Стиг Лapcсoн - Девушка с татуировкой дракона
— Утверждение, что экономика Швеции пребывает на грани катастрофы, нонсенс, — молниеносно ответил Микаэль.
У «Той, с канала ТВ-4» сделался растерянный вид. Ответ не соответствовал ее ожиданиям, и ей внезапно пришлось импровизировать, вследствие чего Микаэль получил тот самый вопрос в развитие темы, к которому ее подталкивал:
— Мы сейчас переживаем крупнейший обвал в истории шведской биржи — вы считаете это нонсенсом?
— Необходимо различать две вещи: шведскую экономику и шведский биржевой рынок. Шведская экономика — это сумма всех товаров и услуг, которые ежедневно производятся в этой стране. Это телефоны компании «Эрикссон», машины компании «Вольво», цыплята фирмы «Скан» и транспортировка от Кируны до Шевде. Вот шведская экономика, и она так же сильна или слаба, как неделю назад.
Он сделал театральную паузу и отпил глоток воды.
— Биржа — это нечто совершенно другое. Там нет никакой экономики и производства товаров и услуг. Там существуют одни фантазии, там час за часом решают, что теперь то или иное предприятие стоит на столько-то миллиардов больше или меньше. Это не имеет ни малейшего отношения к реальности или к шведской экономике.
— Значит, вы считаете, что резкое падение биржи не играет никакой роли?
— Да, абсолютно никакой роли, — ответил Микаэль таким усталым и подавленным голосом, что предстал прямо неким оракулом. Эту реплику в течение ближайшего года потом будут многократно цитировать.
Он продолжил:
— Это означает лишь, что множество крупных спекулянтов сейчас перебрасывают свои пакеты акций из шведских предприятий в немецкие. Следовательно, задачей какого-нибудь журналиста посмелее является установить личности этих финансовых клерков и объявить их государственными изменниками. Они систематически и, возможно, сознательно наносят вред шведской экономике во имя удовлетворения корыстных интересов своих клиентов.
Затем «Та, с канала ТВ-4» совершила ошибку, задав именно тот вопрос, на который рассчитывал Микаэль.
— Значит, вы полагаете, что СМИ не несут никакой ответственности?
— Нет, СМИ несут ответственность в самой высшей степени. В течение как минимум двадцати лет огромное количество экономических журналистов оставляли деятельность Ханса Эрика Веннерстрема без внимания. Они, напротив, способствовали повышению его престижа, бездумно создавая из него идола. Если бы они в течение последних двадцати лет честно занимались своим делом, мы бы сегодня не оказались в такой ситуации.
Выступление Микаэля явилось переломным моментом всей цепи событий. Потом Эрика Бергер не сомневалась: именно в тот миг, когда Микаэль так уверенно защищал свои утверждения по телевидению, шведские СМИ осознали, что его материал действительно непробиваем и что потрясающие утверждения журнала правдивы, хотя до этого «Миллениум» уже неделю удерживал первенство во всех рейтингах прессы. Его позиция дала истории ход.
После интервью дело Веннерстрема незаметно переместилось из экономических редакций на столы криминальных журналистов, что подчеркивало новый подход редакций газет и журналов. Раньше репортеры-криминалисты крайне редко писали об экономических преступлениях, за исключением тех случаев, когда речь шла о русской мафии или контрабанде югославских сигарет. От них не ждали расследования запутанных событий на бирже. Одна из вечерних газет даже прислушалась к словам Микаэля Блумквиста и заполнила два разворота портретами нескольких крупнейших биржевых маклеров, которые как раз вовсю занимались покупкой немецких ценных бумаг. Газета дала общий заголовок: «Они продают свою страну». Всем названным было предложено прокомментировать высказанные утверждения, и все отказались. Однако торговля акциями в тот день значительно сократилась, а несколько маклеров, пожелавших предстать прогрессивными патриотами, даже пошли против течения. Микаэль Блумквист хохотал.
Давление было настолько сильным, что серьезные мужчины в темных костюмах озабоченно наморщили лбы и, нарушив важнейшее правило такого обособленного общества, как узкий круг финансистов Швеции, начали высказываться о своем коллеге. Внезапно на экране телевизора стали появляться вышедшие на пенсию директора «Вольво», руководители предприятий и банков, которые отвечали на вопросы, стараясь сократить вредные последствия. Все понимали серьезность ситуации, необходимость быстро дистанцироваться от «Веннерстрем груп» и в случае надобности избавиться от их акций. Веннерстрем (утверждали они почти в один голос) все-таки был не настоящим промышленником и не до конца признавался членом их «клуба». Кто-то припомнил, что он, в сущности, являлся простым рабочим парнем из Норрланда, которому, возможно, просто вскружили голову успехи. Кто-то описывал его действия как «личную трагедию». Другие обнаружили, что уже много лет относились к Веннерстрему с недоверием — он был излишне хвастлив и вообще задавался.
В течение следующих недель, по мере того как документы «Миллениума» рассматривались и собирались воедино, состоящую из сомнительных компаний империю Веннерстрема стали связывать с центром международной мафии, который занимался всем — от нелегальной торговли оружием и отмывания денег от южноамериканской торговли наркотиками до проституции в Нью-Йорке, и, косвенно, даже с сексуальной эксплуатацией детей в Мексике. Одна из компаний Веннерстрема, зарегистрированная на Кипре, наделала много шума, когда обнаружилось, что она пыталась закупать на черном рынке Украины обогащенный уран. Казалось, повсюду стали всплывать разные сомнительные офшорные компании из неисчерпаемого запаса Веннерстрема, причем в крайне неприглядном свете.
Эрика Бергер считала, что книга о Веннерстреме стала лучшей из всего написанного Микаэлем. Она была стилистически неровной, а язык временами даже скверным — на правку просто не хватило времени, — но Микаэль расплачивался за старые обиды, и вся книга дышала яростью, которую не мог не почувствовать каждый читатель.
Совершенно случайно Микаэль Блумквист столкнулся со своим антагонистом — бывшим экономическим репортером Уильямом Боргом. Встреча произошла перед входом в бар «Мельница», куда Микаэль, Эрика Бергер и Кристер Мальм, освободив себе вечер в День святой Люсии, направлялись, чтобы вместе с остальными сотрудниками «Миллениума» вдрызг напиться за счет журнала. Борг был в компании безумно пьяной девушки возраста Лисбет Саландер.
Микаэль резко остановился. Уильям Борг всегда вызывал у него самые недобрые чувства, и ему пришлось сдерживаться, чтобы не сказать или не сделать что-нибудь неподобающее. Поэтому они с Боргом стояли, молча уставившись друг на друга.
Ненависть Микаэля к Боргу была видна невооруженным глазом. Вернувшаяся Эрика прервала эти разборки настоящих мачо, взяв Микаэля под руку и уведя в бар.
Микаэль решил при случае попросить Лисбет Саландер заняться изучением личных обстоятельств Борга в свойственной ей деликатной манере. Просто проформа.
Во время бури в средствах массовой информации главный герой драмы, финансист Ханс Эрик Веннерстрем, почти никак себя не проявлял. В тот день, когда «Миллениум» опубликовал свой материал, финансист прокомментировал его на заранее объявленной пресс-конференции, посвященной совершенно другому вопросу. Веннерстрем заявил, что обвинения беспочвенны, а указанные документы являются фальсификацией. Он напомнил о том, что тот же журналист годом раньше уже был осужден за клевету.
Потом на вопросы СМИ отвечали уже только адвокаты Веннерстрема. Через два дня после выхода книги Микаэля Блумквиста стали ходить упорные слухи о том, что Веннерстрем покинул Швецию. Вечерние газеты употребляли в заголовках слово «бегство». Когда на второй неделе финансовая полиция официально попыталась вступить в контакт с Веннерстремом, выяснилось, что в пределах страны его нет. В середине декабря полиция подтвердила, что она разыскивает Веннерстрема, а за день до Нового года он был формально объявлен в розыск через международные полицейские организации. В тот же день в аэропорту схватили ближайшего советника Веннерстрема, когда тот пытался сесть на самолет, улетающий в Лондон.
Через несколько недель один шведский турист сообщил, что видел, как Ханс Эрик Веннерстрем садился в машину в Бриджтауне, столице Барбадоса, в Вест-Индии. В качестве доказательства турист приложил фотографию, снятую с довольно большого расстояния, на которой был виден белый мужчина в темных очках, расстегнутой белой рубашке и светлых брюках. Точно опознать мужчину не представлялось возможным, однако вечерние газеты направили репортеров, которые безуспешно пытались разыскать Веннерстрема среди Карибских островов. Это была первая в длинном ряду наводок на беглого миллиардера.
Через шесть месяцев полиция прекратила поиски. И тут Ханса Эрика Веннерстрема обнаружили мертвым в квартире в Марбелле, в Испании, где он проживал под именем Виктора Флеминга. Его убили тремя выстрелами в голову с близкого расстояния. Испанская полиция прорабатывала версию о том, что он застал у себя в квартире вора.
Для Лисбет Саландер смерть Веннерстрема неожиданностью не стала. Она имела веские причины подозревать, что его кончина связана с лишением доступа к деньгам в определенном банке на Каймановых островах, а деньги ему требовались для уплаты некоторых колумбийских долгов.
Если бы кто-нибудь озаботился тем, чтобы обратиться к Лисбет Саландер за помощью в поисках Веннерстрема, то она почти по дням смогла бы сказать, где он находится. Она через Интернет следила за его отчаянным бегством через дюжину стран и видела нарастающую панику в его электронной почте, как только он где-нибудь подключал к Сети свой ноутбук. Но даже Микаэль Блумквист не думал, что у беглого экс-миллиардера хватит ума таскать за собой тот же компьютер, в который так обстоятельно внедрились.
Через полгода Лисбет надоело следить за Веннерстремом. Оставалось только определить, насколько она сама заинтересована в этом деле. Веннерстрем, безусловно, был крупномасштабной скотиной, но не являлся ее личным врагом, и ей незачем было с ним разбираться. Она могла навести на его след Микаэля Блумквиста, но тот, вероятно, просто опубликовал бы какую-нибудь статью. Она могла помочь полиции в ее поисках, но вероятность того, что Веннерстрема предупредят и он успеет скрыться, была достаточно велика. Кроме того, с полицией она не общалась из принципа.
Однако у Веннерстрема имелись еще кое-какие неуплаченные долги. Она подумала о беременной двадцатидвухлетней официантке, которую держали под водой в собственной ванне.
За четыре дня до того, как беглеца нашли мертвым, Лисбет решилась. Открыла мобильный телефон и позвонила в Майями, во Флориду, адвокату, который, похоже, принадлежал к тем людям, от кого Веннерстрем наиболее старательно скрывался. Она поговорила с секретаршей и попросила ее передать загадочное сообщение: имя Веннерстрем и его адрес в Марбелле. Все.
Посреди сообщения о трагической смерти Веннерстрема она выключила телевизионные новости, поставила кофе и сделала бутерброд с печеночным паштетом и кусочками огурца.
Эрика Бергер и Кристер Мальм были погружены в ежегодные рождественские хлопоты. Микаэль сидел в кресле Эрики, пил глинтвейн и наблюдал за ними. Все сотрудники и большинство постоянно пишущих для них журналистов всегда получали по подарку — в этом году им предназначалось по сумке на ремне с логотипом «Миллениума». Запаковав подарки, они уселись писать и штамповать около двухсот рождественских поздравлений: работникам типографии, фотографам и коллегам из СМИ.
Микаэль долго пытался противостоять соблазну, но под конец уступил. Он взял самую последнюю открытку и написал: «Светлого Рождества и счастливого Нового года! Спасибо за огромную помощь в прошедшем году».
Он подписался своим именем и адресовал открытку Янне Дальману, в редакцию «Финансмагазинет монополь».
Придя вечером домой, Микаэль сам обнаружил извещение о пришедшей бандероли. На следующий день утром он получил этот рождественский подарок и вскрыл его, когда пришел в редакцию. В пакете оказалось средство от комаров и маленькая бутылка тминной водки «реймерсхольм». Микаэль развернул открытку и прочел текст: «Если у тебя нет других планов, то я собираюсь в день летнего солнцестояния причалить к Архольму». Внизу стояла подпись его бывшего школьного приятеля Роберта Линдберга.
Обычно редакция «Миллениума» закрывалась за неделю до Рождества и приступала к работе только после Нового года. В этом же году получилось несколько иначе; к их маленькой редакции проявлялся колоссальный интерес, и им все еще продолжали ежедневно звонить журналисты со всех концов мира. Накануне сочельника Микаэль Блумквист наткнулся на статью в «Файнэншл таймс», в которой суммировались последние сведения о работе поспешно созданной международной банковской комиссии по изучению империи Веннерстрема. По сообщению авторов статьи, комиссия прорабатывала версию о том, что Веннерстрема, вероятно, в последний момент каким-то образом предупредили о предстоящем разоблачении.
Дело в том, что деньги с его счетов в банке «Кроненфельд» на Каймановых островах общей суммой двести шестьдесят миллионов американских долларов — или около двух миллиардов шведских крон — исчезли за день до публикации «Миллениума».
Деньги находились на разных счетах, и распоряжаться ими мог только сам Веннерстрем. Для того чтобы перевести их в любой другой банк мира, ему не требовалось лично являться в банк, а достаточно было указать серию клиринговых кодов. Деньги были переведены в Швейцарию, где некая сотрудница обратила всю сумму в анонимные личные облигации. Все клиринговые коды оказались в порядке.
Европол объявил международный розыск этой неизвестной женщины, которая использовала украденный английский паспорт на Имя Моники Шоулс и, как сообщалось, с большим размахом жила в одной из самых дорогих гостиниц Цюриха. Снимок, относительно четкий для сделанного камерой наблюдения, запечатлел блондинку небольшого роста с прической «паж», широким ртом, выдающимся бюстом, в эксклюзивной фирменной одежде и с золотыми украшениями.
Микаэль Блумквист стал рассматривать снимок, сначала бегло, а потом все с большим подозрением. Через несколько секунд он потянулся за лежавшей в ящике письменного стола лупой и попытался различить в газетном растре черты лица.
В конце концов он отложил газету и несколько минут сидел, утратив дар речи. Потом он так истерически захохотал, что Кристер Мальм сунул в его кабинет голову и поинтересовался, не случилось ли чего. Микаэль замахал рукой, показывая, что все в порядке.
В сочельник Микаэль в первой половине дня поехал в Ошту навестить бывшую жену и дочь Перниллу и обменяться с ними подарками. Пернилле он, как она и хотела, вручил компьютер, который купил вместе с Моникой. Моника подарила ему галстук, а дочка — детектив Оке Эдвардсона note 69 . В отличие от прошлого Рождества все пребывали в приподнятом настроении по поводу захватывающей интриги, разыгравшейся в СМИ вокруг «Миллениума».
Когда они все вместе сели обедать, Микаэль покосился на Перниллу. Они с дочерью не встречались со времени ее внезапного визита в Хедестад, и он вдруг сообразил, что так и не обсудил с ее матерью пристрастие девушки к приверженной Библии секте из Шеллефтео. Рассказать о том, что библейские познания дочери очень помогли ему в расследовании истории с исчезновением Харриет Вангер, он тоже не мог. Микаэль даже ни разу не разговаривал с дочерью с тех пор и почувствовал угрызения совести. Он плохой отец.
После обеда он поцеловал дочку и, встретившись с Лисбет Саландер у Шлюза, отправился вместе с ней в Сандхамн. Они почти не виделись с того момента, как взорвалась брошенная «Миллениумом» бомба. На место они прибыли уже поздним вечером и остались в Сандхамне на все рождественские праздники.
В обществе Микаэля Лисбет Саландер, как всегда, было весело. Правда, ей показалось, что он как-то по-особенному взглянул на нее, когда она возвращала ему чек на сто двадцать тысяч крон. Это было неприятно, однако он ничего не сказал.
Они прогулялись до курорта Трувилль и обратно (что Лисбет сочла пустой тратой времени), съели рождественский ужин в местной гостинице и удалились в домик Микаэля, где разожгли огонь в стеатитовой печке, поставили диск с Элвисом и предались непритязательному сексу. Периодически выныривая на поверхность, Лисбет пыталась разобраться в своих чувствах.
Как любовник, Микаэль ее вполне устраивал. В постели у них все получалось прекрасно. Это было откровенно физическое общение, и дрессировать ее он никогда не пытался.
Ее проблема заключалась в том, что она не могла объяснить Микаэлю свои чувства. Начиная с раннего подросткового возраста она никогда не ослабляла обороны и никого не подпускала к себе так близко, как подпустила Микаэля Блумквиста. Он обладал, называя вещи своими именами, угнетающей способностью прорываться сквозь ее защитные механизмы и раз за разом заставлять ее говорить о личных делах и личных чувствах. Несмотря на то что ей хватало ума игнорировать большинство его вопросов, она все равно рассказывала ему о себе столько, сколько даже под угрозой смерти не стала бы рассказывать никому другому. Это ее пугало и заставляло чувствовать себя обнаженной и полностью находящейся в его власти.
В то же время, глядя на спящего Микаэля и прислушиваясь к его храпу, она осознавала, что никогда прежде так безоговорочно никому не доверяла. Она была совершенно убеждена в том, что Микаэль Блумквист никогда не использует своих знаний о ней ей же во вред. Это было не в его характере.
Единственное, чего они никогда не обсуждали, так это своих отношений. Она не решалась, а Микаэль просто не затрагивал эту тему.
Как-то утром на второй день Рождества Лисбет сделала для себя ужасное открытие. Она совершенно не понимала, как это произошло и как ей теперь с этим быть. Впервые за свою двадцатипятилетнюю жизнь она влюбилась.
То, что он был почти вдвое старше, ее не волновало. Равно как и то, что в данный момент о нем столько писали, как мало о ком в Швеции, и его портрет красовался даже на обложке журнала «Ньюсуик» — это все лишь мыльная опера. Но Микаэль Блумквист не какая-нибудь эротическая фантазия или мечта. Этому неизбежно придет конец, иначе просто и быть не может. Зачем она ему? Возможно, он просто проводит с ней время в ожидании кого-нибудь получше, живущего не такой собачьей жизнью.
Она сразу же поняла, что любовь — это миг, когда сердце прямо готово разорваться.
Когда ближе к полудню Микаэль проснулся, она уже сварила кофе и накрыла на стол. Он присоединился к ней и сразу заметил: что-то в ее отношении изменилось — она держалась чуть более скованно. Когда он спросил, не случилось ли чего-нибудь, она посмотрела на него отстраненным непонимающим взглядом.
Сразу после рождественских праздников Микаэль Блумквист отправился на поезде в Хедестад. Когда он вышел к встречавшему его Дирку Фруде, на нем была теплая одежда и настоящие зимние ботинки. Поверенный тихо поздравил его с успехами. Микаэль впервые приехал в Хедестад с августа и оказался там почти в тот же срок, что и год назад, во время своего первого визита. Они пожали друг другу руки и завели вежливую беседу, но между ними оставалось много невысказанного, и Микаэль испытывал известную неловкость.
Все уже было подготовлено, и деловая часть, проходившая дома у Дирка Фруде, заняла всего несколько минут. Адвокат предложил перевести деньги на удобный Микаэлю счет за границей, но тот настоял на том, чтобы гонорар был выплачен «белыми» деньгами на счет его предприятия.
— Я не могу себе позволить никакой другой формы оплаты, — коротко объяснил он.