Андрей Измайлов - Трюкач
Так-то. Это проблема Гургена. И пусть он полагает: проблема Ломакина – НЕГДЕ. Пусть. Не посвящать же. Дружба – есть способность не посвящать друга в проблемы, которые он все равно не в силах решить. Решил бы свои!… Вот и пьем и закусываем, то бишь кушаем и запиваем! Жеребятимся настолько откровенно, насколько возможно меж близкими-давними друзьями.
Но к утру посиделки утомили. Ломакин склабился, маскируя сведенные зевотой челюсти. Судорога недосыпа, нетерпения, ненависти. Скорей бы уже – Гургена в такси, скорей бы уже – самому на топчан хоть на пару-ройку часиков. В отличие от Гургена, держать себя в форме для Ломакина – не напиться, а протрезветь. И…
И пусть Слой считает: именно Ломакин настолько сдрейфил, что, несмотря на гнусавые предупреждения, продрейфовал аж в Баку – ну да, время собирать камни, драгоценные. Деньги-деньги-деньги. Нужны деньги! Срочно!… Весьма правдоподобно: Газик! У меня беда… – Ва! Приезжай! – Газик! У меня серьезная беда! – Ва! Тогда быстрей приезжай!. Если бы Газик мог помочь!… Ха! Деньгами? Какие там теперь деньги? Даже не рубли. Манаты. Откуда (не оттуда ли?) и пошло: забирай свои манатки и уматывай на все четыре!
Удачно, удачно! Удачно получилось – Гургену припекло в Баку лететь! Вперед! Условие: по прибытии – телеграмму. Кому? Хоть кому! Да вот… соседям, что на Раевского: мол, долетел, сожалею, но с обратными билетами пока никак, могу задержаться… не сочтите за труд лишний раз опрыскать кактусы, ваш Ломакин. Дурацкая телеграмма свихнувшегося коллекционера суккулентов. Оно конечно, Ломакин мог звякнуть в свой Баку и уговориться о такой-подобной молнии с кем угодно из прежних знакомцев, и ее подлинность-бакинскость ни о чем не говорит: сам небось где-то тут залег. Но! У Слоя всяко существует возможность, прошерстить списки отлетевших в мир иной, то есть в ближнее зарубежье, удостовериться: да, убыл такой Ломакин именно тогда-то именно туда-то. Существует возможность у Слоя? Да. Если Антонина не лукавила по поводу возможностей Слоя-Солоненко. Не лукавила. Кудимов… Костанда… Гавриш… Хм, Ломакин…
Ломакин, возомнивший себя неприступным утесом! Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана. Всего разок и ночевала, Антонина. Назовем: ночевала. Кулуары Дома кино – час, полтора, два… Сколько длилось? Ах, знаете ли, миг! Ах, знаете ли, вечность! Не до глупостей, Ломакин!… И Антонине – отнюдь не до глупостей, однако предупредила и не слукавила.
Так что улетел Ломакин – убедись, Слой, сверив список пассажиров. И дома, на Раевского Ломакина нет – убедись, Слой. Разумеется, не сам. Разумеется нагрянут вдруг очередные гости-беженцы: а ключ он у вас, соседи, не оставлял? а не предупреждал про нас? и записки нет? тогда мы так поживем. Записки не оставлял, вот только телеграмма… живите… что ж. Соседи привыкли: у Ломакина – базар-вокзал…
Был вариант добраться до Пулково на гургеновском вольво. Но Гурген запланированно надирался – куда ему за руль? И Ломакину куда за руль – не в одиночку же Гургену надираться. Так что – такси.
Такси просигналило в срок – четыре сорок пять. Гурген приосанился, изображая собой трезвый и здоровый организм, которому ночная доза нипочем. Выглянули в окно – желтая Волга, такси. Да, вызов Шашечек на дом – услуга дороговатая, зато обоюдная гарантия: таксеру – что не случайный пассажир, способный удавку на шею набросить: пассажиру – что не обчистят до табачных крошек в карманах. Через диспетчера – и адрес вызова, и номер машины, пришедшей по вызову.
Само собой, они полупьяно засуетились, проверяя, все ли взято, ничего ли не забыто. Как водится, в последний момент, билет затерялся и обнаружился у Ломакина. Как водится, Гурген чуть было не отправился с двумя паспортами сразу. Как водится: Записная книжка!… – Вот! У Газика новый адрес, помнишь?! – Я записал! – Покажи! – Вот! Алескерыч, ты только сам про этих… р-ры… литров не забудь! – Не забуду! – Повтори! – Про риэлтеров! – Правильно! Не забудь.
Гурген на излете (или, наоборот, на взлете?!) все норовил достойно завершить жеребячью тему мощной кодой: мол, вот внизу Волга ждет, а у него, у Гургена, у самого вольво есть! Вот ты слушай, Алескерыч! Шведы, между прочим, Отказались у нас Жигули покупать, потому что по-шведски неприлично звучит, а сами нам подсунули ВУЛЬВУ! А японцы вообще обнаглели: получите – мазда!
Да-да-да! Все-все-все! Опоздаешь на самолет.
Они на пьяных преувеличенных цыпочках пробежали через прихожую-зало (не разбудить бы кого! а некого!), повозились над замком (дай я! лучше я!) и по лестнице чуть ли не кубарем. Но на выход – твердо и неторопливо. Незачем таксеру видеть, что оба… того. Во-всяком случае, провожающий был в добром уме и трезвом здравии:
– До Пулково, шеф, верно? ЛОХ 53-55, верно? На, это тебе. Довезешь его, да?
Гурген сказал Поехали! и махнул рукой.
И встать посреди Большой Морской, провожая пристальным взглядом желтую Волгу: ЛОХ 53-55, зафиксировано в памяти.
А когда такси свернуло на Исаакиевскую (далее, наверно, по Майорова), пропало из поля зрения, он все же почти совершил, глупость. Извинительную. Он позвонил. Интимные двусмысленности, двусмысленные интимности всю ночь. НЕГДЕ. Теперь есть где. Он остался и ощутил себя – один. Посреди пустого, белесого, летнего Питера. Справа – его (теперь, на неделю, его) подъезд, слева – изъеденные каменной проказой кариатиды Дома композиторов, чуть за спиной и тоже слева – бывший дом Набокова. И – телефон-автомат.
Он позвонил. Пять утра. С невольным злорадством подумал: А-а-а, то-то! Мне звонят – и черточки на АОНе! Ну и у тебя черточки будут! Ни хрена не вычислите, откуда и где я!… И тут же сказал:
– Нин! Я. Я здесь… – Задремавший инстинкт самосохранения вдруг подскочил и спросонок взревел: цыц! – Я пока здесь. Я улетаю через два часа. Если не получится, то в четырнадцать – у Невского простора. Важно. Все.
Угрызений совести по поводу раннего трезвона не возникло. Антонину он так и так не разбудил: на ночь у нее включался автоответчик, звук не транслировал, но записывал. Удобно. Проснувшись – проверяешь, не беспокоил ли кто-либо важный-незаменимый среди ночи: Хабаровск, Ташкент, Бишкек, Крыжопль, Нью- Иорк. Часовые пояса. У вас ночь? А у нас разгар рабочего дня. Примите факс. Принимаем – стартуем на автомате.
У Антонины автоответчик и факс на дому. Важная птица. Бухгалтер фирмы. Наша фирма производит хорошее впечатление… Антонина сама по себе производит хорошее впечатление…
… А он, Ломакин, теперь произвел самое плохое впечатление на Антонину. Назначил встречу и не явился. Впрочем, предупредил: улетаю. ЕСЛИ НЕ ПОЛУЧИТСЯ, встречаемся. Так что он улетел. И для Антонины тоже, ищи-свищи ее. Она явилась на встречу. Значит, для нее это важно. Минимум, небезразлично. Она явилась одна, без сопровождения из «Ауры плюс». Значит, это важно для нее как для Антонины, а не как для сотрудницы-подельницы фирмы Слоя-Солоненко. Потенциальный и полезный союзник. В худшем случае – нейтрал. Упустил Ломакин, упустил… Сначала угробил полдня на возню с достоевщиной. Потом к означенному сроку не оказался у набоковского дома. Да, но и не подстраховаться было нельзя. Впрочем, что уж теперь, задним числом. Даже если Антонина в связке со Слоем, теперь и тот окончательно уверится – Ломакина в городе нет. Засуетился Ломакин, за соломинки стал хвататься! Соломинка-Антонина, потенциальный и полезный союзник. Иначе зачем бы встречу обозначать?! Соломинка-Кабанов, рупор гласности. Иначе зачем бы – у Невского простора?! Не затем же, что аккурат напротив – почти идеальный наблюдательный пункт, конспиративная обитель. Ломакин ведь простодушный, Ломакин никак не коварный, Ломакин завсегда с открытым забралом норовит!
Так-то оно так, но времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Нынче не просто забрало пора опускать – полное рыцарское облачение обретай, хоть из Эрмитажа воруй. Впрочем, современная пуля прошивает древнюю панцирную жестянку на раз. А вот кольчужку – не мешало бы. Когда Ломакин работал на Батые, кольчужки заказывались умельцам Пскова – натуральные, надежные против тяжелого ножа. И вес всего двенадцать килограммов. Но то когда было! Киношники еще не считали денег, полагали: рубли с неба валятся. Запросто потеряли бы, списали. Но на кой Ломакину тогда была кольчужка после того как трюк снят? В повседневности почти лишний пуд на себе таскать? Тренинг? Идите-ка вы со своими светлыми идеями! Кто б знал…
Участи кудимовского сынка он, конечно, избежит И без кольчужки – даже в транспортной свальной неразберихе спину никому не подставит, но могут ведь и в живот шилом ткнуть. И тот же Слой-Солоненко по обыкновению сердобольно возьмет на себя ритуальные хлопоты. Ну-ну! Пусть сначала найдет. Живым или мертвым. А, к слову, что для Солоненко выгодней – живой Ломакин или мертвый? Тут призадумаешься! М-да, жизнь богаче наших представлений о ней. В кино, в том же Часе червей, – много проще: вот злодей, вот жертва, которая превращается в карателя-покорителя злодеев. Натуральное кино со сложно заряженными трюками. Поигрываешь разработанными группами мышц и при необходимости их задействуешь. Коллеги не подведут – придут точно и по месту. Кино! В удовольствие. За удовольствие надо платить. Чем?!
