Стиг Ларссон - Девушка, которая играла с огнем
— Он и детей бил?
— Нет. Дочери его, очевидно, совершенно не интересовали. Он их почти не замечал. Когда приходил Залаченко, матушка отсылала их в маленькую комнату и не разрешала выходить оттуда без спросу. Несколько раз он поддавал Лисбет или ее сестре, но это были единичные случаи, главным образом если они ему мешали или путались под ногами. Вся его злоба была направлена против матери.
— Какая мерзость! Бедная Лисбет!
Хольгер Пальмгрен кивнул.
— Все это Лисбет мне рассказала примерно за месяц до того, как со мной случился удар. Она тогда впервые открыто заговорила о пережитом. Я как раз задумал положить конец всем этим глупостям вроде дурацкого судебного постановления о признании ее недееспособной. Лисбет ничуть не глупее нас с тобой, и я готовился подать в гражданский суд на новое рассмотрение ее дела. Но тут случился удар… А очнувшись, я увидел, что нахожусь здесь.
Он развел руками. В дверь постучала сиделка и подала кофе. Пальмгрен молча переждал, пока она не ушла.
— В этом деле есть вещи, которые мне непонятны. Агнете Саландер приходилось обращаться в больницу десятки раз. Я читал ее медицинскую карту. Было совершенно очевидно, что она подвергается грубому физическому насилию, так что должны были бы вмешаться социальные службы. Но этого не случилось. Лисбет и Камилла оставались в приюте, пока мать находилась в больнице, но как только ее выписывали, она отправлялась домой и все повторялось по новой. Это можно объяснить только так, что все социальные службы оказались несостоятельны, а Агнета была слишком запугана, так что могла только сидеть и ждать своего мучителя. Затем кое-что произошло. Лисбет называет это «Весь Этот Кошмар».
— Что же случилось?
— Залаченко не показывался несколько месяцев. Лисбет исполнилось двенадцать лет. Она уже начала думать, что он исчез навсегда. Разумеется, это было не так. Однажды он опять вернулся. Сначала Агнета заперла Лисбет и ее сестру в маленькой комнате. Затем у них с Залаченко был секс. Затем он начал над ней издеваться. Ему нравилось ее мучить. Но на этот раз в запертой комнате сидели уже не маленькие дети… Дочери реагировали на это по-разному. Камилла панически испугалась, как бы кто-нибудь не узнал о том, что происходит у них дома. Она вытеснила все случившееся из сознания и делала вид, что не замечает, как бьют ее маму. После очередной отвратительной сцены Камилла выходила из комнаты и обнимала папочку, делая вид, будто ничего не случилось.
— Это был ее способ защиты.
— Да, конечно. Но Лисбет была из другого теста. В тот раз она остановила избиение. Она вышла на кухню, взяла нож и всадила его Залаченко в плечо. Она пять раз ткнула его лезвием, прежде чем ему удалось отобрать у нее нож и стукнуть кулаком. Раны были неглубокие, но крови пролилось много, как из зарезанной свиньи, и он убрался от них.
— Узнаю Лисбет!
Пальмгрен вдруг захохотал.
— Да уж! Никогда не ссорься с Лисбет Саландер! Ее стиль поведения — это если кто-то грозит ей пистолетом, вооружиться самой пистолетом более крупного калибра. Поэтому-то я так ужасно боюсь, думая о том, что может случиться в связи с нынешними событиями.
— Это и был «Весь Этот Кошмар»?
— Нет. После этого произошли две вещи. И тут я ничего не понимаю. Залаченко получил достаточно тяжелую травму и ему пришлось обратиться в больницу. Это должно было повлечь за собой полицейское расследование.
— А вместо этого?
— Вместо этого, насколько я могу судить, не произошло ровным счетом ничего. Лисбет утверждает, что к ним приходил какой-то человек, который поговорил с Агнетой. Она не знает, о чем они говорили и кто он был такой. А после его посещения мама сказала Лисбет, что Залаченко все простил.
— Он простил?
— Так она сказала.
И тут вдруг Микаэль понял, в чем дело.
Это был Бьёрк! Или кто-нибудь из его коллег. Им надо было прибрать за Залаченко. Скотина чертова!
Микаэль Блумквист прищурился.
— Ты что?
— По-моему, я знаю, что произошло. И кое-кому придется за это ответить. Но продолжайте!
— Залаченко не показывался несколько месяцев. Лисбет ждала его прихода и подготовилась к нему. Она каждый день прогуливала уроки в школе и охраняла свою маму, потому что ужасно боялась, что Залаченко ее искалечит. Ей было двенадцать лет, и она чувствовала ответственность за свою мать, которая боялась пойти в полицию и не решалась порвать с Залаченко, а может быть, просто не сознавала всей серьезности происходящего. Но именно в тот день, когда Залаченко снова появился, Лисбет была в школе. Она вернулась как раз тогда, когда он выходил из квартиры. Он не сказал ничего и только расхохотался ей в лицо. Лисбет вошла в квартиру и нашла свою мать лежащей без сознания на полу в кухне.
— Но Залаченко не тронул Лисбет?
— Нет. Она бросилась за ним, но он уже сел в машину. Он опустил стекло, вероятно, чтобы что-то сказать. Лисбет заранее подготовилась. Она швырнула в машину пакет из-под молока, наполненный бензином, а затем бросила туда зажженную спичку.
— Господи помилуй!
— Она дважды пыталась убить своего папеньку. И на этот раз последствия не заставили себя ждать. Трудно было не заметить машину, в которой сидел человек, полыхавший как факел.
— Во всяком случае, он остался в живых.
— Залаченко тогда очень сильно досталось, он получил тяжелые ожоги. Ему пришлось даже ампутировать ступню. Следы ожогов остались у него на лице и в других местах. А Лисбет оказалась в отделении детской психиатрии в больнице Святого Стефана.
Хотя Лисбет Саландер уже знала наизусть каждое слово, она внимательно перечитала материалы о себе, найденные в домике Бьюрмана. Затем она села у окна, открыла портсигар, подаренный Мириам By, закурила сигарету и стала смотреть на Юргорден. Она узнала кое-какие подробности о своей жизни, которые раньше были ей неизвестны.
Новые кусочки головоломки встали на свои места, и у нее даже похолодели руки. В первую очередь ее заинтересовало полицейское расследование, отчет о котором был составлен Гуннаром Бьёрком в феврале 1991 года. У нее не было полной уверенности, кто из взрослых, которые с ней тогда разговаривали, был Бьёрком, но ей казалось, что она его вспомнила. Он представился под другим именем: Свен Янссон. Она отлично помнила его лицо, каждое слово, которое он произнес, и каждый его жест во время тех трех свиданий, которые у нее с ним состоялись.
Тогда все было сплошным кошмаром.
Залаченко вспыхнул в машине, как факел. Ему удалось открыть дверцу и вывалиться на землю, но одна его нога застряла в ремне безопасности среди бушевавшего пламени. Набежали люди, стали тушить огонь. Приехала пожарная команда и погасила горящую машину. Примчалась машина «скорой помощи»; Лисбет пыталась добиться от персонала, чтобы они плюнули на Залаченко и пошли за ее мамой, но ее отпихнули в сторону. Появилась полиция, и нашлись свидетели, которые указали на нее. Она пыталась объяснить, что случилось, но ее никто не слушал, и неожиданно она очутилась на заднем сиденье полицейской машины, и затем минуты тянулись и тянулись, и прошел почти целый час, прежде чем полиция наконец удосужилась зайти в квартиру и забрать маму.
Ее мама, Агнета София Саландер, была без сознания. Она получила черепные травмы. Первое из последующей серии мелких мозговых кровотечений произошло в результате побоев, и ей уже не суждено было поправиться.
Лисбет вдруг поняла, почему никто не читал отчет о полицейском расследовании, почему Хольгеру Пальмгрену не удалось его заполучить и почему даже сейчас адвокат Рихард Экстрём, который руководил охотой за ней, не имел доступа к этому документу. Отчет был составлен не простой полицией. Он был написан мерзавцем из Службы безопасности и составлен согласно закону о государственной безопасности. На документе стояли печати, из которых явствовало, что он засекречен.
Александр Залаченко работал на Службу безопасности!
Это было не расследование, а замалчивание! Залаченко был для них важнее Агнеты Саландер. Его личность нельзя было открывать и нельзя было предавать гласности его имя. Залаченко как бы не существовал в действительности.
Не Залаченко создавал проблемы, их создавала Лисбет Саландер — сумасшедшая девчонка, которая грозила раскрыть государственную тайну первостепенной важности!
Тайну, о существовании которой она тогда даже не подозревала и лишь теперь задумалась. Залаченко встретил ее мать почти сразу же, как только приехал в Швецию. Он представился ей своим настоящим именем. Тогда у него еще не было ни шведского имени, ни шведских документов. Это объясняло, почему она ни разу за все эти годы не могла найти его ни в одном официальном регистре. Она знала, как его зовут на самом деле, но шведское государство дало ему новое имя.
