Уоррен Мерфи - Крайний срок
– Эй! – окликнул он ее. (Руби оглянулась.) – Вы оттуда ничего не прихватили?
– Надеюсь, что нет, – ответила Руби.
Закусочная Манни была именно таким местом, которого заслуживал этот квартал, а Манни выглядел так, словно потратил жизнь на то, чтобы соответствовать качеству своей закусочной. Он оказался хорошим знакомым Зака Мидоуза.
– Еще бы! – сказал он Руби. – Он заглядывает сюда два-три раза в неделю. Обожает мои сандвичи с копченой говядиной.
– Могу себе представить! – сказала Руби. – Давно вы его видели в последний раз?
– Сейчас соображу... – Манни пожал плечами. – Нет, уже недели две, как он не показывается.
– Не знаете, куда он мог подеваться? Кто его друзья?
– Никогда не видел его в компании, – ответил Манни и с подозрением спросил: – Зачем он вам понадобился?
– Меня прислал мой босс, – ответила Руби, не моргнув глазом. – Мне надо передать ему деньги.
– Деньги? Мидоузу? – Манни недоверчиво сморщил нос.
– Ему.
– А кто ваш босс?
– Важная шишка. Мидоуз работал с его женой – ну, сами понимаете... – Она многозначительно посмотрела на Манни.
Тот немного постоял в задумчивости, а потом кивнул.
– Иногда он отирался в «Бауэри-баре», – сказал он. – Может, его видели там? Эрни принимал ставки Мидоуза...
Руби поняла, что букмекера Мидоуза звали Эрни, Она нашла его в баре, у самой двери. На Эрни был синий костюм в тонкую полоску, на носу у него сидели очки с розовыми стеклами, а на пальце красовался перстень с тигровым глазом, похожим на треснутое яйцо динозавра. Эрни то и дело выглядывал на улицу.
Он сделал попытку вести себя в отношении Руби как галантный кавалер, с облегчением вздохнул, когда попытка была отвергнута, и с готовностью заговорил о Заке Мидоузе.
– Это мой близкий друг! Так ему и скажите. Пускай заходит! Ему нечего бояться.
– Я тоже его разыскиваю, – сказала Руби.
– Он и вам задолжал? – спросил Эрни.
– Наоборот, это я должна передать ему деньги.
Эрни поднял глаза от пивной кружки с красным вином. Беседа принимала занятный оборот.
– Сколько?
– Они не при мне. Пятьсот долларов. Мне велено привести его к боссу, и тот отсчитает ему денежки.
– Пятьсот? Этого достаточно.
– Достаточно для чего?
– Чтобы он расплатился со мной.
– Вы знаете, где можно его найти?
– Знал бы, сам бы нашел, – ответил Эрни.
– Вы знаете кого-нибудь из его друзей?
– У него не было друзей. – Эрни пригубил вино. – Погодите-ка... Кажется, на Двадцать первой стрит... – Он помолчал. – Если вы его найдете, то позаботьтесь, чтобы он отдал мне три сотни из своих пяти.
– Заметано, – сказала Руби. – Как только я его найду, тут же поволоку к своему боссу за деньгами, а потом лично приведу его сюда.
– Кажется, вам можно верить. Есть там одна баба по имени Флосси. Она сшивается по Двадцать второй стрит, между Восьмой и Девятой авеню. Не вылезает из баров. Раньше она была уличной проституткой, а может, и до сих пор этим промышляет. Мидоуз всегда при ней. Кажется, он иногда у нее ночует.
– Флосси, говорите?
– Флосси. Вы ни с кем ее не спутаете. Жирная, как цистерна. Глядите, чтобы она ненароком на вас не присела.
– Спасибо, Эрни, – сказала Руби. – Как только я его найду, мигом приведу сюда.
Выйдя на свет. Руби застала водителя муниципального буксира за привязыванием троса к бамперу ее белого «линкольна-континентал».
– Эй, полегче! – крикнула она. – Это моя машина.
Водитель был толстым негром с прилизанными, как у солиста джаз-клуба 30-х годов, волосами.
– Неправильная парковка, милашка, – объяснил он.
– Еще чего? Где знак?
– Вот там. – Негр неопределенно махнул рукой.
Прищурившись, Руби разглядела на дальнем столбе что-то круглое.
– Знак вон где, а машина здесь, – сказала она.
– Знаки – не мое дело, – сказал водитель. – Моя задача – отбуксировывать машины.
– Во сколько это мне обойдется?
– В семьдесят пять долларов: двадцать пять штраф, пятьдесят буксировка.
– Давай сосуществовать: я плачу тебе пятьдесят, и ты оставляешь в покое мою машину.
– Восемьдесят – и езжай на все четыре стороны, – предложил водитель, подмигивая.
– Да ты не только тупица, но и жадина! – сказала Руби.
– Девяносто, – откликнулся водитель.
– В гробу я видела таких уродов!
– Тогда сто, – согласился водитель и наклонился к бамперу, чтобы закрепить трос.
Руби обошла его буксир спереди и спустила оба передних колеса. Тяжелая махина клюнула передом. Услыхав шипение, водитель попытался остановить Руби, но та уже садилась в такси.
– Эй, ты! – крякнул водитель. – Что же мне теперь делать?
– Вызывай буксир, – посоветовала Руби. – А когда в следующий раз явишься в автоинспекцию, то не забудь прихватить с собой адвоката. На Двадцать вторую улицу, – сказал она таксисту.
Глава седьмая
Возвращаясь к себе в кабинет в 2.15 дня, Рендл Липпинкотт насвистывал... Это было для него так необычно, что две его секретарши недоуменно переглянулись.
– В следующий раз он исполнит у себя на письменном столе чечетку, – сказала одна.
– А меня изберут папой римским, – ответила другая, по имени Дженни, которая была старше первой на полгода.
Однако избрание папой римским проигрывало по неожиданности тому, что ожидало Дженни, когда она, повинуясь звонку, вошла в 2.30 в кабинет Липпинкотта. Банкир ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Он по-прежнему что-то насвистывал.
– С вами все в порядке, сэр? – спросила она.
– Никогда не чувствовал себя лучше. Как будто заново родился. Будьте умницей, пошлите за бутылочкой пивка.
К 2.50 Липпинкотт уже не испытывал уверенности, что хорошо себя чувствует. Он сбросил пиджак и снял галстук. К 2.55 за пиджаком и галстуком последовала рубашка, и Дженни, вошедшая к боссу с пивом, застала его в одной майке. Увидев его в таком виде, она едва не выронила поднос.
Не обращая внимания на ее недоумение, он вскочил и сбросил одежду.
– Ненавижу одежду! – сообщил он. – Ненавижу, и все тут. Это пиво? Отлично!
Он выпил почти всю банку, а потом стянул и майку. Секретарша заметила, что кожа у него бледная, с красными пятнами, как у махнувшего на себя рукой 45-летнего забулдыги с избыточным весом. Она стояла как завороженная, не в силах двинуться с места. Только когда Липпинкотт расстегнул ремень и начал расстегивать молнию на брюках, она отвернулась и выскочила из кабинета.
Заглянув в журнал, она столкнулась с проблемой. В 3.15 к боссу должен был явиться вице-президент «Чейз Манхэттен бэнк». Как заставить босса одеться к встрече? Она размышляла на эту тему до 3.10, когда, глубоко вздохнув, набралась храбрости и вошла в кабинет. Прямо на пороге она застыла: Липпинкотт лежал голый на кушетке, беспокойно ерзая, словно гладкая ткань обивки раздражала ему кожу. Увидев секретаршу, он приветливо поманил ее:
– Входите!
Она не двинулась с места, стараясь не встречаться с ним глазами.
– Мистер Липпинкотт, через пять минут у вас встреча с «Чейз Манхэттен».
– Превосходно! Я на месте.
– Думаю, вам нельзя проводить эти переговоры раздетым, мистер Липпинкотт.
Он покосился на свою наготу, словно впервые обнаружил, что гол.
– Наверное, вы правы, – проговорил он. – Господи, как я ненавижу одежду! Может, завернуться в простыню? Скажите посетителям, что я только что приехал с собрания клуба, где все одеваются в тоги. Как по-вашему, это годится? Можете раздобыть мне простыню?
В его взгляде светилась надежда. Она отрицательно покачала головой. Он обреченно вздохнул.
– Ваша правда. Ладно, одеваюсь.
Через несколько минут, встретив в приемной представителя «Чейз Манхэттен», секретарша сперва позвонила Липпинкотту и многозначительно спросила его:
– Вы готовы к встрече, сэр?
– Разумеется. Хотите удостовериться, что я одет? Одет, одет! Пусть войдет.
Секретарша вошла в кабинет вместе с посетителем. Липпинкотт сидел за письменным столом. Рукава его рубашки были закатаны, галстук отсутствовал. Обычно избыточно вежливый, на сей раз он не поднялся, чтобы поприветствовать гостя, а просто махнул рукой, указывая на стул. Заранее содрогаясь, Дженни скосила глаза и увидела рядом со столом пиджак Липпинкотта, его галстук, майку, трусы и ботинки с носками. Одетой была только верхняя часть его туловища. Дженни едва не вскрикнула.
– Какие-нибудь поручения, сэр? – выдавила она.
– Нет, Дженни, все прекрасно. – Однако прежде чем она исчезла за дверью, он окликнул ее: – Не уходите домой, пока я с вами не поговорю.
Встреча продолжалась два часа: двум банковским империям требовалось многое согласовать. Человек из «Чейз Манхэттен» проигнорировал странный вид обычно безупречного Липпинкотта, памятуя, что находится в одной клетке с финансовым тигром. Однако совсем скоро он убедился, что тигр лишился зубов. Он соглашался со всеми предложениями «Чейз Манхэттен».
