Эрик Ластбадер - Черный клинок
Она научилась здраво и с выгодой для себя использовать истинный расклад вещей, а он оказался таким, что она больше не любила своего мужа. В сущности, она сомневалась даже в том, нравился ли он ей вообще. Ей было трудно разобраться, изменилась ли она за последние годы, или же изменился Мортон. Но все это мелочи. Главное заключалось в том, что Торнберг сумел с блеском протащить ее в высший свет, более того, он научил ее, как вести себя и лавировать в этом свете. В результате ее перестали чураться самые осторожные и щепетильные его представители. Вот почему она с таким нетерпением ждала каждой новой поездки в Вашингтон.
Она еще не привыкла к своему новому положению в обществе и, войдя как-то в конце напряженного дня в роскошный вестибюль отеля "Уиллард", спохватилась, что несет в руках тяжелые сумки: почти весь день она промоталась по магазинам, совершая покупки, а теперь мечтала только поскорее принять горячую ванну, переодеться, пропустить рюмочку-другую в баре "Оксидентал-грил" и отправиться с Торнбергом в театр. А потом поужинать вместе с ним.
– Доктор Пауэрс?
Она обернулась и почти лицом к липу столкнулась со стройным симпатичным человеком восточного типа, которому на вид можно было дать около сорока лет или чуть больше.
– Да. Что вам угодно?
– Меня зовут Джейсон Яшида, – представился незнакомец и улыбнулся, не раскрывая рта. – О вас я кое-что слышал, но вы меня не знаете. Не можете ли вы уделить мне несколько минут?
Стиви тоже улыбнулась в ответ.
– Могу, конечно. Но сегодня вечером я, к сожалению, занята.
– Да много времени я не займу, уверяю вас, – настаивал Яшида.
Рот у Стиви еще шире расплылся в улыбке.
– Я очень извиняюсь, но, если бы вы оставили свой телефон у консьержки, я была бы рада поз...
Но тут азиат крепко взял ее за плечо и уверенно повел к лифту, а она почему-то не издала ни звука протеста.
– В ваших же интересах выслушать, что я должен сказать вам, доктор, и как можно скорее, – приговаривал он по пути. Двери лифта открылись, и он втолкнул ее в кабину. – Дело касается вашего знакомого, Торнберга Конрада III. – С этими словами он поспешно нажал на кнопку "Ход", чтобы никто больше не вошел в лифт.
– Ну и что же вы хотите сказать? – поинтересовалась Стиви.
Ее начало раздражать столь бесцеремонное поведение мужчины. Она смотрела, как азиат нажал на кнопку шестого этажа, на котором она как раз проживала, и ей стало любопытно, откуда он узнал, в какой гостинице, на каком этаже и в какой комнате она поселилась.
Яшида не прекращал в это время как-то странно улыбаться.
– У меня есть информация относительно Торнберга, которая вас, вне всякого сомнения, заинтересует, – сказал он.
– Кто вы такой, не шантажист ли? – подозрительно взглянула она на него. – Меня на дешевку не купишь. – Она сбросила его руку со своего плеча.
Яшида насупился и заметил:
– Вы ошибаетесь, доктор. Я не коммивояжер. – В это время лифт поднялся на шестой этаж, и двери автоматически распахнулись. – Пожалуй, мне следовало бы сказать вам также кое-что о вашей погибшей сестре Аманде. – Искусственная улыбка сошла с его лица, и оно приняло прежнее приятное выражение. – Вот мы и приехали на ваш этаж, доктор. Не разрешите ли мне войти вместе с вами?
– Ну выкладывайте, что там у вас? – поторопила она его, когда они переступили порог ее номера.
Она нарочито задержалась в прихожей и не приглашала его в комнату. Сумки с покупками она впихнула в настенные шкафы в прихожей.
Яшида ловким движением вынул из нагрудного кармана куртки обычный почтовый конверт и передал его Стиви. Она внимательно осмотрела конверт снаружи, но внутрь заглядывать пока не стала.
– Вам знаком этот почерк, доктор? – спросил он.
– Да, знаком. Это писала Аманда.
– Вы не ошибаетесь?
– Она же моя сестра. Думаю, что могу признать многое из ее личного... – заметила она и прикусила язык в раздумье, а не слишком ли резко отбрила собеседника.
Яшида удовлетворенно кивнул головой. Больше он не сказал ни слова и даже не пошевелился.
Стиви открыла незаклеенный конверт и, вынув письмо, начала было читать, но сразу же оторвалась от текста и, насмешливо взглянув на Яшиду, передала письма ему обратно.
– А можете ли вы доказать, что у моей сестры были какие-то связи с Торнбергом? – спросила она.
– Мне до этого нет никакого дела, доктор. Думаю, вам тоже, – ответил Яшида вежливо, но твердо и вернул ей обратно письмо вместе с несколькими другими.
– Вы должны прочесть их все, чтобы понять, в чем тут дело.
Некоторое время Стиви внимательно приглядывалась к нему с явно неприязненным видом, но писем обратно не отдала. Спустя минуту-другую она все же пригласила его войти в прихожую, а сама направилась в гостиную и, подойдя к маленькому письменному столику около задрапированного окна, присела на стул. Вскрыв первое письмо, она принялась читать. Прочитав его, принялась за другое.
На чтение ушло немало времени. В комнате начало темнеть, и Яшида вышел, чтобы включить электрическое освещение, держась при этом так, словно был ее прислугой.
Стиви будто не замечала его, она целиком погрузилась в чтение. Сестра писала как бы кровью сердца. И, к ужасу Стиви, письма отражали всю правду.
В этих письмах – а их, вне всякого сомнения, писала сама Аманда – сообщалось о ее взаимоотношениях с Торнбергом Конрадом III, если только это можно было назвать взаимоотношениями. За время своей работы по специальности Стиви приходилось сталкиваться с самыми разными определениями слова "отношения", их было, пожалуй, не меньше, чем самих пациентов, но такого, о чем писалось в письмах Аманды, ей встречать еще не приходилось.
Чувствуя внутреннюю дрожь, она обхватила голову руками, уголок правого глаза начал непроизвольно подергиваться. "Боже мой, – подумала она, – какого только кошмара не бывает в жизни". Из писем со всей очевидностью вытекало, что Аманда стала своеобразным подопытным животным в чрезвычайно безобразном эксперименте, проведение которого субсидировалось Торнбергом. За год с небольшим до своей гибели Аманда регулярно три раза в неделю вкалывала сама себе сыворотку, опасную для жизни и не прошедшую еще клинических испытаний. Эта сыворотка разрабатывалась с той целью, чтобы иметь возможность задерживать процесс старения в человеческом организме, чего Торнберг добивался прежде всего для себя. Он же и снабжал Аманду этим дьявольским эликсиром.
Стиви захотелось отложить письма, но она не могла, ибо ее притягивали колдовские чары ужасного злодеяния. Открыв для себя печальную участь сестры, она по-новому взглянула на личность Торнберга и увидела в нем нечто такое, о чем еще час назад подумать не могла.
Из писем Аманды непреложно вытекало также, что она полностью разделяла с Торнбергом его навязчивую идею. По сути дела, получалось, что если бы эта идея превратилась в быль, то случайное знакомство Аманды с Торнбергом на коктейле, устроенном попечителями университета, вылилось бы в... во что? Во что выродились их взаимоотношения? В симбиоз – только так можно назвать этот странный альянс, в который оказалась вовлеченной Аманда.
Она вместе с Торнбергом поддерживала и лелеяла его навязчивую идею, не рассказывая о ней никому другому. Стиви мысленно ругала себя за то, что не догадалась в свое время поглубже заглянуть в душу Аманды и определить ее психику, которая с виду казалась безмятежной. С болью она припомнила теперь, как неоднократно, когда сестра впадала в депрессию, она объясняла, что все это блажь, пустяки и скоро пройдет. И вот она, Стиви, считающая себя неплохим специалистом, проморгала внутреннюю боль и переживания родной сестры.
Стиви вспомнила, как однажды, когда она еще только начинала свою практическую работу, Аманда сама проанализировала ее состояние и сказала: "Никогда не обольщайся, думая, что уже настолько изучила своих пациентов, что они ничем не смогут тебя удивить. Когда кто-то из твоих пациентов вдруг совершит самоубийство или еще что-нибудь страшное, а ты такого поступка заранее не предусмотришь, то будешь постоянно казнить себя и спрашивать: как же я упустила это? Как я должна была предотвратить несчастье? И позволь заверить тебя, Стиви, что ответов на эти вопросы просто-напросто не существует".
Стиви вытащила из конверта последнее письмо и, как это бывает в самый критический момент в классических трагедиях, узнала, как и чем жила Аманда в последние недели своей жизни. Вот что она писала:
"Вы писали мне, что я в отличном состоянии, что эксперимент проходит по плану, но тело мое говорит об обратном. Мне боязно не только потому, что я знаю, что происходит внутри моего организма, но и потому, что я понимаю слабости в вашей моральной позиции. Вы не можете встретиться со мной или даже переговорить.
Я знаю, что поклялась никогда никому не рассказывать о том, на что согласилась рискнуть, но теперь, когда я оказалась в одиночестве среди тьмы времени и пространства, не могу больше испытывать муки молчания. Я ощущаю себя буквально в преддверии ада, из которого есть только один выход – в сам ад, чего я никак не заслуживаю.
