Кристофер Дикки - Охота на «крота»
Я промотал эту часть пленки. Женщина махала рукой и поворачивалась, а позади нее над невысоким зданием развевался американский флаг. Я промотал всю пленку и стал смотреть ее снова. За исключением сцены с жирафами во всех эпизодах фигурировало одно и то же невысокое здание. Теперь я разглядел охрану вокруг него. Еще одна сцена с парковкой, потом — эпизод с постом охраны перед ней. И на всех кадрах блондинка в шляпе махала рукой и смеялась. Из-за шума машин было невозможно расслышать, что она говорила, но, похоже, она считала, что человек с камерой, не проронивший за все время ни слова, был самым забавным существом на земле. На записи не было даты. Но я знал, что его сняли до августа 1998 года. Здание на заднем плане было американским посольством в Найроби. 7 августа 1998 года его взорвала группа боевиков из «Аль-Каиды».
Экран стал серым, по нему побежал «снежок». Я стал искать бумагу и ручку, чтобы сделать кое-какие заметки. В комнате с компьютером я нашел огрызок карандаша и желтую оберточную бумагу.
«Más lento. Muy, muy lentamento.[10] — Голос донесся из гостиной. Голос врача. — El cinturón». Я почувствовал, как у меня внутри все похолодело. Голос был записан на пленке. «Primero, el cinturón».[11]
Глава 10
Кассета все еще крутилась. Блондинка находилась в помещении, похожем на большую комнату в отеле. Белые шторы опущены, и все же в комнате достаточно светло. На ней уже знакомая шляпа-сафари. Она смотрела на свой живот и расстегивала пуговицы на рубашке, под которой была короткая футболка, не доходившая до пупка и плотно облегавшая тяжелые груди. На футболке было что-то написано. У нее был плоский живот, и она слегка напрягла мышцы, позируя перед камерой. Блондинка расстегнула парусиновый пояс.
Женщина стояла у кровати, а на переднем плане я видел голые мужские ноги. Правая была высохшей, ее покрывали шрамы. «Дай мне пояс». Он протянул руку. Она смотрела в объектив, раскачивая перед ним поясом. Только теперь я узнал в ней Пилар.
Она сняла рубашку, бросила брюки на пол и встала перед камерой, положив руки на бедра. На ней не было ничего, кроме трусиков, шляпы и футболки. На футболке я прочитал надпись: «Дружок». Потом она сняла шляпу и потрясла головой. Светлые крашеные волосы, густые и тяжелые, как грива, каскадом упали ей на плечи.
Это была женщина, которая так тепло пожала мне руку, так больно била меня металлическим прутом и так быстро умерла. Пленка продолжала крутиться.
Она сняла футболку и трусы и стояла перед камерой нагая. В ней не было ничего возбуждающего фантазию. Никакой скромности. Обнаженная, она была полна такой же решительной самоуверенности, как и задрапированная с головы до ног. На руках и животе у нее мягко вырисовывались мускулы. Ее тело было совершенно лишено волос.
В зеркале позади нее я увидел человека с камерой. Рубашка расстегнута, без брюк, и он был явно возбужден. Но камера скрывала его лицо. Я разглядел только седые волосы и черную, с проседью, бороду.
«Положи камеру на стол», — сказал он. Она взяла продолжавшую работать камеру. Теперь было видно всю кровать, но свет, падавший из окна позади нее, превращал мужчину в темный силуэт.
Пилар развела его ноги и стала тереться о его пах, опутывая поясом его талию и связывая руки. Она поднялась на коленях, он изогнулся под ней и перевернулся на живот. Она целовала и кусала его плечи, затем — поясницу, спускаясь все ниже. Когда она приблизилась к заднице, то просунула руку между его ног и сжала член. Теперь ее язык был у него между ягодиц. Она задержалась там на некоторое время, потом стала целовать его ноги, лаская языком шрамы, потом спрыгнула с кровати и стала лизать его ступни, пальцы и… конец пленки.
— М-да, — сказал я в пустой квартире, — да ты просто больной сукин сын! Но как же ты выглядишь?
Я снова стал просматривать отдельные фрагменты пленки, где, как мне казалось, можно было бы рассмотреть его лицо. Я настраивал цвет и контрастность; самое лучшее изображение, которое мне удалось получить, было в сцене, где он лежал, распростершись на кровати, глядя в объектив камеры. Но его лицо было сильно затемнено и искажено экстазом или ужасом, а может, и тем и другим. Поэтому я не был уверен, что смог бы узнать его при встрече.
На следующее утро я отправил кассету Маркусу Гриффину, здание ведомства № 2А, Лэнгли, Виргиния. К кассете приложил записку без подписи:
«Тебе это понравится. Обязательно посмотри кино до конца. Женщина — Пилар Алшами, она умерла. Мужчина — скорее всего доктор Бассам Алшами. Он провел десять лет в сирийской тюрьме Тадмор. Возможно, участвовал в исламском сопротивлении. Теперь он торгует медом. Я уверен, что он знает, где плавают акулы».
Я послал кассету обычной почтой. Это давало мне немного свободного времени.
Южная Африка
Октябрь-ноябрь 2001 года
Глава 11
Мухи с ярко-красными глазами ползали по карте Кении, висевшей на стене благотворительного фонда помощи развивающимся странам. Карта была усеяна крошечными коричневыми точками в районе озера Виктория и на западе страны, но было трудно понять, какие из этих точек обозначали населенные пункты, а какие — засиженные мухами места. Однако опасная зона на востоке была обозначена четко: целая провинция у границы с Сомали, окрашенная в черный цвет.
— Похоже, по этой стране опасно путешествовать без охраны, — заметил я.
— Мистер Фаридун скоро примет вас. Не хотите присесть? — произнес с индийским акцентом секретарь.
— Спасибо, — сказал я и вернулся к карте. Даже в мирное время номады[12] кочевали по провинциям у границ Сомали. Но мирные времена остались теперь лишь в воспоминаниях. Войны стерли, перечертили, а затем снова стерли проходившую там границу. Сотни тысяч беженцев из Сомали прятались в окрестностях города под названием Дадааб. Засуха и наводнения, голод и жажда превратили это место в пустыню, где каждый мог найти убежище при наличии денег, оружия и покровительства правильно выбранного Бога. Посредине выкрашенного в черный цвет участка были воткнуты три маленькие булавки — проекты фонда.
— Мистер Фаридун готов принять вас, — сообщил секретарь.
За большим металлическим столом сидел человек лет сорока, в белой рубашке с короткими рукавами и галстуке, лицо — чисто выбрито. Его кожа имела серый оттенок. Он поприветствовал меня дружелюбной, но сдержанной улыбкой. Было видно, что он пытается вспомнить меня.
— Когда я был в Боснии, то носил бороду, — сказал я. — Но это было девять лет назад.
Он заглянул мне в глаза, потом посмотрел на руки, затем — снова в глаза.
— Подрывник! — вспомнил он.
— Меня так называли?
— Да, а еще Американец.
— Конечно.
— Вы были одним из тех, кто взорвал тюремный лагерь четников?
— Да.
— Потрясающе. Это, наверное, самый смелый поступок из тех, что были совершены в те дни. Вы многим спасли жизнь.
— Ладно, — отмахнулся я, — это давняя история.
Мистер Фаридун посмотрел на меня с улыбкой.
— История все учитывает, — заметил он.
— Каждый из нас получает свое, — сказал я.
— Да, — согласился он, — верно! — Он раздвинул бумаги на своем столе, словно убирал все, что разделяло нас. Затем жестом пригласил меня сесть. — Что привело вас сюда?
— Мне всегда хотелось побывать в Африке. Мой брак… понимаете, у меня возникли кое-какие личные проблемы и много свободного времени. Поэтому я и приехал.
— Зачем?
— Я прибыл сюда, как говорится, на честном слове и на одном крыле. А потом я вспомнил о вас.
— Правда?
— Да, — подтвердил я. Он знал, что я лгу. Ему просто хотелось узнать почему. — Да, — повторил я, — и пока я здесь, я могу быть вам полезен.
— Понятно, — протянул мистер Фаридун. — Хотите сказать, что вам нужна работа?
— Я хочу сказать, что если у вас найдется для меня какое-нибудь дело, которое может занять несколько недель или месяцев, то буду счастлив помочь вам. Даже на добровольных началах.
Мистер Фаридун рассмеялся:
— Вы хоть знаете, чем мы занимаемся?
Я не знал. Я даже не знал, на чьей они были стороне. Когда я увидел этого Фаридуна и его благотворительный фонд в адресной книге Абу Сейфа, то не был до конца уверен, что это тот самый человек, которого я встречал в Боснии. На Балканах было очень много благотворительных организаций, и с ними было связано слишком много народу из самых разных мест земного шара. Были люди из Саудовской Аравии, из Ирана, но попадались и более загадочные типы. Например, сотрудники Исмаилитской благотворительной конторы. А на тот момент я не имел ни малейшего представления о том, кто такие исмаилиты. Я не знал ничего о древнем культе ассасинов или современной благотворительной деятельности Ага-Хана. Мне было лишь известно, что у них был свой благотворительный проект в Боснии. Они помогали распространять среди населения пожаробезопасные печи, которые могли служить отличным прикрытием для перевозки тяжелых металлических предметов: ружей, гранатометов или даже минометов. Тогда я думал, что именно этим они и занимались. Помню, мне понравился Фаридун. Интуиция и то, что я читал об исмаилитах, подсказывали мне, что он мог дружить с британскими и индийскими спецслужбами. Или вести собственную игру. А может, он и на самом деле занимался добрыми делами. Не исключаю, что был и четвертый вариант. Я рассмеялся:
