Джон Сток - Бегство мертвого шпиона
Спокойная, расслабленная атмосфера в комнате стала накаляться.
— После окончания колледжа я ездила туда, — сказала Лейла, глядя в глаза инструктору. — Полагаю, на первом собеседовании каждому из присутствующих здесь задавали один и тот же вопрос: совершали ли вы в своей жизни противозаконные поступки? Так вот, я рассказала о своем путешествии в Иран, о том, как я уговорила пограничника на границе с Туркменистаном пропустить меня, чтобы я могла посмотреть на сбор урожая роз. Я придумала историю, будто я собираюсь защищать кандидатскую в области парфюмерии. Сады в Иране были прекрасными. Я никогда не забуду этой картины: иранцы, всеми семьями, собирали в предрассветной дымке розы, чьи лепестки были все еще влажными от росы.
Следующим должен был выступать Марчант, он знал, что ему не удастся превзойти Лейлу. Она держалась раскованно, с дерзкой улыбкой на губах, говорила свободно, как человек, лишенный национальных предрассудков, и производила впечатление уверенной в себе, но отнюдь не заносчивой женщины. Марчант просто рассказал о том, что вырос за границей, вместе с семьей переезжал из одного посольства в другое по всему миру, пока в возрасте тринадцати лет его не отдали в пансион в Уилтшире. Он не стал скрывать, что его отец недавно занял пост руководителя МИ-6, и даже пошутил по поводу семейной традиции. «Шпионы, как гробовщики, любят продолжать семейное дело, — сказал он. — Но думаю, я попал в хорошую компанию. Например, отец Кима Филби — Джон Филби — занимал серьезный пост в разведке». Впоследствии он пожалел о своем колком замечании.
— По окончании Кембриджа я пару лет работал международным корреспондентом, путешествовал по Африке, писал в разные британские газеты и слишком сильно налегал на виски. Я написал мои лучшие статьи, включая очерк о Каддафи, благодаря одному моему знакомому в дипломатическом представительстве Найроби. Лишь позже я узнал, что он работал в Управлении информационных операций в Леголенде. В то время я был молодым и наивным и не понимал, что он должен был представлять средствам массовой информации материалы, которые служили бы национальным интересам. Именно он посоветовал мне вернуться в Лондон и поступить сюда.
Марчант оглядел своих новых коллег, пытаясь понять, насколько убедительным показался его рассказ. В комнате повисла неловкая пауза.
— Если честно, то я тогда переживал не лучшие времена. Я был потерян. Разбит. Знаете, журналистам иногда приходится очень туго. К тому же мне нужно было решить парочку личных проблем. — Он снова замолчал, решив не говорить о своем брате. — Этот парень из управления нашел меня однажды ночью, в самом центре Найроби, вид у меня был тогда совсем паршивый. Он сказал мне, что не нужно больше бегать от самого себя, и предложил поступить на службу в разведку. Мне всегда хотелось выбрать свой жизненный путь, не полагаясь на родителей, на моего отца, но я решил, что семейное призвание доказало свою состоятельность.
Лейла вернулась в спальню, вокруг ее головы, как тюрбан, было повязано полотенце.
— Помнишь тот первый день в Форте, когда мы представлялись друг другу? — спросил Марчант, надевая хлопковый халат.
— Да, а что?
— Мы так никогда и не выяснили, кто из нас солгал.
После того как все получили возможность выступить, инструктор заявил, что одна из рассказанных историй была неправдой. Им велели написать, что это была за история и почему они так считают.
— Не думаю, что это был кто-то из нас, — сказала Лейла. — Если кто и лгал тогда, то разве что тот занудный инструктор.
— Значит, это была не ты? — спросил Марчант.
— Я? Так вот о ком ты написал.
— Вся эта история о бахай. Я так удивился, что тебя взяли.
— Я сказала правду, мордастый придурок, — сказала она, целуя его в лоб. Он лежал на кровати и смотрел, как она надевает трусики. — Моя мать была удивительной женщиной. Из-за нее я поступила в Оксфорд. На самом деле я считаю, что все эти проверки пошли мне только на пользу: чтобы ответить на вопросы о моей матери, мне пришлось больше узнать о религии бахай, и я поняла, насколько моя мать была предана Британии.
— А разве эта информация не вызвала подозрения у тех, кто тебя допрашивал?
— Нет, в конце концов они успокоились. Она жила в Великобритании двадцать пять лет.
— И ты больше никогда не говорила о ней?
Лейла замолчала. Он снова вспомнил ее слезы, взял ее за руку и осторожно усадил на кровать рядом с собой.
— В чем дело? — тихо спросил он.
— Ничего, — ответила она, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
— Это из-за марафона?
— Нет. Все в порядке. — Она положила голову ему на плечо, пытаясь успокоиться. Тепло, исходившее от его тела, придавало ей уверенность.
Марчант лишь однажды видел Лейлу плачущей, тогда она говорила по телефону со своей матерью. Они только приступили к занятиям в Форте. И Лейла не хотела говорить с ним об этом. Когда позже он попытался поднять эту тему, она отказалась обсуждать ее.
— Это касается твоей матери? — спросил Марчант. — Ты разговаривала с ней?
Лейла по-прежнему обнимала его. Однажды она сказала ему, что мать часто говорила о том, как она хочет вернуться домой. Овдовев, она хотела снова жить среди своего народа, своих родных и заботиться о своей старой матери. Но Лейла сказала ей, что человеку, исповедующему бахай, слишком рискованно было возвращаться в Иран, где последователи этой религии подвергались систематическому преследованию.
Вместо этого ее отправили в дом престарелых в Хертфордшире после того, как у нее появились первые признаки болезни Альцгеймера. Лейла сказала, что она была там очень несчастлива и часто жаловалась на то, как плохо с ней обращался персонал, но доказать, что происходило на самом деле, а что являлось плодом фантазии, порожденной ее больным мозгом, не представлялось возможным. Марчант предложил сопровождать Лейлу во время ее визита в дом престарелых, но она не хотела, чтобы он составил представление о ее матери теперь, когда она была тяжело больна.
— Вчера ты был на высоте. Надеюсь, Филдинг сказал тебе об этом, — сказала Лейла. Теперь она, наконец, взяла себя в руки и направилась к туалетному столику. — Ты сорвал планы террористов.
— У меня бы ничего не получилось без твоей помощи, — сказал Марчант, затем сделал паузу. — У Прадипа был сын. Он показывал мне фотографию.
События марафона сильно повлияли на него. Лейла слышала, как изменился его голос. Она вернулась к кровати и обняла его за шею.
— Они собирались убить мальчика, если Прадип не справится с заданием, — продолжал Марчант. — Как ты думаешь, они это сделали?
— Он погиб, пытаясь выполнить свое задание, а Лондонский марафон был отменен впервые за всю его историю. Возможно, его сыну сохранили жизнь.
Лейла снова стала такой, как прежде, — человеком, лишенным сантиментов. Марчант почувствовал облегчение. Ее холодный профессионализм и умение держать его на расстоянии напомнили Марчанту о том, что он не должен влюбляться в нее. Когда она дала волю своим эмоциям, это немного сбило его с толку. Марчанту захотелось поговорить с ней о марафоне; о GPS-приемнике Прадипа, который издавал настойчивые попискивания, и как этот безобидный звук мог стать последним, что они услышали бы в этой жизни; о том, как у него кружилась голова от возможности снова выполнять свою работу, и каким тяжелым казалось ему тело мертвого Прадипа, повисшего у него на руках. Но ее холодность заставила Марчанта отвлечься от мыслей о событиях вчерашнего дня. Он знал, что при их работе такое поведение иногда было единственным способом выжить.
— А еще Филдинг говорил о моем отце, — сказал Марчант, поднимая и опуская затекшие ноги. — Как же у меня все болит.
— Что-то новое? — Лейла встала, вернулась к туалетному столику и начала вытирать полотенцем волосы.
— Американцы надавили на Бэнкрофта. Похоже, они нашли что-то против моего отца.
— Американцы? — спросила Лейла, поворачиваясь. — Они-то здесь при чем?
Марчант рассказал ей обо всем, что сообщил ему Филдинг: и о том давлении, которое МИ-5 оказывала на лорда Бэнкрофта, чтобы тот выставил его отца предателем; и о том, что американцы были уверены, будто его отец встречался с Салимом Дхаром незадолго до того, как произошли взрывы в посольствах США в Дели и Исламабаде.
— Я помню фотоаппарат «Лейка», — продолжал Марчант. — Он был таким красивым и напоминал музейный экспонат. Однажды под Рождество отец показывал мне его. Это случилось вскоре после того, как меня приняли в службу. — Он замолчал. — Я понимаю, что мое присутствие в твоей жизни может плохо отразиться на твоей карьере. Думаю, некоторое время тебе лучше держаться от меня на расстоянии.
Не отрывая взгляда от зеркала, Лейла внимательно изучала его отражение, рассматривала его тело.
