Питер Альбано - Испытание седьмого авианосца
Черт бы побрал этого Уильямса. Пленников надо было расстрелять. И араб, и немец кровожадны не хуже дерущихся петухов. Как ни странно, в своей неудаче они винят друг друга. Немец — единственный бомбардировщик не арабского происхождения — высок, грузен и слишком стар для авиатора.
— Hauptmann Conrad Schachter, Sechste Bombardement Geschwader![8] — с гордостью объявил он, когда его, промокшего насквозь, вытащили на мостик. А потом, испепелив взглядом араба, выплюнул на довольно приличном английском: — А этот Dummcopf,[9] козопас — мой бортстрелок. Пригоршней козьего говна в мечеть не попадет, иначе не был бы здесь.
Араб смугл, мал ростом. Узкие глазки так и бегают над ястребиным носом, а самая выдающаяся деталь его внешности — висячие усы, очевидно служащие гарантией мужественности.
— Feldwebel[10] Хай Абу эль Сахди, — произнес он, перебирая четки. И, обдав Шахтера столь же злобным взглядом, презрительно бросил: — А ты, сын ослицы, сбросил в море тонну дерьма и сам за ней прыгнул. Ты бы и при хамсине змея не смог запустить. — Потом глаза коротышки сузились, и он добавил: — Видно, передок твоей матери был оазисом для верблюдов, беззубая собака!
Взревев, как разъяренный бык, немец кинулся к арабу с явным намерением вцепиться ему в глотку. Их растащили и с помощью четверых матросов из рулевой рубки препроводили вниз. А там, по приказу капитана приковали к пиллерсам в носовом торпедном отсеке, на безопасном расстоянии друг от друга. Немец рассвирепел, оттого что его содержат в помещении для рядовых.
— Я капитан, слышите, вы, сволочи! — разорялся он. — Требую, чтобы меня поместили в офицерскую кают-компанию.
На его крики никто и внимания не обратил. За спиной послышался шорох, и Брент, обернувшись, увидел молодого, высокого как жердь штурмана Чарли Каденбаха. Узкое лицо с заостренным носом, впалые щеки, немного сутулится, что характерно для многих высоких мужчин. К тому же младший лейтенант Каденбах безумно застенчив, что как-то не сочетается со стальной волей и бьющей через край энергией. Со вздохом он опустился на скамью напротив Брента.
— Душу бы заложил за автоматику. Хорошо хоть, полуденные замеры удалось сделать. — Он усмехнулся. — Ориентируемся не хуже Христофора Колумба. Всего на четыре мили к востоку от счисления пути. — Парень забарабанил пальцами по столу и уставился в окаменевшее, ничего не выражающее лицо Брента. Потом снова попробовал завязать разговор: — Отлично вы стреляли, лейтенант. Как говорится, задницу нашу спасли. Неужто три «Штуки» сбили? Невероятно! Так, наверно, никто еще не стрелял.
Брент кивнул, пробормотав что-то в знак благодарности. Дверь в задней переборке раздвинулась, и с камбуза вошел буфетчик Пабло Фортуно с кофейником и подносом, на котором лежали два толстых сандвича. Низкорослый, с вывороченными губами и широким сплющенным носом, типичным для племени канака с островов южной части Тихого океана, угольно-черными волосами и рябоватым лицом — свидетельством множества инфекционных заболеваний, перенесенных его народом до пришествия белых людей.
Брент не чувствовал голода и есть не просил. Но услужливый Пабло знал больше о своих офицерах, чем они сами. Он подал Каденбаху дымящийся кофе и вновь наполнил кружку Брента. Затем поставил на столик поднос и удалился. У Брента вдруг потекли слюнки. Он взял сандвич, и в ноздри шибанул запах ветчины и майонеза. Латук, помидоры, другие свежие овощи уже несколько недель, как исчезли из рациона. Теперь они питаются исключительно консервами. После первого же укуса он почувствовал прилив бодрости, и настроение сразу поднялось.
— Что-то английского пилота нигде не видно.
Каденбах кивнул, довольный, что старший по званию соизволил наконец подать голос.
— Командир предоставил ему каюту адмирала Аллена. Проглотил бифштекс, хлобыстнул стакан из личных запасов командира — и на боковую.
Впервые за все время губы Брента тронула улыбка.
— Вот кто спас всю команду. Немецкий боров приложил бы нас, как пить дать, если б Уиллард-Смит не повис у него на Arschloch.[11]
Чарли хохотнул.
— Что да, то да. — Он отхлебнул кофе и вдруг посерьезнел. — Мистер Росс, мы проходили инструктаж насчет противника, но никто не упоминал о том, что они пользуются немецкими названиями подразделений и чинами. Ведь своим судам они присваивают арабские имена, не так ли? Зачем же эскадрильи называть по-немецки? Даже арабский бортстрелок отрекомендовался «Feldwebel», а не «сержант». Не так уж много немцев служат у Каддафи. Шахтер утверждает, что он единственный немец в эскадрильи «Юнкерсов».
Брент прожевал кусок, запил его кофе, только потом ответил:
— Поначалу в наемники шли только немцы. Вот и ввели собственную номенклатуру. К тому же и боевые машины у них в основном немецкие.
— Да, но теперь Каддафи создал настоящие «интербригады». Берет наемников со всего мира.
— Верно, Чарли.
Штурман погладил пальцами короткую щетину на подбородке, радуясь возможности перемолвиться словом с молчаливым американцем. Человеку редко на подводной лодке выпадает такой случай. Здесь каждый держится замкнуто, кроме, пожалуй, Пабло Фортуно, которому только бы языком почесать. А Брент ветеран этой войны, он уже шесть лет воюет с арабами и знает их лучше, чем кто бы то ни было из команды.
— Что у них, своих пилотов нет? — расспрашивал Каденбах, боясь оборвать нить разговора.
Глаза Брента заблестели, он почуял возможность сесть на своего конька. К тому же беседа со штурманом хоть немного разогнала черную тоску, рассеяла череду горьких мыслей, теснящихся в голове, будто у турникета метро в час пик. Слова так и посыпались изо рта, каждое — маленький кирпичик, воздвигающий преграду его депрессии.
— А ты как думаешь, почему столько лет двести миллионов арабов не могут справиться с четырьмя миллионами израильтян? — Он не стал дожидаться ответа. — Пойми, этот народ органически не приемлет никакой дисциплины, никаких доводов здравого смысла. Взять хотя бы последнюю атаку. Чрезвычайно медлительна, организована из рук вон плохо. Спустились низко, дали нам в руки козырь, которого не должны были давать. Вполне типично для них. В арабской армии полностью отсутствует согласованность действий. Иначе Израиль давно бы уже перестал существовать.
Штурман несколько секунд подумал и вдруг поразил Брента своей проницательностью.
— Вы знаете об арабах больше, чем человек, просто воюющий с ними. Вы и раньше бывали на Ближнем Востоке, да?
Выпрямившись, Брент крепко сцепил пальцы.
— Догадливый! — удивился он. — Когда мне было четырнадцать, отец служил военным атташе нашего посольства в Каире. Два года мы за ним мотались по всему Ближнему Востоку, от Ирана до Марокко. — Он вздохнул. — Это, доложу тебе, была школа, какую не получишь в классе или на инструктаже.
Каденбах кивнул и поспешно продолжал:
— Так вы говорите, они — настоящий сброд?
— Да! Точней не скажешь.
— А как же Арабский легион в Иордании? Ведь Глаб-паша в сорок восьмом — сорок девятом загнал израильтян обратно в Иерусалим.
Брент одобрительно кивнул в ответ на осведомленность Каденбаха.
— Вижу, штурман, с историей ты в ладах. Но Арабский легион другое дело. Там все прошли английскую выучку, и командовал ими англичанин. Ведь Глаб-паша — не кто иной, как англичанин по имени Джон Бэгот Глаб. Когда он со старшими офицерами уехал из Иордании, легион развалился. — Брент помолчал, давая выход застарелой ярости. — Я с ними воюю с восемьдесят третьего. А известно тебе, с чего началась вся заварушка?
— Один из истребителей «Йонаги» подбил ливийский DC—3.
— Над Токийским заливом. Я это видел собственными глазами. Двухмоторный транспортный самолет вторгся в воздушное пространство «Йонаги», несмотря на многократные предупреждения. И подполковник Мацухара «отрубил» один из двигателей.
— Но самолет не разрушил?
— Нет. И жертв не было.
— Неужто дело только в этом пустячном инциденте?
— С него все началось. Арабы не простили оскорбления. — Брент помассировал пальцами шею и почувствовал мгновенное облегчение. — А уж потом пошли борьба за мировое господство, эмбарго на нефть, истребление заложников. — Рука опустилась на стол и пальцы начали выбивать барабанную дробь по столешнице. — Но вся каша заварилась именно с того пустячного инцидента шестилетней давности. С тех пор они не упускают случая нас укусить.
— То есть?
— Ты слыхал о некоем Гасане ибн-аль-Саббахе?
— Старец с горы. Около тысячи лет назад основал террористическую организацию в Персии. Да, я знаю, мистер Росс, они до сих пор действуют.
— И до сих пор называют себя «саббах». Фанатично преданы Каддафи. Главное их оружие — нож, но и другим не гнушаются — от АК—47 до пластиковых бомб. Любят застигать жертву врасплох и наносить удары в спину. Я с ними где и чем только не дрался! Кулаками, досками, ножами, пистолетами, один раз даже гаечным ключом… В тупиках, на автостоянках, в ресторане отеля «Империал», в ООН. — Он наставил палец на Каденбаха, и ноготь его оказался в дюйме от заостренного носа штурмана. — Запомни, тебе этого тоже не избежать.
