет того, не был ли он к тому же и девственником, однако получить точный ответ на этот вопрос никто так и не сумел.
Уилкокс медленно направился к стоявшей неподалеку риге с полуразвалившейся крышей. Откуда–то из–под почерневших от времени балок вылетела малиновка и устремилась в небо, прямо к солнцу. Уилкокс краем глаза заметил, как Бойлз снял с предохранителя и винтовку, и пистолет.
– Ну и как это выглядит?
– Скверно. Такое ощущение, будто на них напала целая банда, вооруженная пилами.
– Личности ты установил?
Бойлз вздохнул:
– Верна Хоумер и Дуг Арройо.
Уилкокс громко чертыхнулся. Верна давно уже успела осчастливить всех холостяков в округе; легенды об этой цветущей сорокалетней женщине докатились даже до ЭльПасо. Герби снял шляпу и мысленно почтил ее память добрым словом. Вряд ли ей можно было поставить в вину тот простой факт, что она очень любила все возможные радости жизни, равно как и то, что ей угораздило родиться в семье вконец опустившихся алкоголиков, единственным источником существования которых было пособие по бедности; что ей в свое время не довелось получить сколько–нибудь приличного образования, и в результате она совсем молоденькой вышла замуж за этого старого скрягу Чарли – он был на пятнадцать лет старше ее, зато жил в настоящем доме, а не в проржавевшем фургончике, со всех сторон продуваемом ветрами; нет, она нисколько не виновата в том, что наставляла ему рога с любым двуногим существом с поросшей волосами грудью в радиусе двухсот километров. Да упокоится ее душа с миром. Уилкокс надел шляпу и последовал за Бойлзом; тот тем временем продолжал рассказывать:
– Ночью Чарли позвонил в участок. С ним разговаривал Бен. Чарли беспокоился о том, что жена не вернулась домой. Ну что мог на это ответить Бен? Он, естественно, решил, что Верна развлекается где–нибудь с очередным поклонником, и поэтому сказал Чарли, чтобы тот не тревожился понапрасну: она обязательно вернется – наверняка отправилась на какую–нибудь сугубо дамскую пирушку с подругами. Чарли в ярости бросил трубку. Больше он не звонил, и Бен подумал, что Верна явилась–таки домой. И вдруг – вот это. Я сделал максимально возможное количество фотографий, – закончил он, кивнув на свой «поляроид».
Они уже дошли до того места, где, обливаясь потом, по стойке «смирно» стоял на посту Мидли, страшно похожий на бульдога, готового в любой момент вцепиться в глотку врагу.
– Вольно, приятель, – сказал Уилкокс, похлопав его по плечу.
Мидли немного расслабился, снял свою ковбойскую шляпу, от которой воняло, как от старой подушки, отер катившийся со лба пот и убрал револьвер в кобуру – грязную, словно лапы какого–нибудь политического деятеля.
Шагах в пяти позади него лежал прикрытый солдатским одеялом труп. Земля вокруг была залита кровью, уже облепленной сотнями жирных зеленых мух, – не меньшее их количество с наслаждением присосалось к серому одеялу.
Уилкокс остановился. У него не было никакого желания заглядывать под это одеяло. Ни малейшего. Поэтому он вновь вспомнил о Льюисе.
– Мидли, попытайся–ка еще раз дозвониться до доктора Льюиса.
Мидли, кивнув, бросился исполнять поручение – он был явно счастлив вернуться в машину, к своему привычному радиотелефону.
Ну что ж, делать нечего.
Уилкокс как следует вдохнул и приподнял одеяло.
Почти тут же он ощутил страшный спазм в желудке, а во рту – противный привкус желчи. Он сплюнул – как можно дальше. Бойлз молчал, как–то неестественно замерев, но сохраняя достоинство; его красивое лицо «типичного нациста», ярко освещенное почти обжигающим уже солнцем, даже не дрогнуло; «поляроид» был по–прежнему у него под мышкой.
Перед ними бок о бок лежали два тела, точнее – два торса, сплошь покрытые глубокими царапинами и следами укусов. Голова Дуга, отрезанная от тела, откатилась и лежала чуть поодаль; глаза его были широко открыты. У Верны глаза были выколоты, а язык – вырван. Груди – отрезаны. Равно как и пенис и тестикулы Дуга. У обоих не было ни рук, ни ног – лишь из плеч и тазовой области торчали обломки костей. Все вокруг было усеяно мелкими кусками мяса. Проклятая бойня. Невозможно поверить, что эти куски мяса когда–то были людьми.
Внезапно Уилкокс заметил, что в черных волосах на лобке Верны что–то пошевелилось. Он склонился над телом, прекрасно сознавая, что сам по себе факт столь внимательного разглядывания лобка зверски убитой женщины со стороны может показаться несколько комичным, но тут же с новой силой почувствовал прилив ненависти к Всевышнему, способному допускать столь жестокие вещи. Впрочем, отношения Уилкокса с Создателем всегда были довольно сложными.
На лобке Верны копошились черви. Маленькие белые червячки – таких можно увидеть на куске протухшего мяса. Или на человеческих трупах, когда они начинают разлагаться. Бойкие маленькие червячки, вылупившиеся из старательно отложенных мамой–мухой яиц. Они копошились в кудрявых черных волосках и уже разведали нужный им путь, ибо дружно, вереницей потянулись к тому самой природой проделанному отверстию, что ведет внутрь живота.
Не в силах вымолвить ни слова, Уилкокс лишь кивнул Бойлзу – тот опустился на колени, чтобы получше рассмотреть. Бойлз тоже не смог произнести ни слова – даже если бы захотел. Изо рта у него резко вырвался поток желтоватой рвоты, забрызгав ботинки. Он тотчас поднялся с колен, пристыженно вытер губы.
