Роберт Тайн - Красная жара
Данко перевёл взгляд со Стоббза на Ридзика, затем снова взглянул на Доннелли. Если он хочет отыскать Росту, ему следует довериться этим людям.
— Виктор переправляет кокаин из Америки в Советский Союз. Он уже прежде дважды проделывал это — и каждый раз большими партиями. Тут у него есть сообщники — советские граждане, из Грузии.
Доннелли сложил руки на груди:
— Почему вы прежде нам об этом не рассказали?
— Не было разрешения.
— Что за дерьмо, — буркнул Стоббз.
— Если бы мы знали, что Виктор так крупно повязан с Бритоголовыми, мы бы ух постарались, чтобы они ничего не выкинули, — раздражённо сказал Ридзик. Он не стал договаривать то, что и так стало понятно всем: и Том Галлахер был бы сейчас жив.
Доннелли поднял руки, словно успокаивая Ридзика:
— Есть ещё что-нибудь, о чем следовало бы знать моим людям, капитан? Данко кивнул:
— Вы должны знать, что я не уеду из этой страны без Виктора, Мне нужна помощь.
Стоббз и Доннелли обменялись взглядами. Доннелли кивнул.
— Вы хотите влезть в это дело? Ну что ж, я не вижу в этом проблем. Даю вам добро.
— Мне нужен один человек. Чтобы показал мне город.
— Отлично, — сказал Доннелли. — Можете взять Ридзика.
— О, Боже, — прошипел Ридзик. — Сэр…
— Я же говорил, что подключу вас к делу, Арт. И это лучшее, что я могу сделать. Либо соглашаетесь, либо выходите из дела.
— Согласен, — молвил Ридзик. Он понял, что побеждён — и не мог обвинять в этом Доннелли. Тот был порядочным человеком и понимал, что должен строго придерживаться буквы закона, если им нужно отправить Виктора подальше на долгие-долгие времена. А если они совершат процедурную ошибку, то защита сможет получить огромные преимущества.
— Вам это подходит, капитан? — спросил Доннелли.
Данко коротко кивнул.
«Ну вот, теперь у меня есть большой, горячий голос в поддержку», — подумал Ридзик. — Новый шаг во взаимоотношениях сверхдержав».
— Хорошо, — продолжал Доннелли. — Теперь у меня будет пара рекомендаций для вас обоих. Все должно быть тихо. Я не хочу, чтобы вокруг вас крутилась пресса.
Усекли?
— Прикажите им не соваться, — порекомендовал Данко.
— Видите ли, капитан, у нас это, как правило, не срабатывает.
— Но вы же полиция! — воскликнул Данко таким тоном, словно это все объясняло.
— Оно, конечно, верно, но средства массовой информации смотрят на это иначе. Во всяком случае, мне не хотелось бы, чтобы вы маршировали по городу, словно отряд Красной Армии. Нам нужно найти Росту, — Доннелли наклонился вперёд, опираясь руками на стол. — И мы прижмём его к стенке. Даю вам слово.
Данко с радостью поверил бы в это, но он не мог. Он не был полным профаном в американской юридической системе.
— Ваши суды отпускают преступников, если те попросят прощения. А я бы не хотел, чтобы это произошло с Виктором.
Доннелли выдавил из себя улыбку. Каждый фараон считал, что суды слишком уж снисходительны ко все наглеющим правонарушителям, но он не знал ни одного такого, который считал бы, что судьи слишком уж строги. И несмотря на это, не нашлось бы ни одного полисмена в Чикаго и, вероятно, — как он надеялся — нигде, который хотел бы сменить американскую систему на советскую. Однако он понимал точку зрения Данко. Виктор не уйдёт от ответственности, но при хорошем адвокате ему не придётся мотать тот срок, какого он заслуживает.
— Мы сделаем так, чтобы Росту засадили на всю катушку — быть может, до конца жизни, — произнёс Доннелли с уверенностью, которой он на самом деле не чувствовал. — А пока что я хочу, чтоб вы и сами не испортили дела, ладно?
— Больше я ошибок не совершу.
— Пока не сообразите, что совершили ошибку, — заметил Стоббз.
— Вот-вот, а то пока создаётся впечатление, что это мы ловим Росту, — добавил Ридзик, — а вы, ребята, даёте ему смыться. Или я не прав?
— Этого больше не случится.
И глядя, как Данко выходит из кабинета вместе с Ридзиком, Стоббз почувствовал, что русский богатырь на сей раз может оказаться прав.
— Весьма решительно настроенный парень, — заметил он. — Но позвольте мне кое о чем спросить у вас, командир, — он остановился, словно ища нужных слов. — Вы, случаем, не сошли с ума?
Доннелли следил за рыбками в одном из аквариумов.
— С чего это вы взяли? — он включил музыку, столь воздушную, что по сравнению с нею лёгкая эстрадная мелодия показалась бы тяжёлым металлом.
— Данко и Ридзик? Да это же самая крутая пара чокнутых со времён Бонни и Клайда. Доннелли улыбнулся:
— Данко — чудесное оружие, Чарли. Бронебойная пушка. И если он поможет нам схватить Росту — грандиозно. А если он будет нарушать правила, пережимать по ходу дела — что ж, он русский. Это не наша проблема. Пусть об этом заботятся комиссары из Москвы. Это не наша проблема.
— Да, но что, если он пережмёт до такой степени, что пристрелит какого-нибудь невинного чикагского зеваку?
— Без оружия, если вы помните.
— Забыл.
— Вот потому-то вы и лейтенант, а я командир, — он занялся какими-то бумагами. Стоббз задержался у двери:
— Ещё один вопрос.
— Валяйте.
— А как с Ридзиком?
«Ридзик, — подумал Доннелли, — вечно Ридзик». Лично ему нравился Ридзик, но иногда казалось, что лучше бы он не был полицейским, а если бы уж был, то где-нибудь в другом месте. — Арт хороший полисмен.
— Но и большой мастер выпендриваться.
— Есть такое, — согласился Доннелли. — Так что, если будет выпендриваться — то прощай, Арт. Выражаясь канцелярским языком, я не вижу в этом негативных аспектов.
— Что ж, посмотрим, — ответил Стоббз.
Ридзик и Данко продирались сквозь толпу людей, заполнивших регистратуру, словно пара ледоколов, направляясь в сторону комнаты для допросов.
— Я вытащил Галлахерова стукача, — объяснил Ридзик, — и думаю, если мы на него как следует поднажмём…
— Стукача?
— Ну, понимаете, осведомителя.
— Да.
— Это он навёл нас на ту компанию, которую мы прихватили на днях. На Бритоголовых.
— Негров без волос.
— Это одна из возможностей, за которую можно ухватиться. Он скользкий, как зараза, но если нам удастся заставить его говорить, мне кажется, он сможет рассказать нам, кто заправляет у этих Бритоголовых.
— Он один из тех, что посещали Виктора в тюрьме?
— Нет, — Ридзик взглянул на листок, который передала ему Глория. — У Виктора были только два посетителя. Сперва какая-то юбка по имени Кет Манзетти. И ещё тот парень, которого я подстрелил. Его фамилия Татамович или что-то в этом роде.
Данко кивнул. Он знал это имя. Татамович. Тоже из Грузии. Его разыскивали за убийство, шантаж и сводничество. Данко добавил и его к числу тех людей, которые поймут, что такое советская юстиция, когда дело будет завершено.
— А что это за женщина?
— Педагог. Учит танцам в Виккер Парке — вы не знаете, где это, но далеко не самое милое местечко. Попробуем заскочить к ней нынче вечером.
Они остановились возле безликой серой двери комнаты для допросов и сквозь небольшое окошечко посмотрели на Стрика, осведомителя Галлахера. Молодой негр сидел, развалившись, на стуле, словно ему было наплевать на все на свете. Это был довольно здоровый малый — и достаточно крутой, если не приходилось иметь дела с кем-нибудь покрепче непослушной шлюшки или старушки-лавочницы, которой не слишком хотелось платить за обещаемую «защиту», которую предлагал им Стрик. Дела у него шли хорошо. На нем был весьма кричащий итальянский шёлковый костюм, который не произвёл особого впечатления на Ридзика, но стоил, судя по всему, сотен восемь.
Арт Ридзик обернулся к Данко.
— Теперь вот что, — сказал он, словно защитник, дающий инструкции партнёру на футбольном поле, — тут Америка. В этой стране мы охраняем права личности, даже права такого дерьма, как этот сутенёр на полставки, — он указал большим пальцем куда-то за плечо. — Это закон под названием «Миранда».
— Вы называете свои законы женскими именами?
— Заткнитесь и слушайте. Миранда гласит, что вы эту задницу и пальцем тронуть не можете.
Глаза у Данко сузились. Что это ещё за Миранда такая?
— Я не собираюсь трогать эту задницу. Я собираюсь заставить его говорить. Ридзик тяжело вздохнул:
— Слушайте, я буду за этим следить, ладно?
— Он знает, где Виктор?
— Может быть.
— Хорошо.
Ридзик открыл тяжёлую дверь и вошёл в комнату. Уселся за стол напротив Стрика. Комната, отметил он, отличалась всеми прелестями вагона метро.
Стрик склонился к нему через исцарапанный и усеянный следами от погашенных сигарет стол.
— Эй, легавый, — завякал он, — что это ещё за хренотень? Ты ещё что за зараза? Может, ты какой-нибудь долбаный…
