Тони О'Делл - Темные дороги
– Д-да.
– Но ты ведь еще не заезжал домой.
– Я в городе поел.
– Ах, вот как.
Она будто записи делает. Не из любопытства, просто чтобы потом восстановить в подробностях этот разговор со мной, когда захочется. Типа карточный домик выстроить.
Она почесала одной босой ногой другую.
– В любом случае у меня для тебя припасено кое-что. Зайдешь на минутку?
– Зайти? – пробормотал я.
Келли обернулась к детям и крикнула Эсме, чтобы не раскачивала Зака так сильно.
– Пройдем в дом, – пригласила она.
– Да, конечно.
Шагая следом, я старался не смотреть на нее. Джинсы до того в обтяжку, будто их и вовсе нет. Побелили ноги известкой с синькой – и все дела. А когда все же замечаешь штаны, понимаешь: ткань до того стирана-перестирана, что сделалась мягкая, будто щенячье ухо. Оставалось только отворачиваться и стараться об этом не думать.
Изнутри дом тоже весь отделан деревом. Даже пол деревянный. Кроме кухни. Здесь он каменный.
Плиты всех оттенков серого вмурованы в раствор и отполированы до блеска.
Дом весь нараспашку То есть комнаты не разделены четко стенами, а кое-где нет и межэтажных перекрытий. Кухню от большой комнаты отделяет здоровенный каменный камин, а между большой комнатой и «джунглями» протянулся стеклянный стеллаж с разными безделушками и картинами в рамках. Полки прозрачные, и создается впечатление, что растения повсюду.
Телевизора что-то не видать. Наверное, большая комната с камином и есть гостиная. У нас-то комнаты с камином нет, а мама всегда мечтала о ней. По ее словам, в каждом приличном доме должна быть комната с камином и телевизором, где собирается семья, и комната без телевизора – для гостей. Тут я не видел никакого смысла – у всех моих знакомых гостей усаживали перед телевизором.
Правда, здешней гостиной лоска все-таки недоставало. Мебель какая-то потертая, и игрушки разбросаны. Зеркало в платяном шкафу в соседней комнате отражало неприбранную постель.
– Присядешь?
Ее голос отвлек меня от разглядывания кровати. И на том спасибо.
Она посмотрела на стол со стульями. Стулья были бамбуковые, с подушками цвета опилок, а столешница стеклянная. Грязные тарелки еще не убраны.
– Мы купили этот стол еще до рождения детей, – пояснила Келли, поймав мой взгляд. – Стекло пока еще никто не расколотил. Хотя Зак старается.
Она тряпкой вытерла откидной поднос на высоком стуле Зака. В воздухе висели ароматы недавнего ужина: пахло яблоками, медом и древесным углем.
Я уж и забыл, какова на вкус настоящая еда. Мама была лучшим поваром на свете. В последнее время я бы все отдал за кусок приготовленного ею нежного мяса или за цыпленка.
– У вас красивый дом, – объявил я.
Звук собственного голоса заставил меня поежиться. Надо было лучше готовиться, репетировать. Самый захудалый персонаж в самом занюханном телешоу и то начал бы свою роль лучше.
Знаю, на телевидении все липа, и все-таки жалко, что я не такой обаятельный и остроумный, как кое-кто из телевизионщиков, к тому же их не преследуют постоянные разочарования, заставляющие бежать от реальной жизни.
– Спасибо, – ответила она.
– Впервые вижу такой каменный пол, – добавил я. – Мне только кирпичный попадался, и то единственный раз.
– Зато все разбивается только так, – сказала она. – На мелкие кусочки. Но выглядит красиво. Мне очень нравится.
К моему изумлению, Келли как была, с тряпкой в руке, опустилась на четвереньки и поманила меня. Я преклонил колени, и она показала мне серебристый камень, внутри которого мерцали черные и кремовые блестки.
– С близкого расстояния видна еще и тоненькая розовая прожилка. Только сразу ее не ухватишь. Надо присмотреться.
Я вгляделся. И правда. Заодно я задержал взгляд и на самой Келли. Сколько времени ей потребовалось созерцать кухонный пол, чтобы заметить такие подробности?
Она поднялась на ноги и случайно задела меня рукой. Я был в куртке. Келли даже не коснулась моей кожи. Но меня до промежности залила волна тепла. У меня встал так, что даже неприлично. Хорошо, волна быстро схлынула. Словно огонь сожрал пролитый бензин.
Я вскочил с пола и побыстрее уселся за стол. Она не отрывала глаз от камня и ничего не заметила.
– Сделай мне одолжение, Харли. – Она повернулась к раковине, переложила в нее тарелки. – Съешь ради меня этот кусочек свинины.
Я поправил джинсы. Эта молния загонит меня в могилу. Сегодня утром защемила последние трусы. А предназначенные на них деньги я потратил на Джоди в «Макдоналдсе». Да еще пришлось купить ей динозавра, чтобы помалкивала насчет нашего свидания с мамой.
– Спасибо, нет, – проговорил я.
– Ой, перестань.
– Я уже поел.
– Здоровенный парень вроде тебя не справится с маленьким куском мяса?
Я промолчал. Пусть какой-нибудь здоровенный парень ответит вместо меня.
– Прошу тебя, – настаивала Келли. – А то придется отдать собакам.
– А как же ваш муж? – поинтересовался я.
– В рот не возьмет. – В тоне ее слышалось раздражение. – Он ужинает в другом месте.
– Ну ладно, – согласился я.
Вилку в мясо я вонзил с такой энергией, словно оно сейчас убежит.
– Пива хочешь? – спросила она.
– Конечно, хочу.
Она вернулась с «Микелобом». Я уже почти взял бутылку в руку, когда она спросила:
– Погоди. А лет тебе достаточно?
– Не совсем. Мне девятнадцать. То есть двадцать почти. Через пару месяцев стукнет.
– Вот оно как! – выдохнула она и села напротив меня. – Ребенок. Дитя.
И что мне стоило соврать? Может, рассказать ей еще и про Бренди Кроуи, и про свидание с мамочкой в тюрьме, и про то, как писался от побоев папаши, и еще кое про что? Чтобы у нее окончательно сформировался образ полного дебила.
– Я думала, ты старше, – призналась она.
– А я и старше своих лет, – промычал я с полным ртом.
Келли засмеялась. Не вижу ничего смешного. Все серьезнее некуда. Хотя пусть ее хохочет. У любой бабы спроси, что в мужике самое главное, и она ответит: чувство юмора. Соврет, конечно, но что-то в этом есть. Иначе что цепляться к этому самому чувству юмора?
– Очень вкусно, – похвалил я свинину. И не соврал. В жизни своей не ел ничего столь нежного, сочного и ароматного.
– Спасибо, – улыбнулась она.
Похоже, мой комплимент насчет еды порадовал ее больше, чем похвала дому.
– Джоди тоже понравились отбивные. Съела целых две штуки.
Дверь с грохотом распахнулась, и трое детишек ворвались в дом. Дети Келли были загорелые и темноглазые, Эсме нахлобучила на голову темно-синие волосы Белоснежки, а Зак щеголял желтыми космами.
Они резко затормозили. Эсме налетела на Зака, и тот обеими руками отпихнул ее. Высунутый розовый язык несколько портил ее ангельское личико, а Зак ухмылялся, будто бывалый солдат, повидавший на своем веку не одну битву.
– Вы забыли закрыть дверь, – мягко упрекнула Келли.
– У нас есть что покушать? – осведомилась Эсме.
– Вы же только что поужинали, – удивилась Келли. – Пойди закрой дверь.
– Мы хотим десерт.
– Я еще даже тарелки не помыла. Погодите немного.
– Ты ела свиные отбивные? – спросил я у Джоди.
– Ага, – ответила та. – Мне понравилось.
– Ты же терпеть не можешь отбивные.
– Те, которые ты готовишь. Они на мочалку похожи, не жуются.
– Думаю, все дело в маринаде, – засмеялась Келли. – Это очень просто. Яблочный сидр, лимонный сок, мед и соевый соус. Могу дать тебе рецепт.
– И еще рецепт макарон и бобового супа, – горячо попросила Джоди.
– Это тоже просто… – Келли замерла. – Эй, а где ваша обувь?
Они все были босиком.
– Во дворе.
– Лето еще не наступило, – строго сказала Келли. – Ну-ка несите обувку сюда. Немедленно.
– А Круз сегодня пришел в школу в шортах. – Эсме упрямо вздернула подбородок.
– Который Круз?
– Круз Левандовский.
– А мне-то до него что за дело?
– Его отец – воспитатель, – отчеканила Эсме.
Келли закатила глаза:
– Его отец – учитель физкультуры. Теперь живо за обувью, а тебе, Зак, и вообще уже пора домой.
Троица с топотом устремилась вон.
Келли села и со вздохом открыла пиво для себя.
– У них в классе пять Крузов. Случайно не знаешь, откуда они взялись? До сих пор мне был известен только Санта-Круз. Отсюда, что ли, куча народу взяла это имя для своих детей?
– По-моему, так звали одного типа из мыльной оперы, – заметил я.
– Ах, вот как. Тогда все понятно.
Она глотнула пива из стакана, глядя куда-то в пространство. Я прикончил отбивную. Думал, Келли не заметила, но она, не повернув головы, пододвинула мне блюдо с картошкой. У всех матерей реакция на пустую тарелку одинаковая.