Дж. Фридман - Против ветра
Я обдумываю эти слова. Хорошо придумано — не придерешься, попробуй привлечь за это к суду обычного гражданина, он, может, и вышел бы сухим из воды. У нас в стране не найдется ни одного жюри присяжных, которое не признало бы эту четверку виновной.
Идем дальше. Отвезли девицу обратно в мотель в захолустной части города, где она живет (недалеко от того места, где живут Патриция и Клаудия, грустно заключаю я), затем покатили на юг, к Альбукерке по 14-й автостраде — живописному проселку, который идет через Мадрид, пришедший в запустение шахтерский городишко с железнодорожным вокзалом, где сейчас полным-полно длинноволосых художников, на которых приезжают поглазеть туристы. Остановились, чтобы заправиться, а в Мадрид приехали около семи утра. Тут я спрашиваю, уверены ли они насчет времени. Уверены. Чтобы позавтракать, пришлось ждать до половины восьмого, когда открылся единственный в городке ресторан. Официантка, она же — повариха, наверняка их помнит, характерец у нее еще тот, она совсем их не испугалась и, пока они ели, без конца сыпала оскорблениями, а они в долгу не оставались. За бензин они расплатились кредитной карточкой, есть квитанция. Слава Богу, что на свете есть пластмасса, думаю я, опуская квитанцию в карман. Даже те, кому нет доступа в приличное общество, и то ею пользуются.
Они рассказывают, как провели время в Альбукерке. Мне удается заставить их говорить покороче: подробности приедаются, то и дело повторяются и вообще звучат как-то по-детски, вся эта трепотня напоминает шикарные студенческие пирушки, где дым стоял коромыслом. Впрочем, если отбросить всю шелуху, в этих байках хорошо уже то, что их видели сотни человек, недостатка в свидетелях не будет. По сути, каждая минута, начиная с их приезда в Санта-Фе и кончая арестом на юге штата, не только учтена, но и, что еще важнее, может быть подтверждена свидетельскими показаниями. Такое убийство требовало времени, в заключении коронера об этом четко сказано. Если они говорят правду, то у них не было возможности остаться одним и совершить его.
— Завтра утром нас отпустят под залог? — спрашивает Одинокий Волк.
— И во сколько это обойдется? — Это Гусь, последний из четверки, который до сих пор молчал. Он старше остальных, ему, может, уже за сорок, борода и волосы, собранные сзади в пучок, сильно тронуты сединой. Он коренастый, грудь колесом, напоминает персонаж из диснеевского мультика «Белоснежка и семь гномов». — Знаешь, мы ведь не миллионеры.
— Но расходы можем оплатить, — торопливо добавляет Одинокий Волк. Задобрить хочет.
— Придется вам задержаться здесь на несколько дней, — говорю я. — Прокурор может держать вас под арестом без предъявления официального обвинения, пока будет уговаривать судью назначить слушание дела на понедельник, после чего станет настаивать, чтобы вас посадили в тюрьму до тех пор, пока он не передаст дело на рассмотрение большого жюри. Поэтому смыться вам не удастся.
— Мы и не пытались смыться, — напоминает Таракан.
— Тогда вы не подозревались в убийстве. Много времени это не займет, — говорю я, всячески стараясь приукрасить истинное положение вещей, — проторчите в городе на пару дней больше, чем думали, только и всего. Жилье и питание — бесплатно.
Они не возражают, им это не в диковинку, надо будет — они неделю будут жариться в аду.
— Вот, пожалуй, пока и все, — говорю я, собираясь идти. — Завтра с утра зайду вас проведать.
Я зову охранника, чтобы он меня выпустил, но Одинокий Волк останавливает меня.
— Если случится самое худшее… если в конце концов дело дойдет до суда… во сколько нам это встанет?
Я ждал этого вопроса, хотя надеялся, что сегодня вечером он еще не возникнет.
— Обычно защита по делу об убийстве, подобному этому, стоит пятьдесят-семьдесят пять кусков. — Сейчас не тот случай, чтобы ходить вокруг да около. — Все зависит от того, что еще выплывет наружу.
Они моргают, с трудом переводят дух. Все, кроме Одинокого Волка, на лице которого не дрогнул ни один мускул.
— С каждого, — добавляю я.
Они ошарашены, даже Одинокий Волк, хотя он и старается не подавать виду.
— Мы заплатим, — упрямо заверяет он меня.
— Половину — сейчас.
— Я же сказал, что заплатим. — Он признает только один вид езды — вперед, на полной скорости. Остальные смотрят на нас, нервничая, довольствуясь ролью зрителей в игре, где многое поставлено на карту.
Гусь откашливается.
— Нам нужно посоветоваться.
— Погодите! — быстро вставляю я.
Они оборачиваются.
— Я возьму с вас не как обычно, а со скидкой.
Одинокий Волк пристально смотрит на меня.
— Почему?
— Потому что я верю в это дело. Потому что вам нужен я, нужен лучший из лучших.
Точнее говоря, потому что вы нужны мне. Я остался без работы и не могу позволить себе хлопать ушами. Не только из-за денег, но и из-за известности, рекламы. Не так уж часто встречаются такие скандальные дела, тут речь не только о звонкой монете — мне необходимо оставаться на виду.
— Так сколько? — спрашивает Одинокий Волк.
— За все про все — сто пятьдесят кусков, и тогда я, пожалуй, возьмусь за ваше дело. За меньшую сумму не найдется адвоката, который сумеет вас защищать; если запросят меньше, значит, врут.
Одинокий Волк не сводит с меня глаз.
— Мы заплатим. Если это окончательная сумма.
— Нам придется постараться, чтобы она такой осталась.
Они улыбаются.
— Нам нужен лучший из лучших, — говорит Гусь. — И это ты, старина! А деньги свои ты получишь, обещаем!
Конечно, получу. Хотя и знать не хочу, как они нажиты. Обычно адвокаты и знать не хотят, как нажиты деньги их подзащитного, вот и я не хочу.
— Будем надеяться, вам не придется тратить слишком много. Мне лично кажется, что шансов на то, что это дело пойдет дальше большого жюри, кот наплакал.
— А сколько же именно?
— Ну, один к двадцати. — Приходится тыкать пальцем в небо.
Они приободряются.
— Если только все это время ты будешь нашим адвокатом, — говорит Одинокий Волк. — Ты пришелся мне по душе, старина!
Со вторым пунктом тоже ясно. Я знаком с их прошлым, за ними ходила дурная слава, за что они и поплатились, но ни одному из них еще не предъявляли обвинение в убийстве.
— Если они будут настаивать на предъявляемых вам обвинениях, если смогут убедить большое жюри поверить в них, вам придется предстать перед судом: тогда я — один из ваших адвокатов. Либо, — я наскоро перестраиваюсь, прежде чем они успевают проронить хотя бы слово, — я адвокат только одного из вас.
— Что ты хочешь этим сказать? А, черт побери? — Встав с места, Одинокий Волк наклоняется надо мной.
— Сядь! — приказываю я. — Да сядь, черт бы тебя побрал!
Он бросает на меня злой взгляд, но послушно садится. Вид у всех растерянный, тревожный.
— Значит, так, — поясняю я. — При предъявлении обвинения в убийстве я могу защищать только одного из вас. Поступить иначе нельзя, это противоречит этическому кодексу коллегии адвокатов, так что уважительная причина налицо. Здесь речь идет о столкновении интересов.
— К черту столкновение интересов! Ты тут важная птица! Ты нужен нам! Всем нам!
— У нас в штате масса хороших адвокатов, — качаю я головой, — специализирующихся на уголовных делах. Среди государственных защитников подобралась команда блестящих адвокатов по уголовным делам. На вашем месте я бы к ним и обратился.
— Мы с тобой — разного поля ягоды, — спокойно отвечает Одинокий Волк.
— В любом случае, такова общепринятая практика, — говорю я тоном, не допускающим возражений. — Здесь, да и где угодно. И не надо думать, будто здесь каждый сам по себе, — продолжаю я, — нам друг от друга никуда не деться, нам придется действовать сообща. Это все равно что нанять четырех адвокатов по цене…
— …помноженной на четыре, — подхватывает Одинокий Волк. Он бросает взгляд на остальных, давая понять, кто тут главный, потом поворачивает лицо ко мне. — Чему быть, того не миновать. — Он буравит меня взглядом. — И когда же они увидят остальных трех гениев?
Итак, теперь я официально являюсь его адвокатом. Я не сомневался, что так оно и выйдет. Остальные даже не пикнули.
— Будем надеяться, что никогда. Большое жюри не может вынести вердикт о привлечении вас к суду на основании того, о чем вы мне рассказали.
— Твоя правда.
— Отлично. А раз так, то и необходимость в том, чтобы ваши интересы представлял кто-то еще, отпадет. — Я направляюсь к выходу, затем как бы между делом поворачиваюсь к ним, словно меня только что осенило.
— На всякий пожарный я наведу справки. В случае чего надо, чтобы под рукой были лучшие из лучших.
До Эйнштейна им далеко, но они улавливают скрытый смысл сказанного.
