Разбуди меня в 4.20 (СИ) - Лис Филипп

Когда я вернулся на свою улицу и уже подходил к подъезду, увидел на стене надпись, которой не было еще позавчера. Именно с того дня я тут не появлялся.

И подписано криво, наверное, в неудачной попытке стилизовать под арабский язык: «Омар Хайям». Несомненно, надпись появилась в моей жизни очень вовремя. Я слышал о великом мудреце и мистике, но никогда не читал его стихов, а зря. Мы часто упускаем возможности, которые могли бы определить судьбу очень надолго вперед. Если есть падения, должны быть и какие-то взлеты, но если этих взлетов нет, какой смысл сносить падения? И падения ли это вообще?

Была у меня версия, которая поможет разобраться в инсталляции. Мне показалось, что нексус выдает только то, что ты сам хочешь видеть. Все те картины, что проплывают между твоим взором, есть только отражение твоих желаний и гибкости ассоциативного мышления. Что касается трудностей, что возникают, это все то, что делает твоя вторая натура, которую ты сам ваяешь в попытке борьбы самому с собой. Если это так, то вся схема нексуса будет рассекречена, если нет, там мне нечего делать, придется уходить. Хватило мне в бездну нырять.

Сперва я не обратил внимания на то, что какой-то парень полз по стене дома на уровне третьего этажа. Когда же я оторвал взор от грешной землицы, увидел этого суицидника, который возомнил себя спайдерменом. Оставалось стоять и смотреть, как тот борется с сопротивлением материалов, гравитацией и усталостью, совершая этот нечеловеческий подвиг. Кроме меня у него не было других зрителей.

— Эй ты, сдурел совсем? — крикнул я ему, когда тот спустился на землю.

Словно пойманный на чем-то предосудительном, парень нахмурился, покраснел, но все ровно подошел ко мне. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать, светлые волосы. Ну, они были настолько же светлыми, насколько и темными: даже меньше, потому что мелированные. А одет был в явно малой свитер черного цвета и большие штаны-трубы, отливающиеся на свету забавными переливами.

Слегка недоверчиво подошел он ко мне, осмотрел с ног до головы. В этот момент я подумал, что было бы здорово посмотреть, на что похож его череп во френологическом плане, конечно же.

— Ты чего по стенам лазаешь?

— А я этот, как его, — промямлил тот, — Паркурист. Мы преодолеваем препятствия этого урбанистического мира. Лазаем по стенам, бегаем по крышам, взбираемся туда, где только кошки и голуби бывают, спускаемся в канализации и поднимаемся на строительные краны. Это круто, экстрим, все-таки…

Я сменил выражение лица. Могло показаться, что я ему врежу, а теперь моя физия была более благодушна и выражение понимающее. Я жестом показал ему пройтись вдоль улицы, он молча кивнул головой.

— Тебе что, в жизни не хватает острых ощущений? — спросил я.

— Ну, да. По большому счету, не хватает, а настоящие паркуристы меня в компанию не берут, говорят, что еще совсем дятел и ни на что не годен кроме как прыгать через скамейки в парке. Вот, хожу по городу, тренируюсь, стараюсь развиваться всесторонне. Преодолеваю препятствие за препятствием, нахожу новые цели и новые приемы. Одним словом, надеюсь занять достойное место среди тех, кто этим полуискусством — полуспортом овладел в совершенстве. Говорят, что примут, если пересеку город с востока на запад по прямой, прямо по домам, по паркам, по улицам, без остановки. Это очень тяжело, они придумали такое, чтобы я отказался от паркура, но если я это сделаю, они не смогут со мной не считаться.

Еще мы говорили о том, какие разновидности стен бывают в городе. Бывают кирпичные, наклонные, уступчатые, многофазовые. Для каждой из таких стен паркуристы придумали свои способы преодоления. Это как бурение горной породы: для каждой породы свой угол наклона бура и своя скорость вращения (когда упорное медленное сверление, а когда быстрый интенсивный ход). То же самое было и в этом экстремальном виде провождения времени, которое считается писком в современной молодежной среде. Паркур, скейтборды, прыжки с парашютом, дайвинг и прочие заморочки.

В рамках философии паркура, да и вообще экстремальных видов спорта и развлечений, само присутствие экстремальных ситуаций в жизни переводит организм человека в особый режим. Это сродни действию наркотиков: и те и другие добавляют в общий гормональный фон человека новые вещества, который активно замещают природные и начинают участвовать в обмене веществ. Если остановить прием экстрима или дури, начнет ломать от нехватки этого стимула, от дефицита, вызванного отсутствием этого вещества или действа. Поэтому все, кто втягивается в ту среду, где это принято, выходят из нее другими людьми, если выходят в принципе.

Такая оценка мне была близка, поэтому сразу понравилась. Спорт ради спорта ничего не стоит, важно то, что остается с тобой после того, как ты прошел эту школу и научился быть таким. С инсталляцией должно произойти то же самое, но я еще не видел результата, потому что не прошел до конца все закоулки восприятия и все уровни нексуса.

— Слушай, а не страшно?

— Да… Конечно, страшно, как всем нормальным людям, но я научился бороться со страхом. Прежде всего, когда страшно, ты тем более должен кидаться в экстрим, очертя голову. Только когда выхода нет, организм сам находит выход из ситуации и скрытые резервы, которые подключает к твоему активу сил. Этим решается важная проблема страха, а сам страх, как самое слабое, что есть на свете, не может тебе сопротивляться и уходит.

— И что, это вообще законно?

— А как, по-твоему, поступают солдаты, идущие в бой, пожарники, которые врываются в горящие дома, спортсмены, завоевывающие золотые и серебряные медали?

Я с самого начала хотел сказать ему о своем недавнем хобби. Только теперь настал подходящий момент: он заговорил о способах бегства от реальности, к которым причислял и экстремальные виды спорта. Не кривя душой, я сказал, что инсталляция похожа чем-то на спорт, но спорт этот не развивает мышцы, он рассчитан на кое-что другое.

— Откуда ты знаешь про инсталляцию? — как-то возбуждено спросил он.

Я ему ответил:

— Я сам сикер, человек, который инсталлируется в нексус и общается с существами из пограничных миров, встречает людей, которые туда уже инсталлированы, а еще у меня команда есть… Правда, сам я среди них недавно. А хоть и недавно, все ровно быстро схватываю некоторые вещи.

С диким ужасом шарахнулся он от меня, словно я был прокаженный, пораженный чумой и холерой одновременно. Сам того не понимая, я сделал шаг к нему, но он дико закричал «не подходи», даже стекла в соседних домах зазвенели от такого крика. Начали показываться возмущенные жильцы спальных районов, не привыкшие к таким сотрясающим звукам. И непонятно, что такого сказал я, раз вызвал такое негодование и такой ужас, что светились в его глазах.

— Ты сикер!?! — закричал он. — И еще говоришь, что я сдурел, когда лазал по стенам!!! Это ты сдурел, раз связался с инсталляцией! Смотри, скоро от тебя ничего не останется, ты закончишься, и мир для тебя закончится. Это хуже наркомании!!!

— Что?

Его глаза выкатились от страха за свою жизнь, за мою и за все жизни, что сейчас на земле. Было такое, знаете ли, сверхчеловеческое напряжение и боль, которую он видел своими выкатившимися глазами.

— Мой тебе совет: бросай!

Кого бросать? Куда бросать? Стараясь сгладить возникшее напряжение, я протянул ему руку, но тот отшатнулся еще дальше, стараясь не то что не прикасаться, не дышать в мою сторону.

В эту минуту появился водопроводчик. Этот бравый человек со шлангом на плече и чемоданчиков в руках, разодетый в стандартный водопроводческий комбинезон, вышел из подворотни, огляделся, словно делал в этой подворотне все свои дела, а теперь ехидно оглядывался на пострадавший двор, увидел меня и этого чудаковатого паренька. Выхватив из кармана большой разводной ключ, он направился к нам, но то, что это мера устрашения, а не прелюдия к действию, я понял, а вот паренек нет.