Лев Пучков - Джихад по-русски
— Ну и что у нас там? — все так же ворчливо поинтересовался Александр Евгеньевич, не торопясь выпускать вроде бы проштрафившегося заместителя из виноватого состояния. — Коммуналка с чугунной ванной и одним толчком на восемь семей?
— Зачем обижаешь, дорогой! — аж взвизгнул Ибрагим, от возмущения путаясь в родах и числах:
— Хороший квартира, нормальный, приличный — три комната, бабка один, обстановка туда-сюда, все есть!
— А что за квартира? — несколько сбавил тон президент: услуги, между прочим, ненормативного характера, сугубо личные и экстренные к тому же — не стоит так нагнетать обстановку из-за собственной безалаберности. — Соседи, обстановка… как там? Что за бабка?
— Все нормально, все хорошо, — поспешил заверить Ибрагим. — Все прилично. Кухня, ванная, спальня — все в твоем распоряжении. В большой комнате музыкальный центр, всякие диски. Видяшник тоже есть — всякие кассеты есть. Я позвоню. Придешь, скажешь — от Ибрагима, бабка к себе в комнату спрячется — гуляй как хочешь. Она за это деньги получает. Только машину во двор загони, не бросай снаружи. Там арка есть — въезд во двор. Снаружи пацаны могут зеркало открутить или «дворники» — есть там такое. Которые во дворе машины есть, те не трогают, типа своя территория. А так — все прилично…
— Ну и славно, — отмяк сердцем Александр Евгеньевич. — Во двор так во двор. Молодец, Иба, выручил. Бывай, не кашляй…
Позвонив в гараж, президент «Иры» велел подогнать свой рабочий «Volvo-550» к парадному, а водителя отпустил, распорядившись явиться завтра как обычно. Затем спрыснулся одеколоном, надел плащ и покинул головной офис. Охранники в вестибюле, наблюдавшие за отъездом главы фирмы, восприняли факт самоличного автоводительства хозяина как нечто вполне ординарное и даже обсуждать промеж себя не стали — Александр Евгеньевич слыл большим любителем порулить и частенько обходился без услуг шофера.
— Эх, и люблю я это дело! — воодушевленно воскликнул Саша, резко разгоняясь на коротком отрезке, врубая магнитолу и с пробуксовкой и тормозным скрежетом сворачивая налево за угол. Вираж получился вполне голливудский — чуть правым фонарем телефонную будку не зацепил. Выровняв «Volvo», наш лихач утопил по шляпу педаль газа и от избытка чувств продекламировал с подвывом:
— Девки — в кучу! По ранжиру — становись! Гром гремит, земля трясется, по Москве ебун несется! Ух-х-х, я вам задам…
Да-да, уважаемый читатель, предвижу, что кое-кто на этом самом месте досадливо крякнет, испытывая горькое разочарование, а иные (которые сами такие) обрадованно воскликнут: «Ага! А что это за возгласы ненормативного характера он там издает, уподобляясь пьяному прапорщику, по недоразумению угодившему в раздевалку женской бани? И куда, вообще говоря, покатил этот президент-работяга, добродетельный отец семейства, достойный муж своей верной жены?!»
Ну что за вопросы, дорогие мои? Куда, куда… Абзацем выше написано же — за угол. Налево…
Глава 3
Принцип «меньшего зла»
…Некоторые считают, что у них доброе сердце. На самом же деле у них просто слабые нервы… Мария Э.Эшенбах
— А ну — бегом оба в машину, — распорядился Антон после недолгой паузы, отбирая у Сашко карабин и прикладываясь в сторону «таблетки». — Сашко — за руль, нога на газ, ключ на взвод. По команде — старт.
— Может, завести сразу? — проявил инициативу Сашко. — Пока прогреется, то да се…
— Нас оттуда не видно. Не стоит раньше времени привлекать внимание. И не вздумайте прудить в костер, — не оборачиваясь, произнес ровным голосом Антон.
Казачата озадаченно переглянулись: они как раз встали у костра и приспустили штаны — на предмет быстренько ликвидировать пламя как демаскирующий фактор.
— Спиной чует, — уважительно прошептал Серьга, поправляя штаны. — Во какой! А атаман сказал — кто костер оставит в дровах, быть пороту на съезжей. Скажи ему — может, он не знает?
— Все он знает, — торопливо буркнул Сашко, тоже подтягивая штаны. — Прально грит: ща прыскать учнем — дыму будет невпроворот. Аида…
«Таблетка» медленно сползла по крутояру, с грехом пополам миновала брод и встала напротив расположившихся на пикник омоновцев.
— А и вовремя же вы присели тут, хлопцы, — одобрительно заметил Антон, переводя прицел на дымящийся переносной мангал, от которого трусцой спешили трое, требовательно размахивая оружием и что-то крича. — Те же и… — хмыкнул Антон, рассматривая троицу: Колян и новенькие — «притертый» со своим водилой остались у мангала. Поближе к жратве, подальше от неприятностей. Вот он, опыт-то! — И без «и», — закончил Антон. — Просто те же. Бдительность — наше оружие… Ну-ну…
Троица между тем безотлагательно приступила к осмотру «таблетки». Подручные Коляна встали в пятнадцати метрах, направив стволы на машину, а сам «большой» отчего-то вдруг снизошел до выполнения обязанностей второго номера досмотровой группы, которого, кстати, в известных ситуациях убивают самым первым: распахнул все дверцы, поднял капот и выдворил наружу путешественников. Таковы оказалось всего двое: чеченский дед в папахе и молодая горянка, готовая, судя по остро вздувшемуся животу и замедленным неловким движениям, в любой момент подарить этому хмурому миру новую жизнь.
— Действительно, рожать везут, — успокоился Антон, мгновенно прибросив в уме расположение близлежащих населенных пунктов с той стороны границы. Национальная гордость и суверенитет — это, конечно, дело серьезное. Но в радиусе 50 км единственная цивилизованная больница — в казачьем райцентре. И чеченка из богатого тейпа: те, что попроще да победнее, по нонешней сумятице рожают дома, под присмотром бабки-повитухи…
Поставив задержанных у капота, Колян с минуту торчал у боковой двери отсека для транспортировки лежачих больных и, оживленно жестикулируя, разговаривал с кем-то, обретавшимся внутри.
— Лежачий, — предположил Антон. — Возможно, «трехсотый».[7]«Дух»?
Колян, пообщавшись с тем, кто был в салоне, достал из кармана пачку сигарет, одну заложил за ухо, а пачку, просунувшись в салон, презентовал.
— Наш «трехсотый», — с некоторым удивлением констатировал Антон. Табачком на войне делятся только с товарищами, будьте уверены, никому из противного стана и сигаретку не дадут. Разве что перед расстрелом в качестве выполнения последней просьбы. — Однако странный букет. Две нохчи и наш «трехсотый» — что бы это могло быть?
Убедившись, что в машине никто не прячется, а запрещенные к провозу предметы отсутствуют, Колян сделал знак подручным, чтобы подошли поближе, и приступил к индивидуальному осмотру граждан — иначе говоря, принялся обыскивать чеченского деда и молодую горянку.
С дедом проблем не возникло — папаху и бекешу долой, ощупал, обхлопал всего с ног до головы, помял верхнюю одежду, рубаху расстегнул до пупа: плечи и пальцы рук — к осмотру! Обнаруженный на поясе у деда нож — какой же нохча без ножа! — отобрал в качестве сувенира — нечего с холодным оружием разгуливать. Вот и все, собственно. Принять вправо, отойти на пять шагов, повернуться спиной, ждать команды. Обыскивать омоновцы умеют — работа такая.
С молодой чеченкой возникли сложности. Скидывать верхнюю одежду она не пожелала, а когда омоновец попытался ухватить даму за отворот теплой меховой куртки, она сильно ударила невежду по руке и что-то сказала — судя по изменившейся физиономии старшего досмотровой группы, явно не комплиментарного характера.
Колян раздумывал недолго: изловчившись, он ухватил-таки дамскую куртку за отворот, дернул, обрывая пуговицы, и сильно толкнул чеченку к капоту, разворачивая спиной к себе. Женщина пронзительно крикнула — слышно было даже у штабеля, на котором залег Антон. Дед чеченский отреагировал соответствующим образом — развернувшись, он скрючил перед собой руки и шустро поковылял к обидчику, намереваясь, очевидно, не откладывая в долгий ящик, преподать тому урок вежливости. Один из подручных Коляна, заученным движением рванув автомат с плеча, в два прыжка догнал деда и долбанул его прикладом в голову. Старик рухнул на колени, уперся руками в грязь и принялся мотать головой — видимо, не понял, что это с ним такое приключилось.
Второй подручный между тем поспешил на помощь «большому»: вдвоем они припечатали чеченку к капоту, содрали с нее куртку и платок и грубо обыскали, не преминув для успокоения залепить пару увесистых пощечин — женщина рвалась из их рук и пыталась кричать.
— Вояки, мать вашу, — неодобрительно процедил Антон, переводя прицел на сидевших у костра «старожилов» — «притертого» и его водилу. «Старожилы» не вмешивались, один ворочал шампуры с шашлыками, второй лениво курил, безучастно наблюдая за обыском.
