Myriad, SadSonya - Червь
— Чёрт, — пробормотала я, и спросила Алека, — Ты вырос рядом с таким человеком?
Он пожал плечами.
— Для меня это было в порядке вещей.
— Я имею в виду, как это было? Я даже не могу себе представить. Эти женщины хорошо к тебе относились? Что… как такая семья вообще может существовать?
— Жертвы моего отца смотрели только на него, — сказал Алек. — Поэтому — нет, они не были добры ко мне или к моим братьям и сёстрам.
— Подробности! — сказала Лиза. — Ну давай, рассказывай.
— Я не болтун.
— Говори, или получишь по жопе, — пригрозила она.
— Поддерживаю, — добавила я.
Он на мгновение нахмурился, затем закинул одну ногу на другую на журнальный столик, устраиваясь поудобнее на диване, и располагая стакан с кофе на пряжке ремня.
— У нас было всё, что мы могли только попросить, если это касалось денег и материальных ценностей. Жертвы отца занимались всеми домашними хлопотами, так что единственное, что должны были делать дети — иногда присматривать за малышами. Мы не обязаны были ходить в школу, но некоторые из нас ходили, только чтобы не попадаться отцу на глаза.
— Почему? — спросила я. — Или это глупый вопрос?
— Эх. Это трудно объяснить. Он выращивал нас, выводил как породу собак, прикладывал все силы, чтобы вернуть, если кто-то отнимал у него одного из членов его «семьи». Если дело доходило до такого, он готов был устроить настоящий крестовый поход. Но когда мы были рядом, он почти не уделял нам внимания. Он замечал нас только тогда, когда хотел наказать, или устроить проверку. Наказанием обычно была доза парализующего страха за то, что мы не слушались его, выводили из себя, а иногда — просто за то, что посмотрели ему прямо в глаза. Проверка проходила в наши дни рождения, или если у него был неудачный день... он пытался устроить нам событие-триггер. Учитывая, что мы были кейпами второго поколения, это не должно было быть так уж сложно. Но он начинал эти попытки, когда нам исполнялось приблизительно восемь лет.
— В каком возрасте ты был? Когда проявились твои способности? — спросила я тихо, чувствуя сильную жалость не только к жертвам Сердцееда, но и к его детям.
Несмотря на мои чувства, Алеку удавалось выглядеть заскучавшим от этой темы.
— Трудно сказать. Я ведь не ходил в школу и никто не вёл учета, я точно не знал, сколько мне было лет. Возможно, десять или одиннадцать. Я был его четвёртым ребенком, у кого проявились способности, и нас было приблизительно восемнадцать, когда я покинул семью. Правда, большинство из них были малышами.
Это означало, что больше всего опыта было у него, а не у Мрака.
Алек пожал плечами.
— Ну вот так. Я работал на него года три или четыре. Мы выполняли задания, я изучал семейное дело. Сначала меня звали Взлом. Он начал меня испытывать. Возможно, ему стало трудно влиять на меня тем же способом, что он использовал до того, как проявились мои способности, и он компенсировал это, загружая меня. Загонял меня до предела, заставлял делать опасную работу, такую, чтобы ложилось грузом на мою совесть. Он хотел сломить меня, чтобы я умолял его прекратить всё это, чтобы получить рычаги для воздействия на меня.
— И?
— И он приказал мне убить солдата из группы, пытавшейся выдворить нас со своей территории. После того, как я это сделал, он сказал, что я сделал всё неправильно, что я должен был снова совершить убийство, только на этот раз человека, захваченного нами в плен. И я знал, не важно, что я сделаю, он заставит меня повторять это снова и снова. Просто ещё один способ довести меня до предела. Я убедил себя, что мне плевать на людей, которым я причинял боль, или на того парня, которого только что убил, и, возможно, так оно и было. Возможно, мне до сих пор всё равно. Не знаю. Но это было так бессмысленно.
Он пожал плечами:
— Я не видел причины оставаться. Ушёл. Изменил имя, получил новый паспорт, также изменил и своё злодейское имя.
Он убил кого-то по приказу отца, что делало его вторым убийцей в группе. Оружейник, должно быть, раскопал эти сведения и сделал правильные выводы после того, как увидел связь между Алеком и его прошлым альтер эго.
— Когда оно произошло, то убийство? — спросила я тихо. — Сколько тебе было, когда ты убил того парня?
— Хм. Я ушел приблизительно за два года до того, как Выверт связался со мной, а это было примерно в это же время в прошлом году, значит, это было три года назад. Мне было двенадцать или тринадцать.
Было ли это простительным? Его заставили это сделать, он рос в абсолютно ненормальных условиях, без реального морального компаса, которым можно было руководствоваться, кроме того, он был ещё ребенком. Тем не менее, мне не понравилось то, как он всё описал. Хладнокровное убийство.
— Ты сказал, что он следует за своими детьми, если они уходят, — сказал Брайан. — С тобой будет так же? Если он поймёт, что ты — один из его детей?
— Не знаю. Возможно. Готов поставить на то, что он пошлет кого-то из моих братьев или сестёр, чтобы поговорить со мной, уговорить меня вернуться, прежде чем он сделает что-то ещё. Если бы это случилось, то я, вероятно, уехал бы прежде, чем он бы заявился лично.
— Или мы могли бы поддержать тебя, — отметил Брайан.
— Или это, — согласился Алек, очевидно, не обративший внимания на демонстрацию дружеской поддержки. — Что-то ещё? Есть ещё вопросы к вашему покорному слуге?
— Ещё целая куча, — сказала я. — Но я думаю, мы должны перейти к другой важной теме дня.
— Да, — согласился Брайан. — Меня не особо волнует то, что ты не рассказывал об этом. У меня есть опасения по поводу возможности того, что он будет преследовать тебя, или нас, но сейчас мы ничего не можем с этим поделать. Давайте сосредоточимся на более неотложных делах.
Лиза села, подтянув ноги к себе на диван.
— Что вы думаете об этом соглашении? Прежде чем мы будем голосовать?
— Для меня это имеет смысл, — ответил Алек. — Я так и думал, что в конечном счете буду управлять территорией, буду боссом района, получая зелень без особых усилий.
— Могут потребоваться большие усилия, — заметила я. — В зависимости от того, насколько ему удастся сохранить всё в тайне, насколько успешен он будет. Если всё рухнет, то против нас выступит множество кейпов Протектората. В итоге, может выйти так, что за нами прибудут команды из Бостона и Нью-Йорка — если просочится информация о том, что мы делаем.
— Зови меня оптимистом, — усмехнулся Алек. — Не думаю, что всё будет так плохо.
— Тейлор только что напомнила мне о том, что я говорил об ограблении банка, и что потом произошло,— сказал Брайан. — Мы были успешны потому, что мы, вообще говоря, сами выбирали где сражаться, шли в наступление, и могли застать наших врагов врасплох. Там, где нам это не удалось — я говорю о нашей борьбе с Бакудой — нам пришлось попотеть. Именно тогда мы были ближе всего к гибели. Полагаю, если мы будем удерживать территорию, и пресекать посягательства на неё, то нам придётся держать оборону.
— Мы сможем с этим справиться, — ответила Лиза. — Планы, сбор информации, упреждающие удары. У меня есть мои способности, и ничто не мешает Тейлор использовать её насекомых, чтобы следить за окрестностями. Кроме того, Выверт не говорил, что мы не можем нанимать для этого других паралюдей. Он сказал только, что любой, кто хочет работать в Броктон Бей, должен преклонить перед ним колени. Таким образом, теоретически мы могли бы принять на работу других кейпов, если нам это понадобится, и умножить наши силы.
— Меня беспокоит то, — я осторожно подбирала слова, — что всё это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что, если замысел не удастся? Что если мы потерпим неудачу, если он кинет нас, если он не так хорош, как он думает? Что будет в этом случае? Мы уйдём? Будем ли мы в состоянии это сделать?
— Я сбежал от своего отца, — сказал Алек. — Будет ли так трудно сбежать от Выверта?
У меня не было хорошего ответа.
— Предполагаю, что мы знаем слишком мало о нём и о ресурсах, которые есть в его распоряжении, чтобы сказать точно.
— У меня тоже есть свои опасения, — сказал Брайан. — Но у меня сложилось впечатление, что Выверт продолжит свой план вне зависимости от того, участвуем мы или нет. Я предпочту скорее быть в игре, чем сидеть в сторонке, наблюдая за происходящим.
— Да, — согласилась я. — Думаю, что прямо сейчас наша выгода в случае согласия, особенно если мы окажемся правы, сильно перевешивает то, что мы можем потерять.
— Итак, тогда кто за то, чтобы согласиться? — спросила нас Лиза.
Я подняла руку. Алек, Брайан и Лиза присоединились ко мне. Остался один человек, кто не проронил ни слова за всё время обсуждения предложения Выверта, и составлял единственный голос “против” — Сука. Она почёсывала Бруту плечо и, казалось, совсем не интересовалась темой разговора.
— В чём дело? — спросил её Брайан.
— Он мне не нравится. Не верю ему, — она не отрывала глаз от Брута.
Я наклонилась вперёд.
