Стивен Бут - Танцуя с Девственницами
– Мегги, никто не собирается вами манипулировать.
– Тогда чего же вы хотите? Чего вы все хотите от меня? Разве вы не понимаете, что я не в силах вам помочь? И разве то, что случилось, – не мое личное дело?
– Если мы постараемся…
– Вы надеетесь, что сумеете заставить меня вспомнить? И что тогда? Может, мои воспоминания и помогут вам. А мне? Что если я не хочу вспоминать? Что если мое подсознание стерло воспоминания?
– Почему вы так думаете?
– Доктора говорили, что физиологической причины для потери памяти нет. Мой мозг не поврежден. Причиной может быть шок как следствие травмы. Мне объяснили, что таков защитный механизм: если сознание не хочет каких-то воспоминаний, оно закрывает к ним доступ. Или попросту стирает их.
Фрай смотрела на женщину, стараясь ничем не выдать своего скепсиса. Она вслушивалась в слова и узнавала некоторые фразы из медицинских отчетов. Но она не верила, что воспоминания, сколь бы неприятными они ни были, можно стереть полностью. Воспоминания повсюду оставляют следы, кроются в тайных уголках сознания и в сенсорных ощущениях – в том, как одежда касается кожи, в неожиданно громком звуке или же в отвратительном запахе. Воспоминания растут, как раковая опухоль, скрытые и ядовитые. Порой вы ничего не знаете о них, пока не становится слишком поздно. Диана Фрай знала о воспоминаниях все.
– Это просто предварительная встреча. Мегги, если вы не против, мы продолжим нашу беседу завтра.
– Если вы считаете ее необходимой.
– Для нас она важна.
– А… – смутилась Мегги, – означает ли это, что есть еще жертва?
– Да, Мегги. И жизненно важно, чтобы мы поймали этого человека, пока он не убьет снова.
Мегги удивленно уставилась на Диану Фрай. Такой немигающий взгляд бывает у человека, который редко видит новых людей.
– Убьет?
– Да, на этот раз совершено убийство. Женщина мертва.
Фрай наблюдала за реакцией. У Мегги задрожали руки, кровь отхлынула от лица. В общем, Фрай осталась довольна.
– Мы также хотим применить к вам программу защиты свидетелей. Вы знаете, что это значит?
– Конечно. Не забывайте, я – юрист.
– Мегги, мы хотим попросить вас по возможности подыскать себе на время другое место жительства. Пока мы не будем уверены, что опасности больше нет. А в ближайшем будущем техники установят в вашей квартире охранную сигнализацию и дадут вам номер телефона, по которому вы сможете позвонить нам в любой момент.
Мегги потребовалось некоторое время, чтобы вновь обрести самообладание.
– Неужели все это так необходимо?
– Мегги, сейчас мы ищем убийцу. И вы – единственный человек, который может его опознать.
– Я никуда не поеду. Я останусь здесь.
– Но другие меры предосторожности… – сказала Фрай.
– Хорошо. Но с одним условием.
– Каким?
– Если вы хотите, чтобы наши беседы продолжались, не надо меня жалеть. Я отказываюсь говорить с любым, кто выкажет хоть малейший признак жалости ко мне. Вам понятно?
– Да.
Когда Мегги Крю отвернулась, Фрай испытала облегчение. Мегги встретила ее у двери в квартиру, и Диане потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки и оправиться от потрясения. При виде изуродованного лица Мегги у нее свело живот. Но вероятно, эта женщина уже привыкла к такой реакции.
Лицо Мегги Крю уже никогда не будет прежним. Нож разрезал его пополам. Никакая пластическая хирургия не сможет полностью скрыть длинный рубец с рваными краями, изуродовавший ее щеку и, словно застежка-молния, разделивший лицо на две половинки. Красные, болезненно натянутые губы вывернулись в злую гримасу. Никакой искусный хирург не разгладит полностью рубцы на искромсанной коже в уголке ее правого глаза, где нижнее веко было содрано так, что стали видны розовые вены и вся правая сторона лица исказилась в хитрый и злобный прищур.
Но существовало и нечто большее – тот психологический ущерб, который понесла Мегги Крю: Диана Фрай обнаружила его при первой же встрече. Совладелица адвокатской конторы в Матлоке, Мегги была успешной, профессионально состоявшейся женщиной, уверенной в себе и в том, что она чего-то стоит. Но теперь она утратила свою уверенность; ее представление о себе самой разбилось, рассеченное на части ножом, который искромсал ее лицо.
Фрай знала, что на Мегги напали шесть недель назад. Как установило следствие, нападение произошло рядом с Кошачьими Камнями – группой огромных валунов у Хаммондской Башни – и менее чем в полумиле от того места, где нашли тело Дженни Уэстон. Мегги повезло. Из последних сил она сумела пройти полдороги по пустоши, пока не свалилась от шока и потери крови у изгороди, где ее следующим утром обнаружила жена фермера. Врачи сказали, что Мегги повезло еще и потому, что нож прошел буквально в нескольких миллиметрах от глаза. Фрай надеялась, что самой Мегги никто не сказал, что ей повезло.
Теперь Мегги поправлялась дома. Это означало, что она сидела, спрятавшись от дневного света, в четырех стенах.
– Наверное, мне надо испугаться, – сказала Мегги.
– Это всего лишь меры предосторожности. Не стоит пугаться.
– Хоть какое-то разнообразие – обычно люди пугаются меня. Они не знают, как реагировать, – во всяком случае, большинство из них. Не знают, что сказать. Стараются не говорить о моем лице. А вы хотите поговорить о нем? О том, что эта рана значит для меня?
– Не особенно, – пожала плечами Фрай.
Мегги, похоже, удивилась. Или огорчилась?
– Говорят, что пластическая хирургия сможет помочь. Но не сейчас. Рана еще слишком свежая.
– Да, потребуется время.
– Со временем тело в определенной степени само лечит себя: кровь свертывается, раны закрываются, вырастает новая кожа. «Удивительно, до чего дошла современная хирургия!» – твердят мне со всех сторон. Но я-то ведь знаю: таким, как раньше, мое лицо уже не будет никогда! Невозможно восстановить прежние ткани, и тело помнит рану. След останется навсегда!
В деле говорилось, что Мегги Крю оказали необходимую психиатрическую помощь в полном объеме. Ее уговорили записать свои переживания и обсудить их с сотрудниками службы поддержки жертв насилия. Некоторое время полиция обращалась с ней как с ребенком. Но к концу дня они все еще не добились нужного результата. Мегги Крю знала гораздо больше, чем рассказала полиции. Она видела того, кто на нее напал, и осталась жива. Скорее всего, этот же человек убил и Дженни Уэстон. Сейчас полиции, как никогда, был необходим каждый фрагмент информации, хранившейся в памяти Мегги.
Фрай пыталась понять, насколько безопасна эта квартира, расположенная на втором этаже «Дервент Корт» – перестроенной гостиницы, оставшейся от курорта Викторианской эпохи. Здание пустовало много лет, пока наплыв служащих в совете графства не повысил спрос на жилье в Матлоке. Теперь обеспеченные квартиранты жили в комнатах, к которым вели отделанные мрамором коридоры, и могли хоть целыми днями любоваться дорогущим видом на долину реки Дервент, в том числе и кабинками фуникулера, доставлявшего туристов на Авраамовы высоты.
В конце концов, внизу, в вестибюле, сидел консьерж. Придется перед уходом поговорить с ним: пусть повнимательнее присматривается к посетителям, приходящим к жильцам «Дервент Корт».
Диана глянула в темноту за окном. К югу на линии горизонта неподвижно застыл белый, изрытый карьерами склон горы. Рудные компании не предприняли ничего, чтобы компенсировать или хотя бы как-то уменьшить ущерб, нанесенный ландшафту. И на поверхности земли, как символическое напоминание, как наследие прошлого, остались шрамы. А возможно, это предупреждение. О том, что все легко может повториться, если никто ничего не попытается изменить.
– Да, в одних случаях требуется время, – сказала Мегги. – А в других – чудо.
У Бена Купера уже сформировалось устойчивое представление о Дженни Уэстон. На нехватку фактов на этот раз пожаловаться было нельзя. В основу легла запись в журнале пункта проката велосипедов. И не только: менеджер центра знал, где стоит ее автомобиль. Как только полицейские проникли внутрь машины, в бардачке сразу же обнаружили ее сумочку, в которой нашелся ежедневник. Вся информация, какую детективы только могли пожелать, была написана на первой странице рукой самой Дженни. Там значились не только имена, адреса и телефоны ее ближайших родственников, но также день ее рождения, номера страховки и банковских счетов, мобильный телефон, имена ее врача, дантиста и ветеринара, название конфессии, к которой она принадлежала, адрес ее страховой компании, номер членского билета «Нэшнл Траст»,[3] рост, вес и размер обуви. И ее группа крови.
А затем отец, Эрик Уэстон, без промедления, как только с ним связались, приехал из Алфретона. Купер вернулся в Партридж-кросс с фермы «Рингхэмский хребет» как раз вовремя, чтобы присутствовать при его встрече со старшим инспектором Тэлби. Мистер Уэстон охотно говорил о дочери, с воодушевлением вспоминая даже незначительные подробности из ее жизни, словно стараясь напомнить о Дженни себе.
