Уэс Демотт - Фонд
– Хочешь сказать, им наплевать на любые упущения?
– Правильно. Заниженные ожидания – именно о них я говорю. Американцы не требуют никаких отчетов вообще. Они приучены думать, что у них всегда все в большом порядке, и никакого желания тратить время на борьбу с упущениями нет.
Джеймисон кивнул и продолжал молчать. Он ждал, пытаясь понять, какое отношение это имеет к проекту «Вомбат».
– Страна нуждается в подотчетности государства. Контроль и проверка балансов, как было задумано с самого начала. Люди того заслуживают. Ошибочные побудительные мотивы политической линии Вашингтона наносят непоправимый ущерб стране, но все, что мы делаем, – злимся несколько минут и качаем головой по поводу излишеств и тупиковых ситуаций, а потом обо всем забываем.
– Ты права. Это касается нас всех.
– Ну, меня-то нет. Компании, подобные «Диллон», которые являются всего лишь второстепенными участниками игры, находятся у меня на прицеле, потому что служат для меня хорошим отправным пунктом. Они преступны, и я докажу это, прежде чем сделаю очередной шаг по служебной лестнице.
– Эй, успокойся. Я и не знал тебя с этой стороны.
Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
– Извини. Мне не следовало говорить это. Я вторглась в зону твоего комфорта, да?
– Нет. Не в этом дело. Просто звучит… ну, как-то безнадежно. Ты вступаешь в бой с монстром и не можешь всерьез думать, что победишь.
Она, похоже, оставалась спокойной, словно видела, что понять это ему не дано.
– Я вступаю в этот бой не одна. «Коалиция» полагает, что победить мы сможем.
– Хорошо, желаю удачи. Но я воспринимаю это чем-то вроде улицы с односторонним движением.
Ей хотелось поспорить, и он это знал. Знал также, что делать этого Мелисса не станет. Это не в ее правилах. Бороться – да, тратить время на дискуссии – нет.
– Я приготовлю кофе. Чувствуй себя как дома, я скоро вернусь. Растворимый годится?
Он взял саблю, находившуюся рядом со стулом, и шутя погнал Мелиссу к кухне, пытаясь разрушить стену, которую сам только что между ними и воздвиг.
– Конечно. Тебе помочь?
Она заметила, что он в плохой форме.
– Нет, спасибо, Синдбад, но ты можешь опустить бленды. В доме напротив только что поселились какие-то слишком любопытные люди.
– Конечно.
Он бросил саблю на диван и пошел к окнам. Окна занимали целую стену и выходили на расположившуюся внизу Тридцать третью улицу и на старое здание напротив, которое лет сто назад служило складом. Новые оконные рамы напомнили Джеймисону о перестройке, которую Мелисса устроила два года назад. Тогда он предложил переселиться к нему, стремясь предотвратить разрыв, но она отказалась. Такой уж у нее характер, Мелисса упрямо отстаивала свою независимость. По этому поводу у них часто происходили стычки.
Теперь он очень сожалел, что она не переехала к нему. Закрывая жалюзи и отгораживаясь все больше от затемненного дома напротив, он размышлял, насколько иначе сложились бы их судьбы, если бы она согласилась. Мелисса вернулась с кофе.
– Готова к работе?
– Конечно. С чего начнем?
Она поставила кофе на стол, взяла блокнот и свернулась, как кошечка, на маленьком диванчике.
– Думаю, с начала. Расскажи мне о проекте «Вомбат» с того самого дня, когда ты получил проектное задание. Мы займемся твоими расчетами, определив рамки информации, которую намерены использовать.
Джеймисон на мгновение задумался, собираясь с мыслями. Мелисса держала ручку над блокнотом в готовности начать записывать, потом вдруг посмотрела на него.
– Знаешь, а делать нам это не обязательно.
– Что? Да, я знаю. Просто продумывал. Идти на попятную не собираюсь.
– Уверен?
– Да. – Он старался казаться убедительным.
Питер рассказал всю историю проекта, включая неудачи, успехи и вмешательства руководства. Мелиссе приходилось писать быстро, но она его не прерывала. Когда она писала, ее голова слегка наклонялась, и он любовался ее прекрасными каштановыми волосами.
В час ночи он закончил свой рассказ и пошел на кухню за водой. Когда он вернулся, Мелисса накрывала диван простыней. Он взялся за угол простыни и помог заправить ее под подушку.
– Собираешься спать сегодня на диване?
Она усмехнулась и хлопнула по его руке ладонью настолько сильно, что стало больно.
– Едва ли. Впрочем, тебе, наверное, лучше остаться на ночь здесь, чем ехать домой. Завтра с утра мы можем начать снова.
Он старался заглянуть ей в глаза, чтобы понять, о чем она сейчас думает. Но Мелисса отвернулась и начала взбивать подушку.
– Я согласен. Спасибо.
Теперь она улыбалась во весь рот.
– Не совсем как в добрые старые времена, но…
– Угу, да. Не совсем.
Мелисса потерла руки и осмотрела гостиную.
– Ты знаешь, где что находится. Так что, пожалуйста, пользуйся. Хотя ванной комнатой тебе придется пользоваться моей. Гостевая ванная перестраивается. Можешь принять утром душ, если хочешь. Стекло на двери тонировано, так что не беспокойся. Да и видела я уже все это.
Он почувствовал, что краснеет.
Мелисса потерла руки, словно они у нее замерзли.
– Хорошо. Думаю, утром увидимся.
Он переступал с ноги на ногу, отчаянно желая сделать шаг, который разделял их, но разум подсказывал, что делать этого нельзя.
– Спокойной ночи, Мелисса.
Джек Кейн воспользовался ключом, который ему дали, и открыл большое пустое помещение. Оно, вероятно, было когда-то либо складом, либо опустевшей ныне мансардой художника. Внутренних перегородок не имелось, если не считать маленькой комнатушки в дальнем углу – возможно, ванной комнаты. Прямо перед ним, примерно в двадцати футах, ниспадала до самого пола штора из темного пластика. Она делила огромное помещение во всю его длину, отчего пространство у окон оставалось затемненным.
К нему, дружелюбно улыбаясь, подошел мужчина с чашкой кофе, вооруженный огромным пистолетом.
– Добрый вечер, мистер Кейн.
Кейн принял кофе и, прежде чем сделать глоток, понюхал его.
– Чем они там занимаются, Кордерман?
Дэн Кордерман хмыкнул.
– Ну, сэр, в настоящий момент готовят себе постель. Несколько раньше мы посетили ее квартиру, и Мартин организовал полную запись того, что они делали в течение вечера. И мы уверены, что они вот-вот начнут кувыркаться, так что я отключился. Знаете, когда я веду слежку, мне не нравится наблюдать подобные картины. Мне от них начинает очень не хватать собственной жены.
Кейн захихикал.
– А мне казалось, вы ненавидите свою жену. Я никогда не слышал от вас о ней ничего, кроме жалоб.
– Не имеет значения, сэр. Когда слышишь, как какая-то другая пара активно занимается этим, кто угодно пожалеет, что рядом нет супруги. – Он вдруг застыл в напряженном ожидании. – О, черт побери, мистер Кейн, извините. Я не то хотел сказать.
Кейн стоял с каменным лицом и не выказывал эмоций – ни боли, ни горя, ни злости. Он держал это при себе, чувствуя себя виноватым в том, что вся трагичность гибели его собственной семьи так долго доходила до его сознания.
Он находился в плавании как технический представитель «Диллон аэроспейс», выполняя обязанности офицера связи между «Диллон» и ВМС. Причиной для этого послужили серьезные неполадки на одном из самолетов ВМС. Командир авианосца «Констеллейшн» вызвал его в свою каюту и сообщил, пытаясь не показывать эмоций:
– Мистер Кейн, у меня для вас ужасная новость. Ужасная новость…
Кейн помнит, как стоял там и в ужасе ожидал конца сообщения командира.
– Вчера вечером совершено незаконное вторжение в ваш дом, мистер Кейн. Сожалею, но при этом были убиты ваша жена и оба ребенка. Вас высадят на побережье США, как только вы будете готовы. Очень сожалею. Могу ли я что-нибудь для вас сделать…
То, что говорил командир, не могло быть правдой. Его слова не звучали как правда. Но и семья не казалась чем-то реальным – во всяком случае, здесь, посреди Средиземного моря. Кейн не обнимал их полгода. Шесть долгих месяцев, в течение которых он не слышал ни ее голоса, ни того, как она планирует их будущее. Ощущение того, что у него больше нет семьи, приходило с трудом. Он стоял, понимая, что командир продолжает говорить, и ненавидел себя за то, что не страдает сильнее. За то, что не упал в обморок и не заплакал, услышав ужасную новость, совершенно не подозревая, что боль утраты почувствует позднее.
К тому времени, когда он вернулся в Вашингтон, полиция уже занялась другими преступлениями, отложив расследование убийства его семьи до тех пор, пока не появится кто-нибудь и не сознается в содеянном. Детективы, по их словам, должны идти дальше. Если не удается раскрыть преступление за сорок восемь часов, оно скорее всего так и останется нераскрытым. Им не хватает человеко-часов на такое расследование преступления, которое заканчивалось бы арестом. «Дело закрыто, – сообщили они ему. – Попытайтесь забыть».
