Рольф Бёрлинд - Темная сторона Швеции (сборник)
– А я что говорил.
– Купил хлеб?
– Сомневаешься?
– Что тебя так взбудоражило?
– А что?
– Нет, ничего.
– Может, тебе не помешало бы изобразить немного благодарности за то, что я купил свежий хлеб и булочек к завтраку?
– Это же была твоя идея.
– И что?
– Я ничего не говорила.
– Не стоило мне ехать в город, – заявил он, доставая пакет. Он показался ему невыносимо тяжелым. – Не нужен нам никакой хлеб к завтраку.
– Не глупи, Бенгт!
– Не глупи? Это кого ты считаешь глупым? – Он сделал шаг навстречу: – Меня?
Она отшатнулась, как от удара. Как будто он собирался ее бить. Это раньше случалось, но тогда он был вынужден поднять на нее руку. Он думал, она поняла. Все те разы она провоцировала его, и рука действовала против его воли. Они это уже обсуждали. Она сказала, что поняла. Разве можно было этого не понять? Но тогда как она осмелилась назвать его глупым? Посреди отпуска. После того как он сделал усилие над собой, съездил в магазин, и все ради хорошего совместного отпуска. Накануне лосиного сафари. Она и про лосей скажет, что это глупость?
Он взвесил пакет в руке и зашвырнул его так далеко в озеро, как мог.
Тяжести хватило для инерции. Пакет шлепнулся в воду и поплыл по течению. Он слышал ее всхлипывания, но не обернулся. Вот что происходит, когда люди забывают о благодарности. Тогда можно забыть и про выпечку на завтрак. И про хорошее отношение тоже.
За обедом она молчала, что его полностью устраивало. Сам он выпил только два пива за едой. В другой день он бы и водки опрокинул, но сегодня ему предстояло пить вечером. Он рассказал ей, и она кивнула так, словно уже обо всем знала. У него появилось неприятное ощущение. После того как он сообщил, что пойдет на лосиное сафари, жена кивнула и отвела глаза. Она смотрела на пляж с другой стороны озера – туда, где он вчера ночью видел огни. Но неважно, главное, что она ничего не сказала. Должен же мужчина в отпуске иметь покой.
– С ночевкой? – спросила она через пару минут.
– Нет. Вернемся после полуночи.
Ему приятно было это произносить. Он чувствовал себя свободным и мужественным.
– А где этот навес?
– Там, – кивнул он в сторону леса. – Это все, что тебе нужно знать.
Она снова отвела глаза.
Он допил пиво.
– Я пошел купаться.
Он сразу зашел в воду. За день озеро прогрелось. Он просто лежал на воде, едва шевеля конечностями. Он слышал, что опасно купаться сразу после еды. Можно камнем уйти под воду. Камнем он становиться не хотел – их тут и без него хватает. Видно было, как жена встала и пошла в палатку. Через пару минут вышла и направилась мыть посуду. Если бы она вела себя хорошо, он бы предложил помочь с посудой. А так слишком поздно. Он лег на спину и поплыл по течению. Вода была солоноватой и хорошо держала. Пахло лесом, песком, водой. Это место просто жемчужина. Странно, что они тут единственные туристы. Место, конечно, малонаселенное, но ведь сейчас сезон отпусков. А тогда туристы со всей Европы наводняют Швецию. В кондитерской он слышал немецкую речь. Странно, что никто до этого пляжа не добрался.
Дорога заасфальтирована. К пляжу вел указатель. Здесь должны были быть туристы. Конечно, без них намного лучше, но все-таки странно… И где купаются местные жители? У них что, нет детей? Он видел хутора в полях. Да и крестьянам не помешало бы охладиться после работы на жарком солнце… Однако ни души. «Может, причиной тому жара», – сообразил он. Детей отправили в лагерь. Но вряд ли… Тогда другие дети из города приехали бы к бабушкам и дедушкам. Летние дети. Смешное выражение – летние дети, будто дети бывают только летом.
Жена была таким ребенком. Ему внезапно вспомнилось, что она или кто-то другой ему об этом рассказывал. Она проводила лето в деревне. «Может, такой, как эта», – подумал он. Где именно, он не помнил. Но крестьянки из нее не вышло. Только пара диалектных словечек вкралась в речь, и иногда в ней звучали интонации, подобные тем, с которыми говорил мужчина, зазывавший его на сафари. Может, все крестьяне говорят одинаково? Он улыбнулся своим мыслям.
Без пяти семь он припарковался внизу у церкви. Солнце продолжало палить. Закрыв машину, он поднялся наверх. Машину потом заберет жена. Отсюда до кемпинга километра три. Она сама предложила. Жаль, что такие хорошие идеи посещают ее не часто. Церковь вся светилась от яркого света. Вблизи нее все: трава, забор, могилы, небо – казалось белым. Но скоро наступит вечер, и краски смягчатся. Это было лучшее время. Он встал у калитки. Церковное кладбище казалось крошечным, могил двадцать свидетельствовали о том, что в приходе всегда было мало людей. Мало людей жило и мало умерло. Он задумался, смог бы сам так жить. Нет. Летом здесь еще можно было существовать, но зимой… Зимой морозы доходят до минус тридцати. Он поежился от этой мысли. Снова посмотрел на могилы. Умереть здесь? Ни за что. «Если здесь не живешь, то и не умрешь», – улыбнулся он. Сзади раздался звук мотора. Повернувшись, он увидел пикап и уже знакомого мужчину в кепке за рулем.
– Залезай! – крикнул тот.
– А где другие?
– Ждут в лесу.
– Я думал, мы встречаемся тут.
– Они пришли раньше, и мой компаньон повез их первыми.
Он не стал расспрашивать. Они направились той же дорогой, которой он ехал в деревню. В окна дул теплый ветерок. На полях паслись коровы с набухшим от молока выменем. Скоро пора доить. Ковбои приедут, чтобы отогнать скот на ферму. «Movin’, movin’, movin’…»[2] Он видел это в каком-то сериале. Тот сериал могли снять и здесь. За сто лет тут ничего не изменилось. Только лошадей заменили пикапы. Но не всех. Лошади для катания остались. Они проехали мимо поворота к пляжу. Но указателя больше не было. Он обернулся. Да, это точно тот поворот. Он узнал раздвоенную сосну в пятидесяти метрах от пляжа и повернулся к водителю:
– Указатель исчез.
Мужчина в кепке бросил на него странный взгляд, но промолчал.
– Указатель на пляж. У меня там стоит палатка.
Мужчина посмотрел в зеркало заднего вида.
– Указатель?
– Да, указатель. Сине-белый. Обычный.
– Хм… ты прав, – отозвался водитель. – Там обычно висит указатель.
– Больше нет.
– Может, забрали починить.
– Посреди отпуска?
– Ну, я не знаю… Это важно?
– Нет… наверное, нет… просто странно.
Мужчина за рулем не ответил и свернул в лес. Указателей на повороте не было. Да и ехали они не по дороге, а по какой-то тропе. Может, лосиной, подумал он. Вот они идут по ней, ничего не подозревая, а в кустах сидят крестьяне и ждут с ружьями наперевес. «Лучше проявлять осторожность», – подумал он, косясь на водителя. Он ведь тоже крестьянин. Кто знает, что у него на уме. Кулаки у него, сразу видно, крепкие. Они выехали на перекресток. Он подумал о предстоящем ужине: костер, шашлык, пиво, шнапс… Невыпитый после обеда виски начинал сказываться. В горле пересохло. Язык разбух и мешался во рту. «Никогда больше не пренебрегать послеобеденным виски», – подумал он. Пикап карабкался на холм. Лес стал светлеть, и вскоре они выехали на опушку. Водитель выключил зажигание.
– На месте, – объявил он и вышел из машины.
Вид с вершины холма открывался потрясающий. Ощущение было словно стоишь на вершине мира. Видно было весь лен[3] на мили вокруг. А перед тобой сосновое море, прямо до горизонта. Солнце садилось на западе. Отсюда можно было любоваться закатом, провожая солнце взглядом, пока оно не превратится в золотой пожар на горизонте, чтобы через несколько часов снова подняться в небо.
Но они приехали сюда не за этим.
– А вот и остальные, – сказал мужчина в кепке, показывая на людей неподалеку.
Он насчитал четверых. Все были одеты в грубые джинсы, клетчатые рубашки, грубые ботинки и кепки, как у водителей. Вид у всех был крестьянский. Он единственный выглядел как городской. Синяя рубашка заправлена в брюки. И яхтенные туфли грубыми никак не назовешь. Кепки у него тоже не было. Водитель представил его остальным. Судя по всему, только он был не местным. «Может, пятьсот крон – это много для крестьян, – подумал он. – Может, они только изображают туристов, а пять сотен собираются разделить по сотне на каждого. Этого им хватит на мешок удобрений или что там крестьянам нужно». Но деньги у него еще не просили.
– Займем позиции, – объявил мужчина в кепке. Он уже привык о нем так думать, хотя на самом деле в кепках были все. Странное у него выражение – занять позиции.
Мужчина в кепке пошел по направлению к вышке. На вид она казалась недавно построенной. Непонятно было, зачем тут вышка, но, может, с нее лучше следить за лосями… Они поднялись по лестнице. Вышка оказалась выше, чем выглядела снаружи. Так всегда бывает, когда прыгаешь в воду с вышки. Но он давно уже не прыгал. Он вообще давно уже не делал ничего, заслуживающего внимания. Он не жил, а существовал. Не лазил на вышки, не разжигал костров. Шнапс, конечно, пил, но кто его не пьет… Он думал, что жил, но это была не жизнь.
