Лолита Пий - Город Сумрак
Сид сдал задом до тупика, куда подвозили продукты для «Короля гамбургеров», где обычно столовалась Профилактика. «Махиндра» стояла прямо по курсу, с выключенным двигателем. Водитель выбросил картонный стаканчик поверх опущенного стекла. Он его не увидел. Сид встал на нейтралку и посмотрел на часы. 23:17.
Он знал, что долго ждать не придется.
Он смылся из больницы около восьми. С плохо залеченной раной, накачанный обезболивающим. Отыскал общественный телефон-автомат в дальнем закоулке больничной прачечной и позвонил Мире на ее домашний номер в родительскую берлогу в Купольной долине. Риск прослушивания нулевой.
Она пригнала его мотоцикл на паркинг Блока. В десять тридцать они встретились. Сид забрал свой «триумф». Фирменный комбинезон «ВенсЭнерджиз» болтался на Мире как на вешалке. Зубы у нее стучали, она таращила глаза и каждые десять секунд уверяла, что ничего не приняла, ничего, совершенно ничего не приняла. Она спросила, подумал ли он. В пустом паркинге слова отдавались гулким эхом. Он попросил ее, если можно, орать шепотом. Потом как-то так вышло, что они стали трахаться на заднем сиденье. Она снова требовала, чтоб он сделал ей ребенка. Он предпочел оплодотворить бетон.
Потом он улизнул, предварительно повторив ей, что надо делать. Включить двигатель в 23:10. Оставить машину. Заблокировать дверцу. Ждать его у главного выезда.
На углу Хайнц и Двадцатой уже стоял тот тип из БОИ. Сид тщательно продумал свой выход. Он выжал из своего «триумфа» максимум грохота. Остановил прямо посреди тротуара. Тип из БОИ не выдержал и сказал что-то такое восхищенное по поводу «зверюги». Мощные машины сближают мужские души. Они обменялись рукопожатием. Тип из БОИ был в штатском. Каскетка и шарф закрывали его лицо, добровольно стертое обширным искусственным ожогом. При нем был кожаный саквояж. В открытой кожаной пасти саквояжа зияла пустота. Он был широкий и вместительный. Похоже, Сид не ошибся в своих догадках.
Они получили еще одно весомое подтверждение, когда он нелегально проник на свое место работы. Сид впустил агента в черном в Блок. Отвел его в Архив. Тот оставил его караулить у двери.
Шесть минут ожидания. Как только он переставал действовать, мгновенно накатывал страх.
Он сейчас ни много ни мало собирался нагреть БОИ. Если все сорвется, то впереди знакомство с Отсеком. Никто не знал, что там происходит, но говорили, что там практикуют особого рода пытку. Чистую пытку. Говорили, что приговоренные к Отсеку проводят там не больше пятнадцати минут. И выходят спятившими навсегда. Или не выходят вовсе.
Вернулся агент в черном. Саквояж — набит под завязку. Сид сделал вид, что ничего не заметил. Они проделали весь путь в обратном направлении, остановились у автомата с напитками. Сид стал разыгрывать алкаша, полное ничтожество. Он спросил у агента, по какому телефону с ним связаться, может, в будущем сделают еще какое-нибудь полезное дельце, одна служба окажет любезность другой. Описал ему агонию Колина Паркера с шуточками санитара из морга. Сказал, что нажрался лекарств и эта водка, наверно, уже перебор. Потребовал у агента свой трейсер — ну, чтобы не убиться на мотоцикле. Он съездит к Венсам в Купольную долину, навестит последний раз жену перед расторжением. И похабно подмигнул.
Тип из БОИ вроде все схавал. Он вернул ему трейсер. Они пожали друг другу руку, прощаясь на углу Хайнц и Двадцатой. Сид предложил подвести его. Тот сказал, что запарковался тут рядом, на Форчун-сквер. Сид завел свой «триумф» и рванул с места.
Несмотря на свое состояние, Мира выполнила его инструкции отлично. Она ждала его, спрятавшись за выступом у въезда в паркинг. Он соскочил с мотоцикла на четвертой скорости. Она села на его место. Он сунул свой трейсер в карман ее комбинезона.
Его машина ждала в паркинге. Мотор был включен. Дверца водителя открыта.
Он услышал, как «триумф» взревел, потом утих вдали.
Он надеялся, что агент тоже это слышал.
Он увидит Миру завтра — на расторжении. Он вздохнул. На торпеде остались следы кокаина. В салоне витал запах тубероз. Он опустил стекло и посмотрел на часы. 23:20.
Появился агент. Его силуэт возник в пучке света от неоновой вывески киноклуба: жалкая рахитичная фигура, голова тонет где-то между каскеткой и шарфом, саквояж оттягивает руку. Сид правильно вычислил машину. Агент махнул рукой. «Махиндра» подъехала. Он открыл багажник и бросил туда саквояж. Потом сел в машину, и она двинулась в направлении Паккард-бульвара. Сид заметил номерной знак и сосчитал до пяти, прежде чем начать преследовать «махиндру». Проезжую часть успели кое-как расчистить, и кучи обломков были свалены на полосу такси. В этот поздний час траурного дня на улицах почти никого не было. Сид дал машине БОИ чуть-чуть оторваться.
Они выехали из центра. «Махиндра» уверенно катила к югу. Она проехала площадь Светлого мира, затем всю Майкрософт-авеню и катила дальше вдоль набережной реки Железки. После перекрестка с Субтексом машина БОИ по-настоящему выжала газ. Сид прибавлял скорость постепенно. Похоже, «махиндра» направлялась к границам Города. В этом случае он найдет ее на южном транссекционном шоссе, там будет больше машин, и легче скрыться.
Сид увидел улетающую по скоростной полосе «махиндру», едва выехав на автостраду. Лавируя между машинами, он пристроился за грузовиком, заваленным раздолбанными мотоциклами. Теперь он был уверен, что агенты его не заметят. Мира, должно быть, уже добралась, и если они его отслеживают, то трейсер сообщит, что он в доме номер один по Венс-авеню. Он надеялся не напороться на патруль Дорожной профилактики. Ездить без трейсера — серьезное правонарушение, зачастую скрывавшее другие преступления, и служебные машины с городскими номерами — вроде его нынешней — по ночам рыскали по дорогам и отлавливали тех, кто не подавал сигнала.
Он катил так минут двадцать, и, пока часть мозга следила за задними огнями «махиндры», ехавшей в двухстах метрах впереди, и попутно высматривала полицейских, другая часть распутывала всплывавшие клубки дневного сна.
Вскоре после так называемой победы, которой Город был обязан им с Глюком, его напарник растворился в воздухе. В последний раз Сид видел его на самом последнем матче нового бокса — через месяц после капитуляции. Хозяин зала и его букмекер предложили устроить Сиду неслабую лебединую песню. Стремление смыть вину кровью, усиленное опытом войны и смертью отца, заставило его принять их деньги как необходимый трамплин для нового старта. Зал находился на берегу реки Железки, и жуткая куча народу набилась туда поглядеть на его последний мордобой. Поболеть за него пришел и кое-кто из ветеранов, среди них — Глюк в обществе странной девчонки. Всю дорогу, пока Сида дубасили на ринге, девчонка и Глюк не сводили с него двух совершенно одинаковых взглядов. Ей было лет четырнадцать, мультяшная мордочка, где каждая черта четче, чем надо. От такого лица делается не по себе, и человек поневоле отводит взгляд. Невозможные глаза — сто процентов Глюк, только еще больше. Они как будто притягивали свет.
В ту ночь Сид побил собственный рекорд, рухнув только на восьмом атакующем, показав небывалое время сопротивления в двадцать пять минут и сорок две секунды, а когда он пришел в сознание и открыл глаза, ни Глюка, ни девочки среди склонившихся над ним лиц не обнаружилось. В последующие дни он пытался связаться с Глюком. Домашний телефон не отвечал. Номер трейсера Глюка числился за другим человеком. В конце концов Сид махнул рукой и смирился — до тех пор, пока он не сделал открытие о реальных мотивах Нарковойны, в свете которого все грандиозные битвы предстали кровавым розыгрышем. Первыми, кто поверил и попался, стали они с Глюком.
Нарковойна была всего лишь войной преступных группировок.
С 4 октября прошло полгода, ночные кошмары только начинали блекнуть. Он записался в школу полиции — три курса юрфака и военное прошлое давали определенное преимущество. У него была постоянная девушка, стипендиатка из зон, еще беднее его.
Жизнь вроде налаживалась.
Это событие не наделало большого шума. Сид наткнулся на него почти случайно, пролистывая экономические страницы «Клерньюз».
«Светлый мир» купил «Кураре».
«Светлый мир» купил «Фармако».
«Светлый мир» скупил «Драгсторз».
«Светлый мир» прибрал к рукам все аптеки Города.
Несколько недель спустя к двадцати четырем правам человека прибавилось двадцать пятое, и эта новость вышла на первые полосы газет. С 97 года, когда были приняты право на молодость, право на красоту и право на комфортный минимум, Внедрение не меняло Основной закон гипердемократии. Благая весть из пяти первых секций — политического и экономического центра Города — пороховой дорожкой докатилась до медвежьих углов, прозябающих у пограничных стен.
