Сидни Шелдон - Пески времени
Она чувствовала, что чуть не падает в обморок.
– Ты еще ребенок, – хрипло сказал Мавр. – Одевайся и уходи. Неожиданно для себя Грасиела пошла. Пошла к нему. Протянув руки, она обняла его за талию и ощутила его напряженное тело.
– Нет, – простонала она. – Я не ребенок.
Последовавшая за этим боль была ни с чем не сравнима. Она была мучительной, невыносимой и вместе с тем пьянящей, прекрасной. Крепко обхватив Мавра обеими руками, она кричала в экстазе, испытывая оргазм за оргазмом. «Так вот что это за тайна», – думала Грасиела. Как чудесно было узнать наконец тайну мироздания, стать частью самой жизни, узнать радость настоящую и вечную!
– Чем это вы здесь занимаетесь? – раздался визг Долорес Пиньеро, и в ту же секунду все словно замерло, застыло во времени. Она стояла возле кровати, глядя на свою дочь и Мавра.
Онемевшая от ужаса Грасиела посмотрела на мать. В глазах Долорес была безумная ярость.
– Ах ты сука! – взвизгнула она. – Ты мерзкая тварь!
– Мама, прошу тебя…
Схватив тяжелую железную пепельницу, стоявшую возле кровати, Долорес с силой ударила ею свою дочь по голове.
Это было последним, что помнила Грасиела.
***Она очнулась в больнице в большой светлой палате, где стояло две дюжины кроватей и все были заняты. Взад и вперед сновали санитарки.
Голова Грасиелы раскалывалась от мучительной боли. Стоило ей пошевелиться – и боль огнем разливалась по всему телу. Она лежала, слушая крики и стоны других пациентов. Вечером к ее кровати подошел молодой врач. Ему было немногим больше тридцати, но он выглядел постаревшим от усталости.
– Вот мы и проснулись, – сказал он.
– Где я? – Ей было больно говорить.
– Ты в благотворительной палате провинциальной больницы в Авиле. Тебя привезли к нам вчера. Ты была в жутком состоянии. Нам пришлось зашивать тебе лоб, – продолжал врач. Наш главный хирург решил наложить тебе швы сам. Он сказал, ты слишком красива, чтобы ходить со шрамами.
«Он ошибается, – подумала Грасиела. – Шрам останется на всю жизнь».
***На следующий день Грасиелу навестил отец Перес. Санитарка подвинула стул к койке. Священник посмотрел на бледную прекрасную девочку, и его сердце сжалось. Жуткое происшествие с ней вызвало скандал в Лас-Навас-дель-Маркес, но ничего уже нельзя было изменить. Долорес Пиньеро заявила в полиции, что ее дочь упала и разбила себе голову.
– Тебе лучше, дитя мое? – спросил отец Перес.
Грасиела кивнула, от этого движения у нее тут же застучало в голове. – Полиция хочет знать, что случилось. Не хотела бы ты рассказать мне что-нибудь?
Наступило долгое молчание.
– Я упала, – наконец сказала она.
Ему было тяжело смотреть в ее глаза.
– Понимаю.
Он испытывал невероятную душевную боль от того, что должен был сказать ей.
– Грасиела, я говорил с твоей матерью…
Грасиела все поняла.
– Мне нельзя возвращаться домой, да?
– Боюсь, что так. Мы еще поговорим об этом.
Отец Перес взял Грасиелу за руку.
– Завтра я навещу тебя.
– Спасибо, падре.
Когда он ушел, Грасиела лежала и молилась: «Боже Милостивый, дай мне умереть. Я не хочу жить».
Ей было некуда и не к кому идти. Она больше никогда не увидит свой дом. Никогда не увидит свою школу, знакомые лица учителей. Для ее ничего не осталось в этом мире.
Возле ее кровати остановилась санитарка.
– Тебе что-нибудь нужно?
Грасиела с отчаянием посмотрела на нее. Что можно было сказать?
На следующий день вновь появился тот же молодой врач.
– У меня хорошие новости, – сказал он несколько неуверенно. – У тебя уже все в порядке, и ты можешь выписываться.
Это было неправдой, правдой было то, что он добавил:
– Нам нужно место в палате.
Она могла идти, но куда?
***Часом позже пришел отец Перес, с ним был еще один священник.
– Это – отец Беррендо, мой старый друг. Грасиела посмотрела на худосочного священника.
– Падре.
«Он прав, – думал отец Беррендо. – Она прекрасна».
Отец Перес рассказал ему обо всем, что случилось с Грасиелой. Священник ожидал увидеть признаки влияния той среды, в которой жил ребенок: черствость, дерзость или стремление вызвать к себе жалость. Но ничего этого он не нашел в лице девочки.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось так трудно, – обратился к ней отец Беррендо.
За этими словами крылось нечто большее.
Отец Перес сказал:
– Грасиела, мне нужно возвращаться в Лас-Навас-дель-Маркес. Я оставляю тебя на попечение отца Беррендо.
Грасиелу охватила внезапная паника. Ей казалось, что обрывается последняя ниточка, связывавшая ее с домом.
– Не уходите, – взмолилась она.
Отец Перес взял ее руку в свою.
– Я знаю, что ты чувствуешь себя одинокой, – сказал он с теплотой в голосе. – Но это не так. Поверь мне, дитя мое, это не так.
К кровати подошла санитарка с узелком. Она протянула его Грасиеле.
– Вот твоя одежда. Тебе, к сожалению, надо идти.
Ее охватила еще большая паника.
– Сейчас?
Священники переглянулись.
– Почему бы тебе не одеться и не пойти со мной? – предложил отец Беррендо. – Мы сможем поговорить.
Через пятнадцать минут отец Беррендо и Грасиела вышли из двери больницы на теплый солнечный свет. Перед больницей был сад, в котором росли яркие красивые цветы, но Грасиела была настолько подавлена, что даже не замечала их.
***Когда они сидели в его кабинете, отец Беррендо сказал:
– Отец Перес говорил, что тебе некуда идти.
Грасиела кивнула.
– Никаких родственников?
– Только… – Ей было трудно произнести это. – Только моя мама.
– Отец Перес говорил, что ты регулярно ходила в церковь в своем городе.
«В городе, который я никогда больше не увижу».
– Да.
Грасиела вспомнила о том, как по воскресеньям утром она ходила в церковь, как там было красиво во время службы, и о том, как она хотела поскорее встретиться с Иисусом и избавиться от страданий, причиняемых ей жизнью.
– Грасиела, не думала ли ты когда-нибудь о том, чтобы уйти в монастырь?
– Нет.
Она вздрогнула от одной мысли об этом.
– Здесь, в Авиле, есть один монастырь. Это цистерцианский монастырь. Там позаботились бы о тебе.
– Я… я не знаю.
Эта мысль пугала ее.
– Такая жизнь не для всех, – продолжал отец Беррендо. – Я должен тебя предупредить, что в этом монастыре самые строгие правила. Войдя туда и приняв монашество, ты тем самым даешь Господу обет никогда не покидать стен его обители.
Грасиела сидела, глядя в окно, и ее голова была полна противоречивых мыслей. Идея полностью удалиться от мира ужасала ее. «Все равно что отправиться в тюрьму». Но, с другой стороны, что ей ждать от этого мира невыносимую боль и отчаяние? Она часто подумывала о самоубийстве. Это могло бы стать концом ее страданий.
– Ты сама должна решить, дитя мое, – сказал отец Беррендо. – Если хочешь, я познакомлю тебя с преподобной матерью-настоятельницей.
– Хорошо, – кивнула Грасиела.
Преподобная мать изучала лицо сидевшей перед ней девочки. Прошлой ночью впервые за много-много лет она услышала голос: «К тебе придет юное дитя. Защити его».
– Сколько тебе лет, моя милая?
– Четырнадцать.
«Достаточно большая». В IV веке папа римский издал указ, разрешающий постригаться в монахини девочкам с двенадцатилетнего возраста.
– Мне страшно, – сказала Грасиела преподобной матери Бетине.
***«Мне страшно». Слова эхом отозвались в голосе Бетины: «Мне страшно…»
Это было так давно. Она говорила своему священнику:
– Не знаю, это ли мое призвание, падре. Мне страшно.
– Бетина, первое общение с Господом может оказаться очень тревожным, весьма трудно решиться посвятить Ему свою жизнь.
«Как же я нашла свое призвание?» – думала Бетина.
Религия никогда не интересовала ее. Девочкой она не ходила в церковь и не посещала воскресную школу. В подростковом возрасте она больше увлекалась вечеринками, нарядами и мальчиками. Если бы ее мадридских друзей попросили назвать возможных кандидаток в монахини, то она была бы в конце списка. Точнее, ее вообще бы не было в этом списке. Но, когда ей исполнилось девятнадцать, последовал ряд событий, изменивших ее жизнь. Как-то, лежа в постели, она сквозь сон услышала голос: «Бетина, встань и выйди на улицу».
Она открыла глаза и в испуге села. Включив настольную лампу, она увидела, что была одна. «Какой странный сон».
Но голос был таким реальным. Она вновь легла, но уснуть было невозможно.
«Бетина, встань и выйди на улицу».
«Это мое подсознание, – подумала она. – С какой стати мне выходить на улицу посреди ночи?»
Она выключила свет, но через минуту вновь включила его. «Это какое-то сумасшествие».
Однако она надела халат, тапочки и спустилась вниз. В доме все спали. Она открыла дверь на кухню, и в этот момент ее охватил какой-то страх, потому что она каким-то образом знала, что ей предстояло выйти через заднюю дверь во двор. Она огляделась в темноте и заметила луч лунного света, скользнувший по старому холодильнику, который уже не работал и использовался для хранения инструментов. Внезапно Бетина поняла, почему она там оказалась. Как загипнотизированная, она подошла к холодильнику и открыла его. Внутри без сознания был ее трехлетний братишка.
