Нацуо Кирино - АУТ
Она вскрикнула, когда холодные пальцы раздвинули ей ноги, а потом, когда он вошел в нее второй раз, неожиданно ощутила тепло. Ее тело словно запело от радости, приняв в себя источник энергии гораздо более мощный, чем бледные солнечные лучи. То теплое, упругое, твердое, что двигалось внутри ее, помогало ей оттаивать. Связавшее их звено было самым теплым предметом во всей огромной и пустой пещере, но Масако беспокоило то, что ее тело совершенно естественно откликнулось на доставленное ему наслаждение. Чтобы не показать это Сатакэ, она закрыла глаза.
— Смотри на меня, — сказал он, пытаясь поднять ей веки.
Ну уж нет, подумала Масако, скорее я ослепну, чем позволю тебе догадаться. Она ненавидела его всем своим существом, и ее пугало, что глаза могут выдать нечто другое. Сатакэ сказал, что ненавидит ее, потому что она женщина. Тогда почему бы ему просто не прикончить ее прямо сейчас? Он стал бить ее по лицу, чтобы всколыхнуть в ней ненависть, но получилось так, что в ней проснулась жалость к этому мужчине, не способному испытать наслаждение, не вызвав в женщине ненависти и презрения. Его прошлое, выступая из тумана, начало обретать очертания.
— С тобой что-то не в порядке, — сказала она. — В тебе что-то сломалось.
— Конечно, — ответил он. — Так же как и в тебе. Я понял сразу, едва увидел тебя в первый раз.
То, что его привлекло к ней именно это, а не что-то другое, только усилило ее ненависть. Сатакэ прижался к ее губам, и Масако в полной мере почувствовала силу движущего им желания. Потом он достал из ножен нож и положил его на платформу. Она инстинктивно отвернулась и зажмурилась, но Сатакэ снова поднял ей веки и уставился в ее глаза. Она ответила ему таким же взглядом, понимая, что, если представится шанс, оружием нужно будет воспользоваться без промедления, быстро и решительно.
Солнечный свет уже заливал весь корпус, и в глазах Сатакэ тоже вспыхнул свет — первый признак того, что она становится для него не придуманной, а настоящей, что она пробудила какие-то его чувства. Только вот чувствам этим не суждено было ни окрепнуть, ни расцвести. Когда-то ей пришло в голову, что она могла бы, пожалуй, согласиться умереть от его руки; теперь же и он желал для себя такого конца.
Масако вдруг поняла его.
Она почувствовала, как кошмар, в котором он жил долгие годы, словно в ловушке, начал рассеиваться, как его потянуло к настоящему, реальному миру. Их тела соединились и глаза встретились. Видя в этих темных озерах только одно лишь свое отражение, она ощутила, как накатывает и возносит вверх волна острого, ничем не омраченного наслаждения. В этот миг она могла бы с радостью умереть.
Блеск лезвия вернул ее на землю.
Сатакэ избил ее до потери сознания, но через некоторое время Масако вернула к жизни тупая боль в скуле. Он стоял над ней, сжимая кулаки. Она все испортила. Причем в тот самый момент, когда он уже приближался к цели, к некоему невидимому пику.
Масако сказала, что ей надо сходить в туалет. Он разрешил. Она спустила ноги на пол и неуверенно, держась за край платформы, поднялась. Кровь медленно возвращалась к занемевшим конечностям, и вместе с ней возвращалась боль. Сдерживая крик, она подобрала куртку, накинула ее себе на плечи и закрыла глаза. Прикосновение холодной ткани отозвалось новой волной дрожи. Сатакэ молча наблюдал за ней.
Туалет находился в дальнем углу, и Масако направилась к нему на непослушных, неразгибающихся ногах. Что-то острое укололо ее в пятку, но она почти не ощутила боли и не обратила внимания на кровь. Опустившись на грязный, закопченный стояк, она позволила себе на минуту расслабиться под настороженным взглядом Сатакэ. Теплая моча растеклась по пальцам, и тут же как будто сотни мелких иголок впились в руку, от ладони до локтя. Подавив стон, Масако встала, сунула руки в карманы и поплелась назад.
— Поторопись, — сказал Сатакэ.
Она споткнулась обо что-то и упала. Видя, что пленница не спешит вставать, он подбежал, схватил ее за шиворот, как котенка, и рывком поднял на ноги. Она все еще держала руки в карманах, ожидая, пока они согреются. Пальцы начали дрожать.
— Ну же! — нетерпеливо крикнул Сатакэ.
Масако сжала пальцами лежавший в кармане предмет и, когда Сатакэ замахнулся, чтобы ударить ее, вытащила руку и ткнула ему в лицо скальпелем. Секунду Сатакэ смотрел на нее так, как будто не мог понять, что случилось, потом поднес ладонь к щеке. Масако затаила дыхание, с ужасом наблюдая за хлещущей из раны кровью. Скальпель оставил глубокий разрез от уголка удивленно глядящего на нее глаза до основания шеи.
8
Завалившись назад, Сатакэ тяжело осел на пол. Даже падая, он не отнял ладонь от щеки, но сквозь пальцы все равно струилась кровь. Масако испуганно вскрикнула и отступила. Ощущение внезапной и невосполнимой утраты стиснуло грудь, выдавив из нее невнятный, похожий на стон звук.
— Ты все-таки достала меня, — прошептал он, сплевывая быстро наполнявшую рот кровь.
— Ты собирался меня убить. — (Он опустил руку и уставился на окровавленную ладонь). — Я целила в горло, но пальцы занемели.
В голове все перемешалось, а рот как будто работал автономно от мозга. Заметив, что все еще сжимает скальпель, она отшвырнула его в сторону, и он глухо звякнул, ударившись о бетон.
— Ты особенная… — прохрипел Сатакэ. Воздух просачивался в рот через рану, и в горле у него булькало. — Надо было дать тебе убить меня раньше… было бы хорошо… так хорошо…
— Ты действительно хотел убить меня?
Он покачал головой и посмотрел в потолок.
— Не знаю…
Бьющий из высоких окон свет слепил. К окнам от бетонного пола поднимались ярко освещенные столбы пыли, похожие на лучи прожекторов в театре. Ее снова стало трясти, уже не от холода, а от осознания того, что она только что своими собственными руками перерезала жизнь. В окнах было видно бледно-голубое небо; начинался тихий зимний день. Все как обычно, словно ничего и не случилось, словно и не было ужасов прошедшей ночи. Сатакэ не отводил глаз от собиравшейся у ее ног лужицы крови.
— Нет, я не хотел… тебя убивать… только смотреть, как ты умираешь.
— Зачем?
— Думал, что смогу… полюбить тебя… умирающую…
— Только тогда?
Он посмотрел на нее.
— Да… наверное…
— Не умирай, — прошептала Масако.
В его глазах мелькнуло удивление. Кровь уже заливала тело, и он начал постанывать от боли.
— Я убил Кунико… И еще одну женщину… раньше… она была похожа на тебя… Я думал, что умер, когда… убил ее. Потом увидел тебя и подумал… подумал, что не возражаю умереть еще раз…
Масако сбросила куртку, чтобы прижаться, быть ближе к нему. Она знала, что выглядит ужасно после всех побоев, с разбитыми в кровь губами и распухшим лицом.
— Я жива. И не хочу, чтобы ты умирал.
— Похоже, мне все-таки конец. — Ей показалось, что он произнес эти слова почти с облегчением. По его телу пробежала дрожь. Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть рану, потом сжала края пальцами. Разрез получился глубокий и широкий. — Бесполезно… должно быть, артерия…
Но Масако не сдавалась, продолжая удерживать кровь, вместе с которой из него выходила жизнь. Ее взгляд скользнул по голым серым стенам. Они встретились в этом огромном гробу, нашли и поняли друг друга, а теперь, похоже, расставались навсегда.
— Дай сигарету, — едва слышно пробормотал он.
Масако встала и пошла искать его брюки. Достав из кармана пачку, она прикурила сигарету и вставила ему между губ. Через несколько секунд сигарета пропиталась кровью, но Сатакэ все же удалось выпустить изо рта тонкую струйку дыма. Масако опустилась на колени и заглянула ему в глаза.
— Давай я отвезу тебя в больницу.
— В больницу… — Он попытался улыбнуться. Скальпель, наверное, перерезал сухожилие, и улыбка тронула лишь одну, не перепачканную кровью сторону лица. — Женщина, которую я убил… говорила то же самое… Это… судьба… я умру так же, как она.
Сигарета выскользнула изо рта и с шипением упала в разлившуюся вокруг него кровь. Силы уходили, и он, устав держаться, закрыл глаза.
— И все-таки…
— Нас обоих ждет тюрьма.
Сатакэ был прав. Она обняла его и обнаружила, что он уже стал холодеть. Теперь его кровь текла и по ней.
— Мне все равно. Я хочу, чтобы ты выжил.
— Почему? — прошептал Сатакэ. — После всего, что я сделал…
— Тюрьма — та же смерть. Я не могу больше жить.
— Я… жил…
Он опять закрыл глаза, и Масако, словно обезумев от отчаяния, снова попыталась закрыть рану, остановить кровотечение. Ничего не получалось. В какой-то момент Сатакэ все же приоткрыл глаза и посмотрел на нее.
— Почему?…
— Потому что теперь я понимаю тебя. Мы с тобой похожи, и я хочу, чтобы мы оба жили.
