Сантьяго Гамбоа - Самозванцы
Он включил автоответчик, надел тапочки, бросил на кровать галстук и поставил компакт Чабуки Гранды — он считал, что ее музыка приносит удачу. Затем Нельсон отправился на кухню. Выжал сок из десятка лимонов, добавил пару белков, сахарную пудру и водку. В конце добавил 25 кубиков льда и все перемешал. Попробовал и подумал, что не хватает сахара — совсем чуточку. А сейчас? Вот, теперь в самый раз. Он налил себе большой стакан и поставил кувшин в холодильник, чтобы лед не таял быстро, и, пританцовывая, направился в гостиную.
Внезапный телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Послышался голос:
— Это Эльза, дорогой, ты дома? Звоню напомнить, что сегодня день вручения премии.
Нельсон взял трубку, сказал, что он на месте и благодарит за напоминание, и быстро попрощался, чтобы не занимать телефон.
Музыка и спиртное возымели свое действие — воображение Нельсона разыгралось. Вот статья Маркеса, опубликованная в самых известных газетах мира, о новелле Нельсона, получившей премию; вот статья Маркеса и Сарамаго под названием «Истинный писатель»; а вот его фотография с подписью «Награжденный новеллист и два нобелевских лауреата прогуливаются по улицам города»…
Только что глотнувший водки, Нельсон даже поперхнулся, когда телефон зазвонил вновь: «Хай, папик, это Дарси. Я уже дома, ужасно скучаю. Хочу тебя увидеть! Проказник… Перезвони. Бай!» Нельсон решил больше не брать трубку, пошел к холодильнику и снова наполнил бокал. Звонков не было вот уже несколько часов, и, опьянев, Нельсон задремал рядом с телефоном.
Звонок раздался в восемь часов утра, и Нельсон тотчас же вскочил:
— Слушаю?
— Профессор Чоучэнь Оталора?
— Да, это я.
— Вас беспокоят из ректората университета. На одиннадцать часов вам назначена встреча с дисциплинарной комиссией факультета.
Нельсон окаменел. Что могло произойти? С тяжелой головой и дрожью в коленях он начал одеваться. Он был уверен, что здесь не обошлось без происков Флореса Арминьо. В одиннадцать часов он был в ректорате и предстал перед дисциплинарным судом, где во всеуслышание прозвучал его вчерашний телефонный разговор с писателем из Эквадора Рамоном Ронкарио. Нельсона обвинили в злоупотреблении служебным положением и исключили из числа участников конгресса по творчеству Хорхе Икасы и всех последующих мероприятий такого рода на следующие пять лет. Самым же унизительным было то, что сообщение о его проступке и последующем наказании в течение пятнадцати дней должно было быть распространено по всем информационным стендам университета с его подписью под признанием собственной вины. В противном случае профессор был бы вынужден оставить кафедру.
«Катитесь все к чертям», — сказал он себе. На месть Флоресу Арминьо сил уже не осталось. Еще этим утром, до того, как услышать обвинения в свой адрес, он подумывал сделать сотни плакатов с изображением Норби и Лоло на фоне сердечка…
Но ничего этого Нельсон не сделал. Он сел в поезд и отправился домой в надежде провести там всю неделю под предлогом плохого самочувствия. Потом, сославшись на нервный срыв, выхлопотал отпуск, который, во избежание унижения в глазах студентов, ему охотно предоставил ректорат (все-таки он был преподавателем с десятилетним стажем). И когда Эльза спросила, чем собирается заниматься муж все это время, Нельсон ответил:
— Поеду в Пекин, дорогая, поищу какую-нибудь информацию о своих предках. Настало время обратиться к корням. А потом я напишу такой роман, что они лопнут от зависти. А когда ко мне придет известность, я пошлю всех куда подальше и мы с тобой уедем и поселимся в Париже, как тебе моя идея, смуглянка?
ГЛАВА 6
Из Парижа в Гонконг
Самолет компании «Катай Пасифик» вылетел вовремя. Мне повезло — мое место находилось рядом с медицинским отсеком, так что я мог спокойно вытянуть ноги. Пети, сидевший рядом со мной, снял ботинки, надел какой-то жуткий шерстяной свитер и с головой погрузился в чтение «Фигаро». Что за невоспитанность! Естественно, в конце концов я достал одну из книг, которые захватил из дома. К счастью, это оказался «Конец одного романа» Грэма Грина, одного из моих любимых авторов. Кажется, впопыхах я успел сунуть в чемодан еще работы Мальро и «Рене Лейс», замечательную новеллу Виктора Сигалена, эксцентричного французского путешественника, которую я прочел еще несколько лет назад; помню, там встречались зарисовки о жителях Пекина, которые могли мне пригодиться.
Через некоторое время принесли аперитивы; я попросил бутылочку белого вина, Пети же продолжал читать свой «Фигаро». Я и не знал, что можно уделять столько внимания какой-то газете. Иногда я поглядывал на соседа украдкой, пытаясь рассмотреть, что же его так увлекло. Сначала это была передовая статья, в которой говорилось об опасности, которую представляет для Европы конфликт в Косово; потом он углубился в анализ падения курса евро. Затем стал читать умнейшее описание футбольного матча, который был сыгран со счетом 0:0. Черт возьми, какая скукота! Самое интересное, что периодически Пети доставал небольшую записную книжечку и делал записи, как будто при чтении ежедневной газеты в голове могут появляться какие-либо идеи.
После ужина, расслабившись от вина и пары стаканчиков виски на десерт, я решил завязать разговор.
— Простите, мсье Пети, — сказал я, — вы уже долго работаете в дирекции радиостанции?
— Всего два года. А вы? Давно стали журналистом?
Чудеса, подумал я, так и знал, что ликер и усталость наконец немного смягчат его суровость.
— Больше десяти лет, — ответил я, давая знак стюардессе, чтобы та принесла еще выпивки.
— А почему вы приехали во Францию? — спросил он, вытирая пот со лба. — Разве у вас на родине нет радиостанций?
— Ну конечно, есть.
— И что же?
— Все очень просто. Я живу в Париже и поэтому работаю здесь. Если бы я жил в Колумбии, то работал бы там.
— Все хотят жить во Франции, — возразил он. — И поэтому все так, как сейчас. Другими словами, все мы по уши в дерьме, понимаете? Франция не должна становиться пристанищем для всех бедняков мира.
— Я приехал сюда учиться и потом остался. Я не бедняк, остался, потому что мне здесь нравится.
— Ну конечно. А почему вы не вернулись в свою страну? Там вам не нравится?
— Многие вещи на родине меня бесят, но я езжу туда всякий раз, когда у меня есть возможность.
Подошла стюардесса с двумя пластиковыми стаканчиками, льдом и парой бутылочек «Джонни Уокер». Пети проворчал:
— Нужно, чтобы каждый жил в своей стране. Будет меньше проблем.
Наконец погасили свет, и начался фильм. Это был «Доктор Т. и его женщины» Роберта Олтмана с Ричардом Гиром и Хелен Хант. Она мне нравится, но Гира я просто не выношу. Так что решил еще немного почитать, а потом поспать. Мы прилетели в Гонконг на рассвете. Из иллюминатора я увидел блестящую гладь воды и несколько островов, окутанных густым туманом. Как только мы приземлились, Пети начал чертыхаться: «Проклятая жара». Он моментально вспотел. На рубахе под мышками проступили большие круги пота.
Кондиционеры в здании современного аэропорта работали с такой мощностью, что мне даже пришлось надеть пиджак.
Пети, только что прошедший таможню, обогнал меня, и, к своему удивлению (я-то решил, что он пошел ловить такси), я заметил, что нас встречают. Это был француз лет пятидесяти пяти, одетый в льняной костюм и белую рубашку с галстуком. Протягивая руку для пожатия, он пробормотал: «Жан-Пьер Гассо, — а потом добавил: — консул Франции». Черт возьми, меня впервые встречал в аэропорту дипломат. Этот Пети, должно быть, важная персона.
Потом мы поехали в город.
На меня произвели впечатление движение, гигантские неоновые вывески, большая влажность. Высоченные здания, облупившиеся от соленого морского ветра, вызывали чувство тревоги. Любой город, в который приезжаешь впервые, внушает беспокойство.
— Как прошел перелет? — поинтересовался Гассо.
— Нормально, — сухо ответил Пети, лишая меня возможности что-либо сказать.
Вскоре Гассо затормозил на довольно людной улице, и мы спустились к коммерческому центру, который оказался частью гостиницы. Отель назывался «Принц» и был весьма неплох, если судить по носильщикам у дверей, их ливреям и белым перчаткам, а также по той предупредительности, с которой они приняли наш багаж. Перед стойкой ресепшн Пети выхватил паспорт у меня из рук и пошел оформлять документы. Я взглянул на него с недоумением. Зачем он это сделал? Я взрослый человек, говорю по-английски и не в первый раз нахожусь за границей. Но я уже понял, что не должен задавать лишних вопросов.
— Поднимитесь принять душ, — предложил Гассо. — Через полчаса я буду ждать вас в кафе.
Номер был большой, из окна была видна часть города, а вдалеке — морской залив и ряд небоскребов. Да, Гассо тоже не был образцом жизнерадостности и общительности, но я оценил то, что он дат нам время для душа. Это по-человечески. Взглянув на телефон, я подумал: было бы здорово, если бы у меня был кто-нибудь, кому можно позвонить. Кто-то, кому можно сказать: «Я долетел хорошо, все нормально, не беспокойся». И тут же решил выбросить из головы мысли о Коринн.
