Питер Страуб - Коко
Женщина отодвинулась, впуская пришедших, и, обходя ее в узком коридоре, Майкл заметил, как осыпается пудра с волос Хельги.
– Это вы звонили? Доктор Пул?
– Да, и...
– А кто это? О ней вы ничего не говорили.
– Мэгги Ла. Она – наш близкий друг.
Странные собачьи глаза внимательно изучали его. Как только закрылась дверь, в ноздри Пулу ударил запах затхлости, сырости и плесени. У миссис Денглер был вздернутый нос, довольно широкий, от переносицы расходились три глубокие морщины. У женщины практически не было губ, зато была очень толстая шея и массивные плечи, которые она, правда, сутулила.
– Я просто старая женщина, которая живет одна, вот кто я. Так, так. Сюда. Проходите.
Она подвела друзей к вешалке. В темноте коридора казалось, что квадратное лицо миссис Денглер светится, будто вобрав в себя весь свет, имеющийся в этом доме.
Хельга Денглер перевела взгляд с Пула на Мэгги, затем на Андерхилла и опять на Мэгги. Она производила впечатление какой-то бесформенности, расплывчатости, заставлявшей задуматься о том, что она была еще тяжелее, чем выглядела.
– Итак, – произнесла Хельга. За спиной ее поднималась лестница, казавшаяся в темноте не более чем намеком на деревянные перила и ступеньки. На полу под ногами скрипел песок. Слабый свет пробивался из полуоткрытой двери в конце коридора.
– Очень мило с вашей стороны, что вы пригласили нас, миссис Денглер, – сказал Пул. Мэгги и Андерхилл произнесли что-то в этом же роде. Слова как бы повисли в воздухе, а затем рассыпались.
До миссис Денглер как будто бы не сразу дошел смысл сказанного, она несколько секунд просто удивленно моргала, а затем ответила:
– Что ж, Библия учит нас быть добрыми. Вы знали моего сына?
– Он был замечательной личностью, – сказал Майкл.
– Мы любили вашего сына, – произнес одновременно с ним Андерхилл, и слова их опять как бы слились вместе.
– Хорошо, – сказала миссис Денглер.
Пул подумал, что можно стоять и смотреть вот так сквозь ее прозрачные глаза и не увидеть ничего, кроме цвета много раз стиранных джинсов. Потом он подумал, что их неуклюжая неловкость как бы навязана им этой женщиной, словно она специально хочет, чтобы им было неловко.
– Мэнни старался быть хорошим мальчиком, – сказала миссис Денглер. – Его надо было учить этому, как и всех мальчиков.
У Пула опять возникло такое чувство, что они сделали неверный шаг, потеряли некую драгоценную секунду, которая то ли упала на дно бледных глаз Хельги Денглер, то ли вообще выпала из жизни.
– Вы хотите сесть, – сказала Хельга. – Думаю, вы не откажетесь пройти в гостиную. Вон туда. Я, как видите, занята. Старой женщине приходится заботиться о том, чтобы все время быть чем-то занятой.
– Мы оторвали вас от чего-то? – спросил Пул. На лице женщины появилось подобие улыбки, и она знаком предложила гостям следовать за ней. Под причудливо раскрашенным абажуром горела маломощная лампочка. В углу забитой мебелью комнаты стоял раскаленный докрасна электрообогреватель. Здесь запах плесени чувствовался не так сильно. Казалось, что и мебель накалилась докрасна и потрескивает. С полок и со столика рядом с протертой плюшевой кушеткой на них смотрели пурпурно-красные копии тигрового глаза.
– Вы можете все сесть сюда, – сказала миссис Денглер. – Эта кушетка принадлежала еще моей матери.
То, что они приняли за огонь, оказалось бликами, которые отбрасывали тигровые глаза на пластиковые чехлы, покрывающие кушетку, они заскрипели, когда друзья рассаживались.
Пул поглядел в сторону глаз, лежавших на столике, и обнаружил, что они были на самом деле мраморными шариками, которые как бы фокусировали падавший на них свет. Множество этих шариков было разложено в определенном порядке на куске черной материи.
– Это моя работа, – сказала Хельга.
Теперь она стояла в центре комнаты. За ее спиной на стене висела фотография человека в форме, который в полумраке, царящем в комнате, напоминал вожака бойскаутов. Еще на стенах были беспорядочно расклеены фотографии играющих щенков и зевающих котят.
– У вас может быть собственное мнение, а я останусь при своем, – сказала миссис Денглер. Она сделала шаг вперед, и Майклу показалось, что глаза ее за стеклами очков зловеще блеснули. –Каждый имеет собственное мнение, это мы и повторяли им снова и снова.
– Извините, – произнес Майкл. Андерхилл загадочно улыбался то ли миссис Денглер, то ли картинкам и фотографиям, едва видимым в темноте. – Вы сказали... ваша работа?
Женщина заметно расслабилась и опять отступила назад.
– Мои виноградные кисти. Вы ведь смотрели на них.
– О, – сказал Пул. Так это были виноградные кисти. Приглядевшись, Пул увидел, что пурпурные шарики действительно были наклеены на ткань в форме гроздей.
– Очень мило, – сказал он.
– Так всем всегда казалось. Когда у моего мужа была своя церковь, некоторые из наших прихожан покупали мой виноград. И все всегда говорили, что очень красиво. Они так причудливо преломляют свет.
– Красиво, – еще раз похвалил Пул.
– А как вы их делаете? – спросила Мэгги.
На этот раз улыбка женщина была довольно искренней, почти что смущенной, как будто она осознала вдруг, что слегка перехвалила свой виноград.
– Вы можете сделать это сами. – Миссис Денглер уселась на табуретку. – В сковородке. Я всегда пользуюсь растительным маслом “Вессон”. Можно и на сливочном, но оно подгорает и брызгается. Мой муж все делал на сливочном масле, просто был на этом помешан. Но вы, милочка, лучше используйте “Вессон”, и тогда шарики трескаются как раз так, как нужно. Это то, чего никто не хочет понимать, особенно в наши дни. Но вы должны все делать правильно.
– Значит, вы как бы жарите мрамор? – переспросила Мэгги.
– Что ж... пожалуй. Вы используете сковородку и растительное масло. И держите их на маленьком огне. Тогда они трескаются одинаково, а это главное. Потом вы вынимаете их из сковородки и держите несколько секунд под холодной водой. Это их как бы закаляет. И приклеиваете на ткань. Буквально по капельке клея на каждый. И вот у вас уже панно. Навечно, на все времена. – Она посмотрела на Мэгги и еще раз произнесла: – Навечно. Как слово Божье. На каждое нужно двадцать четыре шарика. Чтобы получились, как живые. А в каком-то смысле они даже лучше живых.
– Такие одинаковые, – сказала Мэгги.
– Вот именно. Это очень важно. С мальчиками, знаете ли, ничего не добьешься с первого раза. Можно делать все что угодно, но они сопротивляются. – Лицо ее помрачнело. –Ничто в этой жизни не происходит так, как надеешься. Даже у христиан. Ведь вы христианка, а, малышка?
Мэгги моргнула и сказала, что да, конечно.
– Эти мужчины тоже считают себя христианами, но они лишь притворяются, а меня не проведешь. Я почуяла от них запах пива. А настоящий христианин не пьет пиво. Мой Карл ни разу не брал в рот ни капли спиртного. И Мэнни тоже. По крайней мере, пока он не уехал из дома в армию. – Она взглянула на Пула так, точно он нес персональную ответственность за все ошибки ее сына. – И никогда не путался с дурными женщинами. Мы вбили это в него. Он был хорошим мальчиком, настолько хорошим, насколько мы смогли его сделать. И учитывая, откуда и как он появился. – Еще один угрюмый взгляд на Пула, как будто он знал и об этом тоже. – Мы заставили этого парня работать, и он работал, пока не оказался в армии. Школа есть школа, сказали мы, но работа – это твоя жизнь. Труд мясника благословлен Господом, но учение придумал человек, так же, как и чтение всех книг, кроме одной.
– Он рос счастливым ребенком? – спросил Пул.
– Дьявол печется о счастье, – сказала миссис Денглер, и лицо ее как бы потухло. – Вы думаете Карл заботился о таких вещах? Или я? Эти вопросы всегда задают другие. А теперь скажите мне кое-что, доктор Пул, и я надеюсь, что вы скажете мне правду. Наш мальчик пил спиртное во время службы? И опускался ли он до того, чтобы путаться с грязными женщинами? По вашему ответу я пойму, что за мужчина из него получился, а также, что из себя представляете вы сами. Плохой мрамор плохо обжаривается. Плохой мрамор в огне рассыпается на кусочки. И его мать тоже была плохой. Скажите мне, ответьте на мой вопрос или можете покинуть мой дом. Я впустила вас в дом, хотя вы не судья и не полицейский. И мое мнение ничуть не хуже вашего, если не намного лучше.
– Конечно, – сказал Майкл. – Нет, я не помню, чтобы ваш сын когда-нибудь выпивал. И он остался... как вы бы это назвали, целомудренным.
– Да, да. Это я знаю точно. Мэнни остался целомудренным. Тем, что я называю целомудренным, – добавила она, кинув на Пула ледяной взгляд.
Пулу стало интересно, как это она могла знать об этом до того, как он сказал ей, а если она знала, то зачем понадобилось спрашивать.
– Мы хотели бы рассказать вам кое-что о вашем сыне, – сказал Майкл, чувствуя, что слова его звучат как-то неуклюже.
