Том Клэнси - Живым или Мертвым
— Может быть, собачатина?
— Брат, собак едят в Азии, и не сказать чтобы повсеместно. Готов поспорить, что здесь, по большей части, едят баранину и конину иногда.
— Снова читал путеводители?
— Еще когда был в Риме.
— Что-то мне подсказывает, что гигиена здесь не в особом почете, — сказал Брайан, кивнув в сторону продавца в заляпанном кровью фартуке, разделывавшего на доске курицу.
Доминик рассмеялся.
— Ты говоришь так, будто тебе не приходилось питаться всякими букашками в школе выживания.
Как любой морской пехотинец, Брайан новобранцем прошел курс выживания в экстремальных условиях, причем все три его ступени. Вторая и третья предназначались для бойцов отдельных оперативных подразделений и экипажей самолетов.
— Да, в Бриджпорте — букашками, а в Уорнере — змеями.
Полигоны высших ступеней курсов выживания ВМФ и морской пехоты размещались в разных местах, в том числе в Горном учебном центре в Бриджпорте, Калифорния, и на военно-морской авиабазе в Уорнер-спрингс, Калифорния.
— Ну, как насчет конины?
— Может быть, на обратном пути, а? Мы ведь, кажется, уже рядом.
— Да, но ведь нужно же как-то убить время. В логово Бари нужно пробираться затемно. Так что будем ждать темноты.
— Разумно. Но когда…
Он не договорил. Невидимый громкоговоритель где-то поблизости захрипел, а потом из него раздался громогласный призыв муэдзина. Тут же умолкли все разговоры, местные жители бросили все свои дела, принялись разворачивать молитвенные коврики и опустились на колени. Брайан и Доминик, как и другие немусульмане, отступили в сторону и стояли молча, пока молитва не закончилась. Когда жизнь возобновилась, братья двинулись дальше. Сумерки постепенно сгущались, и в окнах и уличных кафе зажегся свет.
— Не могу сказать, что сильно симпатизирую исламу, — сказал Доминик, — но нельзя не признать, что они искренни в своей вере.
— В том-то и проблема, когда дело доходит до экстремизма. Такая фанатичная вера — первый шаг к террористам-смертникам и самолетам, врезающимся в здания.
— Да, но я никак не могу отказаться от мысли, что мы все же говорим о теории гнилого яблока.
— То есть?
— Одно гнилое яблоко портит всю бочку. В данном случае, гнилых яблок действительно немало, но все же гораздо меньше, чем хороших.
— Может, так, а может, и нет. Но нам-то платят не за это.
— Но думать-то нам никто не запрещает.
— Сколько мусульман в мире?
— Миллиарда полтора, наверно. Может быть, два.
— И сколько из них готовы обвешаться взрывчаткой и отправиться взрывать других? Нет, погоди. По-другому: сколько насчитывается радикальных террористов?
— Наверно, двадцать-тридцать тысяч. Брат, я понимаю, что ты имеешь в виду, но хорошие яблоки меня не волнуют. Кто, кому и как молится — личное дело каждого до тех пор, пока он не начинает получать божественные указания убивать ни в чем не повинных людей.
— Послушай, это не аргумент.
Они не в первый раз спорили на эту тему: можно ли считать огульную оценку целого народа или религии просто ошибкой в моральном подходе или же это еще и тактическая ошибка? Не мешает ли негативное представление об огромном демографическом пласте не только видеть действительно плохих парней, но и опознавать союзников? Как и в каждой стране на земле, друзья Америки порой становились врагами, а враги, наоборот, — друзьями. Доминик часто приводил в пример афганских моджахедов. Те самые повстанцы, которым ЦРУ помогло изгнать Советы из Афганистана, превратились в Талибан. Историкам предстояло еще долго спорить о том, почему так получилось, но сам факт был неоспорим. Впрочем, братья Карузо соглашались в том, что основные подходы у солдата и полицейского едины: как можно лучше изучи своего врага и будь разносторонним в тактике. К тому же за время службы они навидались всякого дерьма и усвоили, что в реальном мире таких понятий, как черное и белое, не существует. Это относилось, в частности, к тем ролям, которые были отведены для них в Кампусе, где нормой был серый цвет. И этим объяснялось и то, почему шпионов и оперативников спецслужб называют «воинами из тени».
— Пойми меня правильно, — добавил Доминик. — Я с превеликим удовольствием всажу пулю в любого болвана, который угрожает моей стране. Я всего лишь говорю, что побеждает, как правило, тот, кто воюет по-умному.
— Аминь. Но есть еще и несколько миллионов советских солдат, которые, вероятно, рассуждали так же. Сталин швырял их в мясорубку на Восточном фронте, как скотину.
— У любого правила всегда бывают исключения.
Брайан остановился, чтобы свериться с картой.
— Мы почти пришли. Следующий поворот налево, а там по переулку направо. Дом Бари — третья дверь слева. По словам Гази, выкрашена в красный цвет.
— Будем надеяться, что это не дурное предзнаменование.
Через десять минут они обнаружили тот самый переулок, идущий направо, и нырнули под арку. Брайан, со своим опытом военного, видел в темноте лучше, чем брат, и потому раньше понял, что человек, идущий навстречу, — не кто иной, как Бари Рафик. Он был не один. По сторонам от него шли двое мужчин, одетых в темные мешковатые брюки и белые рубашки с длинными рукавами и расстегнутыми воротниками, пузырящиеся на талиях.
— Местные тяжеловесы, — пробормотал Доминик.
— Ага. Пусть пройдут.
Бари и его телохранители шли быстро, но язык тел всех троих сказал братьям Карузо, что Бари не находится под конвоем. Эта троица была связана отношениями хозяина и его наемной обслуги.
Брайан и Дом первыми поравнялись с красной дверью и направились дальше, разминувшись по пути с Бари и его охраной. Брайан на ходу быстро оглянулся, увидел, как Бари вставил ключ в дверной замок, и тут же снова уставился вперед. Дверь открылась и почти сразу же захлопнулась. На ближайшем перекрестке братья Карузо повернули налево и остановились.
— Никто на нас и не взглянул, — сообщил Доминик. Телохранители Бари, по всей вероятности, были простыми уличными громилами, считавшими, что для этой работы хватает умения бить и пугать обычных людей. Вероятно, в большинстве случаев они оказались бы правы.
— Что ж, их невезение нам на руку, — ответил Брайан. — Обрати внимание, что он торопился. Хочет или ухватиться за колесо фортуны, или смыться куда-нибудь.
— Лучше исходить из второй версии. Пора импровизировать.
— Стратегия морской пехоты.
Пройдя еще двадцать футов по переулку, они обнаружили слева открытый проход под очередной аркой и оказались в небольшом дворике с сухим фонтаном посередине. К тому времени почти стемнело, и в углах сделалось совсем непроглядно. Пришлось подождать несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. У дальней стены дворика возвышалась решетка, оплетенная высохшей виноградной лозой. Братья потрогали ее — деревяшки оказались ломкими.
— Пошли, — сказал Брайан. Он подошел к стене и сложил руки стременем. Доминик встал на эту ступеньку, дотянулся до верха стены, забрался наверх, посмотрел на брата, подал рукой знак «подожди» и скрылся из вида. Вернулся он через три минуты, кивнул, дескать, все в порядке, наклонился и помог брату влезть.
— Дверь, в которую входил Бари, выходит в такой же двор. В восточной стене открытая дверь. Один телохранитель там, а Бари с другим телохранителем — внутри. Я слышал, как они там чем-то громыхали. Похоже, что действительно спешат.
— За дело.
Они зарядили «браунинги», привинтили глушители и полезли по крыше. Слева в переулке загавкала было собака, но тут же послышался глухой удар. Пес взвизгнул и умолк. Брайан поднял сжатый кулак: замри. Оба пригнулись. Брайан прополз по крыше, посмотрел через край и вернулся.
— По переулку идут четыре мужика, — сообщил он шепотом. — Двигаются, как оперативники или полицейские.
— Может быть, Бари поэтому и спешит? — предположил Доминик. — Ну, что? Пусть идет, как идет?
— Если это полиция, ничего другого не останется. Если нет…
Доминик пожал плечами и кивнул. Они долго добирались до Бари и не собирались отказываться от своих намерений. Разве что, если положение окажется безвыходным. Вопрос состоял лишь в том, где намеревались новые игроки расправиться с Бари — если, конечно, у них была такая цель, — прямо у него дома или где-то в другом месте?
Брайан и Доминик придвинулись к краю крыши, нависавшему над двором Бари, легли на животы и проползли еще немного вперед, чтобы видеть. Одинокий телохранитель — неясный силуэт в темноте — все так же стоял около двери, лишь плавал в воздухе вишневый огонек сигареты. Он то светился ярче, то снова пригасал.
Слева все отчетливее звучали шаги по сухой глине переулка. В конце концов они стихли возле самой двери. Братья Карузо понимали, что в следующие несколько секунд узнают о конкурентах все, что нужно. Полиция начнет колотить в двери, преступники откроют пальбу.
