Стивен Кинг - Возрождение
– Через пятнадцать минут, мама. – Вообще-то следующий прием должен был быть через два часа, но, на мой взгляд, это ничего не меняло. Клэр предложила дать ей все таблетки разом, что повергло Энди в настоящий шок – он был единственным из нас, кто остался верен строгому религиозному воспитанию.
– Вы хотите отправить ее в ад? – спросил он.
– Она не отправится в ад, потому что таблетки дадим ей мы, – возразила Клэр, с моей точки зрения, вполне резонно. – Она же не будет об этом знать. – И добавила фразу, от которой у меня защемило сердце, потому что ее часто произносила мать: – Она уже не понимает, где белое, а где черное. Не понимает.
– Вы этого не сделаете! – не сдавался Энди.
– Не сделаем, – вздохнув, согласилась Клэр. Ей скоро должно было исполниться тридцать, и она находилась в самом расцвете красоты. Может, потому, что наконец влюбилась? Если так, что за горькая ирония судьбы. – У меня на это не хватит смелости. Ее хватает только на то, чтобы позволить ей страдать.
– На небесах ее страданиям не будет места, – заявил Энди, будто подводя окончательную черту. Наверное, для него так и было.
Ветер завывал, старые стекла в единственном окне спальни дрожали, и мама сказала:
– Господи, какая же я стала худая. Я была такой красивой невестой, все так говорили, а теперь от Лоры Маккензи остались только кожа да кости. – Уголки ее губ опустились, как на раскрашенном лице печального клоуна.
Мне предстояло провести с ней в спальне еще три часа, прежде чем Терри должен был меня сменить. Часть этого времени мама могла проспать, но сейчас она не спала, и я лихорадочно искал любую возможность отвлечь ее от пожирающего само себя тела. Я бы уцепился буквально за любую тему. И так вышло, что этой темой оказался Чарлз Джейкобс. Я спросил, не знает ли она, куда он отправился из Харлоу.
– Ужасное было время, – сказала мама. – То, что случилось с его женой и маленьким сынишкой, просто ужасно.
– Да, – согласился я. – Знаю.
В одурманенном морфием взгляде умирающей матери отразилось недоверие.
– Ты не знаешь. И не понимаешь. Ужас был в том, что в этом не было ничьей вины. И уж конечно, вины Джорджа Бартона. У него просто случился припадок.
От нее я тогда узнал то, о чем уже рассказал вам. А она узнала об этом из уст Адель Паркер, которая говорила, что вид умирающей женщины будет преследовать ее до самой могилы.
– А я никогда не забуду его крика в морге Пибоди, – призналась мама. – Я представить себе не могла, что человек может так кричать.
Жена Фернальда Девитта Дорин позвонила матери и рассказала ей о случившемся. У нее была веская причина позвонить Лоре Мортон первой.
– Ты должна сообщить ему, – сказала она.
Моя мать пришла в ужас:
– О нет! Я не могу!
– Ты должна, – терпеливо повторила Дорин. – О таком не сообщают по телефону, а ты его ближайшая соседка, если не считать этой сплетницы Майры Харрингтон.
И мать, под действием морфия уже не считавшая нужным о чем-то умалчивать, рассказала:
– Я собрала все свое мужество и уже выходила из дома, когда вдруг почувствовала, как у меня схватил живот, и едва успела добежать до туалета, где меня пронесло.
Она спустилась с нашего холма, перешла шоссе номер 9 и добралась до дома священника. Думаю, это был самый долгий путь в ее жизни. Она постучала в дверь, однако преподобный открыл не сразу, хотя было слышно, как в доме играет радио.
– Да и как он мог меня услышать? – спросила она, глядя в потолок. – Сначала я едва коснулась двери костяшками пальцев.
Во второй раз она постучала громче. Джейкобс открыл и посмотрел на нее сквозь сетчатую дверь. В одной руке он держал большую книгу, и даже годы спустя она помнила название: «Протоны и нейтроны. Тайный мир электричества».
– Привет, Лора, – сказал он. – С вами все в порядке? Вы очень бледная. Входите же, входите.
Она вошла. Он спросил, что случилось.
– Произошла страшная авария, – сказала она.
Выражение участия на его лице сменилось тревогой.
– Дик или кто-то из детей? Вы хотите, чтобы я поехал с вами? Садитесь, Лора, на вас лица нет!
– С моими все в порядке, – сказала она. – Это… Чарлз, это Пэтси. И Морри.
Он аккуратно положил большую книгу на стол в гостиной. Думаю, именно тогда мама увидела название, и меня не удивляет, что она его запомнила: в подобных случаях люди замечают и запоминают все. Я знаю это по личному опыту. К сожалению.
– Насколько серьезно они пострадали? – спросил он и добавил, не дав ей ответить: – Они в больнице Святого Стиви? Наверняка там, она ближе всего. Вы можете отвезти меня туда на своей машине?
Больница Святого Стефана находилась в Касл-Роке, но их, конечно, отвезли не туда.
– Чарлз, вы должны проявить мужество.
Преподобный взял ее за плечи – осторожно, как сказала она, и не больно, но когда он наклонился и заглянул ей в лицо, его глаза пылали.
– Что с ними, Лора? Что с ними?
Мама заплакала.
– Они погибли, Чарлз. Мне так жаль.
Он отпустил ее, уронив руки.
– Этого не может быть, – произнес он голосом человека, который не сомневается в своей правоте.
– Мне надо было приехать на машине, – сказала мама. – Да, надо было. Но я не подумала и просто пришла.
– Этого не может быть, – снова повторил он, потом отвернулся и прислонился лбом к стене. – Нет! – Он ударился лбом о стену с такой силой, что висевшая рядом картина Иисуса с ягненком на руках задрожала. – Нет! – Снова ударился о стену, и на этот раз картина сорвалась с крючка и упала.
Мама взяла его за руку, вялую и безжизненную.
– Чарлз, не надо, – сказала она и добавила, будто обращалась к одному из своих детей: – Не надо, милый.
– Нет. – Он снова стукнулся головой. – Нет! – И еще раз: – Нет!
На этот раз она взяла его за обе руки и оттащила от стены.
– Перестаньте! Прекратите немедленно!
Он ошеломленно уставился на нее. На его лбу проступило ярко-красное пятно.
– Этот взгляд, – рассказывала она мне много лет спустя, умирая. – Я не могла его вынести, но должна была. Такие вещи надо доводить до конца.
– Пойдемте со мной к нам, – сказала она. – У Дика есть виски, и я налью вам стаканчик, потому что вам это нужно, а у вас, я уверена, его нет…
Он засмеялся. И его смех звучал жутко.
– …а потом я отвезу вас в Гейтс-Фоллз. Они у Пибоди.
– У Пибоди?
Она подождала, пока он осознает смысл ее слов. Он не хуже ее знал, чем занимались в заведении Пибоди. К тому времени преподобный Джейкобс много раз совершал богослужение на похоронах.
– Пэтси не могла умереть, – произнес он терпеливым, наставительным тоном. – Сегодня среда, а среда – день принца Спагетти, как говорит Морри.
– Пойдемте со мной, Чарлз. – Мама взяла его за руку и вывела во двор, залитый великолепным осенним солнцем. В то утро он проснулся рядом с женой и позавтракал, глядя на сына. Они болтали о всяких пустяках, как обычно делают люди по утрам. Мы не знаем, что ждет нас впереди. Любой день может оказаться последним, и знать об этом никому из нас не суждено.
Когда они добрались до шоссе – залитого солнцем, безмолвного и, как почти всегда, пустынного, – он наклонил голову, прислушиваясь к звуку сирен со стороны Сируа-хилл. Над горизонтом поднимался дым. Преподобный посмотрел на маму.
– Морри тоже? Вы уверены?
– Пойдемте, Чарли. – «Я назвала его так единственный раз в жизни», – призналась она мне. – Пойдемте, мы стоим на дороге.
Они направились в Гейтс-Фоллз на нашем стареньком «форде»-универсале, через Касл-Рок. Это был крюк миль в двадцать, но к тому времени мама сумела взять себя в руки и восстановила способность мыслить ясно. Она не собиралась проезжать через место аварии, каким бы длинным ни оказался объезд.
Похоронное бюро Пибоди находилось на Гранд-стрит. Серый «кадиллак»-катафалк уже стоял на подъездной дорожке, а несколько автомобилей припарковались на обочине. Среди них были массивный «бьюик» Реджи Келтона и грузовой автофургон с надписью «МОРТОН ФЬЮЭЛ ОЙЛ», увидев который мама испытала огромное облегчение.
Отец и мистер Келтон вышли из здания, когда мама вела преподобного Джейкобса по дорожке. К тому времени он притих и напоминал послушного ребенка. Он разглядывал листву, рассказывала мама, будто пытался оценить, когда осенние краски заиграют во всей красе.
Папа обнял Джейкобса, но тот никак не отреагировал и продолжал стоять, сжав руки в кулаки и разглядывая деревья.
– Чарли, я очень сожалею о вашей потере, – пророкотал Келтон. – Мы все сожалеем.
Они проводили его в фойе, наполненное приторным ароматом цветов. Из висевших под потолком динамиков звучала тихая, как шепот, и почему-то зловещая органная музыка. Майра Харрингтон – в Западном Харлоу все называли ее Сплетницей – уже была там. Наверное, она подслушала разговор по общей телефонной линии, когда Дорин звонила маме. Подслушивание являлось ее хобби. Она тяжело подняла свою тушу с дивана в фойе и притянула преподобного Джейкобса к своей огромной груди.
