Брайан Гарфилд - Жажда смерти
Пола тошнило от запаха: наконец он понял, что эта душная сладость не что иное как дандивский одеколон после бритья.
Улыбка Данди застыла – до него только сейчас дошло, что случай рассказан не к месту. Энн пришла домой после операции. Эстер домой не вернется. Данди думал именно об этом: на его лице всегда отражались все мысли, и Пол не мог придумать каким образом избавить приятеля от чувства вины без того, чтобы еще не ухудшить создавшуюся ситуацию. Лучше всего, наверное, было бы вовсе не заметить происшедшего, претвориться, что все в порядке. Поэтому он быстренько проговорил:
– Я смотрю, вы тут в мое отсутствие совсем распустились. Так вот учтите – я вернулся. Во-первых, чтобы поймать за руку тех, кто намеревается таскать варенье из моего шкафа... – Тяжелый, нарочитый смех Данди, – ...а во-вторых, чтобы склеить все, что вам, ребята удалось разломать в бизнесе. Сэм Крейцер тут же сказал:
– Кстати, когда ты вошел мы как раз обсуждали дельце одного твоего клиента. Немзермана. Сукин сын теперь крепко подсел, правда, Сэм?
– Он что, установил у вас подслушивающие устройства и знал, о чем вы говорите?
– Да нет просто звонил каждые пару дней и спрашивал, когда ты снова появишься на работе. И кстати передавал свои соболезнования.
Пол подумал: неужели правда. Немзерман был не из таковских, поэтому он решил, что Сэм прибавил эти слова от себя, потому что их требовалось произнести в данную минуту.
Данди буркнул:
– Я вчера с ним говорил – Сэма как раз не было. Судя по всему, он говорил из какой-то букмекерской конторы – шум стоял в трубке просто адский.
– Что же он сказал?
– Во-первых: почему Пол Бенджамин сидит на заднице и когда он собирается снова начать работать? Это я перевожу на более-менее приличный язык. Во-вторых: похоже он заучил урок – по крайней мере на какое-то время – и выкарабкался из истории с незаработанными деньгами, о которых он думал, что они являются его основной прибылью. То есть проинструктировал своего брокера, чтобы тот звонил ему проверяя при этом все полугодичные отчеты, на предмет продажи какого-нибудь блока акций. В-третьих: эта проблема породила следующую, которую он и хотел обсудить.
– И что же – обсудил?
– Ну да. Я не хочу хитрить с твоими клиентами, Пол – и не хочу отбивать твою клиентуру. Но за последнюю неделю мне Немзерман надоел хуже горькой редьки. Поэтому под конец я сломался и сделал ему предложение, которого он добивался.
– Какое еще предложение?
– В общем, у него есть чемодан доверху набитый акциями, которым миллион лет. То есть он хранит их еще со времен первой администрации Рузвельта.
– Франклина Рузвельта, – спросил Сэм насмешливо, – или Тедди?
Данди продолжил, не обратив на реплику Сэма внимания:
– Если он продаст акции сейчас, ему придется выплатить огромные налоги на приращение капитала. Ведь некоторые бумаги возросли в цене за последние сорок лет от десяти долларов до шестисот. Поэтому Немзерман как безумный ищет способ вообще ничего не платить.
– И что ты ему посоветовал?
– Создать несколько трестов, и акции вложить в них. А потом просто “зависнуть” на них. Если ему удастся распоряжаться ими до смерти, то они перейдут по завещанию к наследникам, а наследники смогут продать их не платя никаких налогов. А если он положит акции на имена наследников, это поможет еще и обойти кое-какие имущественные налоги.
Данди, к сожалению, говорил слишком много и слишком быстро. Пол постарался было успокоить его.
– Именно это и я ему советовал. Не бери в голову. Не думаю, что он воспользуется твоим предложением, но зато не сможет нас после обвинять, в том, что мы его надрали.
Сэм Крейцер спросил:
– А почему ты думаешь, он не воспользуется советом?
– Насколько мне известно, наследников у него всего двое – сестра и племянник – и он ненавидит их до смерти.
– Тогда почему бы ему не создать благотворительную организацию?
– Несколько лет подряд я предлагаю ему эту комбинацию. Он продолжает отговариваться: мол, вот-вот созреет. Но он никогда не созреет. В его скелете отсутствует благотворительная косточка.
– Значит, он оставит наследство двум людям, которых ненавидит и позволит правительству заграбастать невероятно огромные налоги. Знаете мне кажется, что ему глубоко плевать на то, что случится после его смерти. Люди типа Немзермана радуются деньгам пока живы. Таким образом они уравнивают счет в неравной игре, которую ведут с жизнью. А когда он умрет и игра закончится – какая ему разница, что случится с фишками?
Данди проворчал:
– Хотелось бы мне смотреть на это дело с такой стороны.
Пол сел в кресло.
– Может быть он так уж не прав. Иногда мне кажется, что мир это черная пустыня, в которой слепцы ищут камни, чтобы убивать других слепцов.
Ему не хотелось этого говорить, но от постоянных мыслей о сложившейся ситуации, слова сами вертелись на языке и он просто позволил им соскользнуть, но увидев их реакцию, он пожалел, что сорвался. Данди принялся суетливо отыскивать уголок, в котором он мог бы устроиться, а Сэм Крейцер тоскливо уставился на узел галстука Пола и проговорил:
– Знаешь, Пол, я понимаю, что ты чувствуешь. Мы все это понимаем. Но через какое-то время – вот посмотришь – все будет выглядеть для тебя чуточку иначе.
– Сомневаюсь, – ответил Пол – ровно без нажима; ему вовсе не хотелось начинать горячий спор, но он ощущал, что внутри столько накопилось, что поневоле придется высказаться – помните статейку в воскресном “Таймс Мэгэзин”? О подобных вещах мы читаем постоянно, но не верим в них. Не верим в то, что такое действительно может произойти – пока это не происходит лично с тобой.
– Пол, ты не имеешь права судить людей. Их кормят всем этим денно и нощно – они устают от этого. Это все равно, что крики “волк”! – люди так часто слышат о преступлениях, что для них они перестают иметь какое бы то ни было значение. И может быть это и к лучшему. Нам всем необходим какой-то защитный механизм, иначе рано или поздно мы можем спятить.
Кэрол...
Превозмогая внутреннее сопротивление он заставил себя ответить:
– Сэм, ты поймешь о чем я говорю, если вспомнить как часто мы читаем о нервных срывах сторожевых собак, которые живут в нашем замечательном городе. Как они набрасываются и рвут в клочья полицейских прямо в участках – не значит ли это, что в замечательном городе Нью-Йорке ты не можешь даже в полицию зайти, чтоб предварительно не позвонить и подождать, пока тебя не впустят?
– А почему ты думаешь, мы с женой все время стараемся найти себе жилье вне городской полосы? – Значение сэмового вопроса было ясным.
– Не знаю, может быть, это и выход. Может... может, тогда Эстер все еще была бы...
– Боже мой, Пол, не надо так, прошу!
– Все нормально. Все нормально. Я не собираюсь тут растекаться дерьмом по твоему ковру. Просто за последние несколько дней я думал. И знаешь, не слишком приятно было прийти к пониманию того, что большую часть своей жизни посвятил делам, само основание которых считаю теперь полностью неверным.
Сэм покачал головой.
– Не верю, Пол, не верю – да ты и сам не будешь верить этому, когда пройдет достаточно времени, чтобы все постепенно позабылось...
Разговор на эту тему прервался до вечера, потому что на последней фразе в кабинет Сэма вошел Генри Айвз.
– Мэрилин поведала о твоем приходе. Рад тебя видеть, Пол, чертовски рад.
Пол пожал старую костлявую ладонь. Жесткость рта Айвза, всегда напоминавшего прорезь для монет стала отдохновением для вымотанного в споре Пола.
– Не могу выразить, Пол, насколько все мы были огорчены происшедшим, огорчены – и озлоблены. Сказать по правде злоба это даже не то слово, которым можно охарактеризовать нашу ярость. Тот факт, что наши служители закона позволяют подобным вещам происходить, причем делают это снова и снова, – он со свистом втянул в себя воздух, и продолжил, – это наш стыд и наша боль, Пол. Мы все в этом повинны. Они хоть что-нибудь разузнал о тех, кто это сделал? Я так понял, что преступники до сих пор не пойманы. Стыд и позор.
Смена темы разговора выбила Пола из колеи: Айвз выдал свой монолог ровно, и двигал его как по рельсам – сел на своего конька: он чувственно-эгоистично поставил себя в центр внимания и теперь наслаждался произведенным эффектом.
– Нет, – ответил Пол, – пока не поймали. Пока ведется розыск. Я держу связь с полицией. Похоже, у них есть одна-две зацепки.
– Тогда, клянусь Господом, лучше быть им их побыстрее раскрутить. Я так понял, что действовала группа подростков, – юных негодяев? Правильно?
– Именно так.
– Стыд и позор, – снова громыхнул Айвз и поднял палец, словно пресекая попытки вмешаться, которых и так никто не делал. Эти омерзительные юнцы растут в бедных кварталах, где понимают, что зло ненаказуемо, а добродетели существуют лишь для старых больных на голову кретинов. Чего же нам от них ожидать как не внезапных проявлений самой страшной жестокости? Радикалы держат на чердаках оружие, а критикуют правительство за перепроизводство той экономической системы, в которой выросло намного больше великих людей и мыслителей, чем в какой-либо другой, и которая избавила столько людей от бедности, сколько не избавлял ни один другой режим за всю историю человечества. Они вооружаются, чтобы нападать на честных граждан, тружеников, таких как вы и я, и стрелять в осажденных полицейских, и что происходит? Народ негодует на насильственные действия полиции, которая всего лишь хочет защитить саму себя и тот же самый народ!
