Тана Френч - Рассветная бухта
— Мам, я должен…
— Знаю. Я на секундочку. — Она притянула меня к себе, прижала ладони к моим щекам и поцеловала в лоб. От нее пахло кокосовым маслом для загара, солью и летом.
Потом все винили отца. Мы — он, я и Джери — старались сохранить наш секрет, и у нас слишком хорошо это получилось. Никто даже и не подозревал, что иногда мама плакала целыми днями напролет, что могла несколько недель не вставать с постели, только лежала и таращилась в стену. Однако в те времена соседи заботились друг о друге — или следили друг за другом, это как посмотреть. Вся улица знала, что она по нескольку недель не выходила из дому, что бывали дни, когда она едва могла выдавить «привет» или, опустив голову, бежала прочь от любопытных взглядов.
Взрослые пытались быть чуткими, однако в каждом соболезновании был скрыт вопрос; парни в школе даже не старались. Все хотели знать одно: прятала ли она синяки. Если оставалась дома, значит, ждала, пока срастутся переломанные ребра? Если она вошла в воду, значит, до этого ее довел отец?
Взрослых я затыкал холодным взглядом; одноклассников, которые слишком наглели, избивал до полусмерти, пока сочувствие ко мне не иссякло и учителя не стали оставлять меня после уроков за драки. А ведь я должен был возвращаться домой вовремя, чтобы заботиться о Дине и заниматься домашними делами, — на отца рассчитывать не приходилось, он и говорил-то с трудом. Тогда я и начал учиться самоконтролю.
В глубине души я не винил их за вопросы. Это было похоже на обычную тягу к грязным секретам, но даже тогда я понимал, что дело в другом. Они хотели знать. Как я и сказал Ричи, причинно-следственная связь — это не роскошь; отними ее, и мы окажемся парализованными, будем цепляться за крошечный плот, который плывет по бурному бесконечному черному морю. Если моя мать могла броситься в воду «просто потому», значит, так могла сделать и их мать, и они сами — в любую ночь, в любую минуту. Если мы не видим последовательности, то складываем фрагменты вместе, пока она не появится — поскольку нам это нужно.
Я дрался с ними потому, что они видели неправильную последовательность, а рассказать им правду я не мог. В одном они были правы: ничто не происходит само по себе. И только мне было известно, что в смерти матери виноват я.
Много времени прошло с тех пор, как я научился жить с этим. Это потребовало стольких усилий и боли. Избавиться от этого знания я не мог.
«Нет никакой причины». Если Дина права, значит, жить в этом мире нельзя. Если она ошибается, если мир нормален и с оси слетела только странная галактика у нее в голове — значит, все это произошло из-за меня.
Уже возле больницы я обернулся к Фионе:
— Вам нужно зайти к нам и дать официальные показания насчет браслета.
Она на секунду зажмурилась.
— Когда?
— Сейчас, если не возражаете. Я могу подождать, пока вы передадите вещи сестре.
— Когда вы собираетесь, — кивнула она в сторону здания, — сообщить ей?
Арестовать ее.
— Как можно быстрее. Скорее всего завтра.
— Тогда я приду потом. А до тех пор я должна быть с Дженни.
— Вам будет легче, если вы зайдете сегодня вечером. Прямо сейчас вам будет нелегко с Дженни.
— Да, наверное, — ответила Фиона бесцветным голосом. Она вылезла из машины и пошла прочь, держа мешок для мусора обеими руками и отклоняясь назад, словно он слишком тяжелый, чтобы его нести.
* * *Я загнал «бумер» в гараж и дожидался у крепостной стены, притаившись в тени, словно шпана, чтобы смена закончилась и парни ушли домой. А потом я отправился к старшему инспектору.
О'Келли все еще сидел за столом, в круге света, отбрасываемого лампой. На кончике его носа висели очки для чтения, и он водил ручкой вдоль строк бланка показаний. Уютный желтый свет подчеркнул глубокие морщины вокруг глаз и в углах рта, а также седые пряди; О'Келли выглядел стариком из книги сказок, мудрым дедушкой, который знает, как все исправить.
За окном небо окрасилось в насыщенный зимний черный цвет, и в углах, вокруг неровных штабелей из папок стали скапливаться тени. О таком кабинете я мечтал в детстве — и сейчас я должен был запомнить его навсегда, до мельчайших подробностей.
Я шевельнулся в дверном проеме, и О'Келли поднял голову, на долю секунды став усталым и печальным. Затем его лицо превратилось в ничего не выражающую маску.
— Детектив Кеннеди, — сказал он, снимая очки. — Закрой дверь.
Я закрыл дверь и остался стоять до тех пор, пока О'Келли не указал ручкой на стул.
— Утром ко мне зашел Куигли, — сказал он.
— Он должен был предоставить это мне, — ответил я.
— Я ему так и сказал. Он изобразил святую невинность и ответил, что не доверяет тебе.
Вот гаденыш.
— Скорее хотел изложить свою версию первым.
— Ему не терпелось утопить тебя в дерьме. Но вот в чем штука: да, Куигли может исказить правду, но я никогда не слышал, чтобы он что-то выдумал от начала до конца. Слишком боится за свою шкуру.
— Он ничего не придумал. — Я нашел в кармане пакет для вещдоков — казалось, я засунул его туда несколько дней назад — и положил на стол О'Келли.
Он не прикоснулся к пакету.
— Изложи мне свою версию. Мне понадобится письменный отчет, но сначала я хочу услышать все от тебя.
— Детектив Курран нашел это в квартире Конора Бреннана, когда я вышел на улицу позвонить. Лак совпадает с тем, который нанесен на ногти Дженнифер Спейн. Шерсть — та же, что и на подушке, которой задушили Эмму Спейн.
О'Келли присвистнул.
— Ни хера себе мамаша. Ты уверен?
— Я провел с ней целый день. Под присягой она не признается, однако не для протокола дала подробное описание того, что произошло.
— Которое без этого нам ни хрена не поможет. — Он кивнул на конверт. — Если Бреннан не наш человек, то как это оказалось в его квартире?
— Он был на месте преступления. Именно он пытался прикончить Дженнифер Спейн.
— Слава Богу. По крайней мере ты не арестовал невиновного. Одним иском меньше. — О'Келли хмыкнул. — Продолжай. Курран нашел это, сообразил, что это значит. Какого черта он просто не сдал вещдок?
— Он был в сомнениях. Ему кажется, что Дженнифер Спейн достаточно настрадалась и что ее арест ничего хорошего не даст. Он считает, что лучше всего отпустить Конора Бреннана и закрыть дело, подразумевая, что преступления совершил Патрик Спейн.
О'Келли фыркнул:
— Прекрасно, просто прекрасно. Значит, он уходит, спокойный как удав, а в кармане у него эта штука.
— Он оставил улику у себя, пока не решит, что с ней делать. Вчера вечером одна моя знакомая была в доме детектива Куррана. Она заметила конверт, посчитала, что ему там не место, и забрала с собой. Затем попыталась вернуть его мне, однако ее перехватил Куигли.
— Эта девушка… — О'Келли нажал кнопку шариковой ручки большим пальцем и посмотрел на нее так, словно она его заворожила. — Куигли пытался меня убедить, что вы там втроем устраиваете безумные оргии, что его это беспокоит — ведь наш отдел должен поддерживать принципы морали. Что у вас там реально произошло?
О'Келли всегда относился ко мне по-доброму.
— Она моя сестра, — ответил я.
— Пресвятой Боже. Значит, теперь у Куррана не хватает пары зубов?
— Он не знал.
— Это не оправдание.
— Сэр, мне бы не хотелось, чтобы мою сестру втянули в это дело. Она нездорова.
— Точно, Куигли так и сказал. — Только скорее всего другими словами. — Ее вмешивать незачем. Возможно, с ней захотят побеседовать люди из отдела внутренних расследований, но я их приструню. Проследи, чтобы она не проболталась какому-нибудь журналюге, и все будет прекрасно.
— Спасибо, сэр.
О'Келли кивнул.
— Вот это, — он постучал по конверту ручкой. — Ты можешь дать слово, что сегодня увидел его в первый раз?
— Сэр, клянусь, я не знал о его существовании до тех пор, пока Куигли не помахал им у меня перед носом.
— Когда Курран это нашел?
— В четверг утром.
— В четверг утром, — повторил О'Келли, и в его голосе зазвучали угрожающие ноты. — Значит, он держал это у себя почти два дня. Вы двое целый день проводите вместе, говорите только об этом деле — по крайней мере, я на это надеюсь, — и все это время ответ лежит у Куррана в кармане треников. Скажи мне, детектив, почему ты ни хрена не заметил?
— Я был сосредоточен только на деле. И я заметил, честно.
— Господи Исусе! — взорвался О'Келли. — А это что, по-твоему, — сопля на палочке? Это и есть дело. И дело не про какого-то вонючего торчка, на которого всем плевать. Тут детей убили! Тебе не кажется, что в данном случае нужно действовать как настоящий детектив и следить за тем, что творится вокруг?
— Сэр, я знал, что у Куррана что-то на уме, но мне казалось, проблема в том, что у нас разные взгляды. Я думал, что наш человек — Бреннан и что заниматься другими версиями — зря тратить время. Курран, по его словам, полагал, что более вероятный подозреваемый — Патрик Спейн и нужно заняться им плотнее. Мне казалось, дело только в этом.
