Патриция Хайсмит - Случайные попутчики
10
Элси Бруно, сидя за туалетным столиком в номере гостиницы «Ла Фонда», Санта-Фе, снимала с лица бумажной салфеткой слой ночного крема для сухой кожи. Время от времени она наклонялась к зеркалу с отсутствующим выражением в широко открытых голубых глазах — рассмотреть сетку морщинок под нижними веками и складки от смеха, что залегли от ноздрей к уголкам губ. Хотя подбородок у нее был несколько срезан, нижняя часть лица все равно выдавалась, так что полные губы выпирали вперед совсем не так, как у Бруно. Только в Санта-Фе, решила она, и больше нигде складки от смеха заметны в зеркале, даже если не наклоняться, а просто сидеть выпрямившись за столиком.
— Ох уж здешнее освещение — прямо рентгеновские лучи, — пожаловалась она сыну.
Бруно, развалившийся в обтянутом сыромятной кожей кресле, покосился на окно из-под опухших век. У него не было сил подняться и задернуть шторы.
— Ты прекрасно выглядишь, мамик, — прокаркал он.
Он потянулся сморщенными губами к стакану с водой, который покоился на его безволосой груди, и задумчиво нахмурился. Как огромный грецкий орех в подрагивающих маленьких беличьих лапках, в его мозгу вот уже несколько дней обкатывался некий замысел, самый большой и заветный из всех, что когда-либо его посещали. После отъезда матери он намеревался извлечь из него ядро и как следует обмозговать. Замысел был — добраться до Мириам и ее прикончить. Сейчас самое время, и только сейчас. Гаю это нужно сейчас. Через несколько дней, даже через неделю с Палм-Бич все может сорваться, и Гай уже не будет в этом нуждаться.
За последние дни в Санта-Фе она пополнела на лицо, решила Элси. Это было заметно, если сопоставить налитые щеки с маленьким аккуратным треугольником носа. Она убрала складки от смеха, улыбнувшись своему отражению, откинула голову в белокурых локонах и прищурилась.
— Чарли, а не купить ли мне сегодня тот серебряный пояс? — бросила она, словно обращаясь к самой себе. — Пояс стоил двести пятьдесят с хвостиком, но Сэм вышлет в Калифорнию еще тысячу. Такой миленький пояс, в Нью-Йорке не найдешь ничего похожего. Да и что еще взять с Санта-Фе, кроме как серебра?
— Что еще с него взять? — пробормотал Бруно.
Элси взяла купальную шапочку, повернулась к сыну, улыбаясь своей неизменной широкой живой улыбкой, и льстивым голосом сказала:
— Миленький.
— М-м?
— Ты ведь не сделаешь ничего такого в мое отсутствие?
— Нет, ма.
Она натянула купальную шапочку на макушку, посмотрела на длинный узкий ноготь под красным маникюром и взяла бумажку для полировки. Конечно, Фред Уайли будет счастлив купить ей этот серебряный пояс — он, вероятно, все равно явится на вокзал с чем-нибудь чудовищным и к тому же раза в два дороже, — но она не желала, чтобы в Калифорнии Фред виснул у нее на шее. Стоит дать ему самую крохотную поблажку, как он не преминет отправиться с ней в Калифорнию. Пусть лучше поклянется ей на вокзале в вечной любви, пустит слезу и возвращается прямиком домой к жене.
— Хотя должна признаться, что вчера вечером было весело, — продолжала Элси. — Фред первым его увидел.
Она рассмеялась, и бумажка слетела на пол, мелькнув в воздухе.
— Я не имел к этому никакого отношения! — сердито заметил Бруно.
— Хорошо, миленький, конечно, ты не имел к этому никакого отношения!
Бруно скривился. Мама разбудила его в четыре утра, вся в истерике, и сказала, что на площади перед отелем мертвый бык. Бык сидит на скамейке в пальто и шляпе и читает газету. Вполне в духе идиотских университетских шуточек Уилсона. Бруно знал, что сегодня Уилсон будет распространяться об этом розыгрыше во всех деталях, пока не придумает чего-нибудь еще тупее. Вчера вечером в баре гостиницы «Ла Пласита» он обдумал убийство — в то время как Уилсон обряжал дохлого быка. Даже расписывая свои подвиги в армии в военное время, Уилсон ни разу не хвалился, что кого-то убил, пусть даже япошку. Бруно прикрыл глаза, с удовлетворением вспоминая вчерашний вечер. Около десяти часов Фред Уайли и компания других старых кляч, уже наполовину заезженные, ввалились в «Ла Пласиту» — ну прямо мальчишник из музыкальной комедии — приглашать маму на вечеринку. Его тоже пригласили, но он сказал маме, что договорился встретиться с Уилсоном: ему требовалось время поразмышлять. И вчера вечером он решил — да. На самом деле он думал еще с прошлой субботы, с того разговора с Гаем, и вот снова суббота, и теперь либо завтра, когда мама уедет в Калифорнию, либо никогда. Он уже осатанел от вопроса — сможет или не сможет? Сколько времени проклятый вопрос не дает ему покоя? Он уже и не помнил сколько. Он чувствовал, что способен, и что-то ему подсказывало, что время, обстоятельства и причина больше никогда не совпадут так удачно. Чистое убийство, без личных мотивов! Он не рассматривал возможную смерть своего отца от руки Гая в качестве мотива, потому что не принимал этого в расчет. То ли ему удастся уломать Гая, то ли нет. Главное заключалось в том, что сейчас пришло время действовать: расклад был идеальным. Вчера он снова позвонил Гаю домой — убедиться, что тот еще не вернулся из Мексики. Как объяснила его мать, Гай улетел еще в воскресенье.
Ощущение, словно кто-то давит большим пальцем ему на горло под кадыком, заставило его схватиться за ворот, но пижамная куртка оказалась расстегнутой на все пуговицы. Бруно мечтательно принялся их застегивать одну за другой.
— Не хочешь передумать и поехать со мной? — спросила Элси, вставая. — Если надумаешь, то я отправлюсь в Рино, там сейчас Хелен, а также Джордж Кеннеди.
— Есть только одно, мамчик, ради чего я бы с удовольствием отправил тебя в Рино.[8]
— Чарли, — укоризненно покачала она головой, — имей терпение. Если б не Сэм, разве мы бы здесь оказались?
— Конечно, оказались.
Она вздохнула.
— Так ты отказываешься передумать?
— Мне и здесь весело, — простонал он.
Она снова осмотрела ногти.
— От тебя только и слышишь, как тебе тут надоело.
— Это из-за Уилсона. Но больше я с ним не встречаюсь.
— Ты не собираешься сбежать назад в Нью-Йорк?
— Что мне там делить?
— Бабушка так огорчится, если у тебя не выйдет и в этом году.
— Когда это у меня выходило? — слабо пошутил Бруно и внезапно почувствовал приступ такой тошноты, что хоть ложись и помирай, такой, что не было сил даже сблевать. Это случалось с ним не впервые, приступ длился с минуту, но, Господи, взмолился он, пусть придется спешить на поезд и не останется времени на завтрак, пусть она не произносит этого слова — «завтрак». Он весь напрягся, застыл каждой мышцей, едва дыша сквозь приоткрытые губы. Прикрыв один глаз, он наблюдал другим, как она приближается к нему в светло-синем шелковом капоте, уперев руку в бок, с самым проницательным видом, какой могла на себя напустить и какой был отнюдь не проницательным, так как глаза у нее были совсем круглые. Кроме того, она улыбалась.
— Какой еще фокус задумали вы с Уилсоном?
— С этим подонком?
Она присела на ручку его кресла.
— И лишь потому, что он тебя обставил, — попеняла она, слегка встряхнув его за плечо. — Миленький, не вытворяй ничего слишком уж страшного, потому что сейчас у меня мало денег, их не хватит покрыть твои шалости.
— Так вытряси из него еще денег. Раздобудь тысчонку и для меня.
— Миленький, — она коснулась его лба прохладными спинками пальцев, — я буду скучать по тебе.
— Я, вероятно, приеду уже послезавтра.
— Давай повеселимся в Калифорнии.
— А то как же!
— Почему ты с утра такой серьезный?
— И вовсе нет, ма.
Она выдернула тонкий волос, который свешивался ему на лоб, и проследовала в ванную.
Бруно выпрыгнул из кресла и заорал, стараясь перекрыть шум душа:
— Ма, деньги заплатить здесь по счету у меня есть!
— Что такое, мой ангел?
Он подошел к двери ванной, повторил и вернулся в кресло, вконец разбитый этими уловками. Ему не хотелось, чтобы мама узнала о междугородных звонках в Меткаф. Не узнает, значит, все складывается прекрасно. Мама не очень возражала против того, что он остается, честно говоря, возражала совсем недостаточно. Что у нее, свидание в поезде с этим козлом Фредом или еще чего? Бруно заставил себя подняться, чувствуя, как в нем нарастает чувство враждебности к Фреду Уайли. Его подмывало заявить маме, что он остается в Санта-Фе ради самого захватывающего события всей его жизни. Да знай она хотя бы малую долю того, о чем идет речь, небось не стала бы лить там, за дверью, воду, не обращая на него никакого внимания. Ему хотелось сказать: «Ма, скоро мы с тобой заживем много лучше, потому что это — первый шаг к устранению Начальника». Внесет ли там Гай свою лепту, очко в свою пользу. Идеальное убийство. Когда-нибудь ему подвернется кто-нибудь другой, кого он пока не знает, и они смогут вступить в определенное соглашение. Бруно уткнулся в грудь подбородком: ему вдруг стало до слез обидно. Ну, как он расскажет маме? Убийство и мама не сочетаются. «Как отвратительно!» — заметит она. Он посмотрел на дверь ванной уязвленным холодным взглядом. До него дошло, что он вообще не сможет никому и никогда об этом рассказать, если не считать Гая. Он снова уселся.
