Виктор Каннинг - Семейная тайна
Мадам Бланш приехала вечером, в шесть часов; Сайтон провел ее в гостиную. Уже смеркалось, и окна были зашторены, на столе стоял графинчик с хересом и вазочка с печеньем. Мисс Рейнберд заметила, что мадам Бланш одета не так строго, как в первый раз. На ней было лиловое платье и туфли в тон, длинная нитка крупного искусственного жемчуга охватывала шею, спускаясь на обширную грудь. Мисс Рейнберд сообщила ей по телефону, что дурные сны вернулись, ни словом не обмолвившись о том, что это за сны. Мисс Рейнберд отнюдь не собиралась помогать этой женщине. Прежде всего она хотела убедиться в том, что мадам Бланш действительно обладает хотя бы частью тех способностей, которые ей приписывала миссис Куксон.
Предложив Бланш рюмочку хереса, от которой та не отказалась, миссис Рейнберд вполне откровенно сказала ей:
– Мне все время снится одно и то же. Сейчас я могу сказать вам только, что это связано с особой, ныне покойной, которая была мне очень близка. Если бы я рассказала вам о наших отношениях, это могло бы подсказать вам – простите, что я вам об этом говорю – догадки и предположения, которые увели бы вас в Сторону. Надеюсь, вы ничего не имеете против того, что я занимаю такую позицию?
Бланш, улыбаясь, потягивала херес. Из этой дамы вышла бы неплохая директриса школы для девочек. Таким тоном она разговаривала. Но это не обескуражило Бланш. Цыганки, ярмарочные прорицатели, ясновидящие нередко сталкиваются с недоверием. Такие, как мисс Рейнберд, вечно чинят препятствия, которые, впрочем, ничего не стоит преодолеть. Бланш сказала:
– Я только хотела бы знать, мисс Рейнберд, действительно ли вы в душе надеетесь, что я могу вам как-то помочь. Я не спрашиваю вас, верите ли вы в меня. Я спрашиваю только, будете ли вы беспристрастно судить о моей работе по результатам. Откровенно говоря, может получиться так, что я не смогу помочь вам установить контакт.
– Контакт?
– С этой особой.
– Понимаю.
– И все-таки стоит попробовать, не так ли?
– Сейчас?
– Ведь вы для этого меня и пригласили, мисс Рейнберд.
– Да, конечно.
На мгновение мисс Рейнберд растерялась. Она подумала, что, возможно была несправедлива к этой женщине, которая встретила ее неприкрытый скептицизм – почти враждебность – с мягким добродушием и пониманием.
– Единственно, о чем я вас прошу, – сказала Бланш, – с самого начала отнестись ко всему происходящему спокойно. Общение с миром духов требует напряжения. Если у меня вырвется стон или на моем лице отразится…, ну, страдание, что ли – пусть это вас не тревожит, и в любом случае, не трогайте меня. Я думаю, миссис Куксон рассказывала вам, как это происходит.
– Да.
– Тогда приступим?
Увидев выражение лица мисс Рейнберд, Бланш засмеялась:
– Ну вот, вы опять сомневаетесь. Но я говорю серьезно. Просто помимо прочих, обычных способностей, я обладаю даром ясновидения. С таким же успехом вы можете назвать чудом способность видеть или слышать. Все это часть жизни. Медиумический дар – это часть жизни – земной жизни и великой загробной жизни. Все это единый мир. Просто я вижу и слышу немного больше, чем другие… Итак, единственное, о чем я вас прошу: сесть в кресле совершенно свободно, забыть обо мне и думать о той особе. Думайте о ней только хорошее, думайте с сердечной теплотой. Кстати, должна вас предупредить: когда я прихожу в себя после сеанса, бывает, не помню, что происходило или говорилось. И если вы не захотите мне об этом рассказывать – не надо. Конечно, то, о чем вы можете рассказать без смущения, я бы предпочла знать, потому что это полезно для последующих сеансов. Договорились? Ну как, мы готовы?
Мисс Рейнберд, подумав, улыбнулась, потом неуверенно рассмеялась. Когда она смеется, пришло в голову Бланш, в ней проглядывает миловидная девушка, которой она была когда-то. В глубине души Бланш считала, что мисс Рейнберд не такая уж зануда. При всем ее богатстве и положении, жизнь не очень-то ее баловала удовольствиями и развлечениями. Ей бы в свое время выйти замуж, спать с мужем и растить кучу ребятишек. Только самоотверженные, преданные своему призванию женщины, вроде самой Бланш, могли сознательно отказаться от этого.
– Ну вот и хорошо, – сказала Бланш. – Теперь расслабьтесь и доверьтесь своим чувствам.
Мисс Рейнберд откинулась в кресле и закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на мыслях о Гарриет. Но обнаружила, что помимо своей воли думает о Шолто. Все случилось из-за него, из-за его ревностной заботы о чести и добром имени семьи. Гарриет была воском в его руках. Мисс Рейнберд почувствовала прилив гнева, вспомнив, что узнала обо всем только через два года, когда Гарриет рассказала ей. Не открывая глаз, она услышала голос мадам Бланш.
– Вами владеет гнев. Освободитесь от него. Он сбивает и сдерживает меня.
Открыв глаза, мисс Рейнберд увидела, что мадам Бланш сидит выпрямившись, с недовольным, даже строгим выражением лица, сжимая в кулаке длинную нитку жемчуга: голова слегка откинута назад, глаза закрыты.
– Извините, – сказала мисс Рейнберд. Мадам Бланш улыбнулась:
– Гнев – это высокая черная ограда без входа. Любовь – это вход. От нас к ним и от них к нам.
Пред мысленным взором мисс Рейнберд неожиданно возникли узорная чугунная калитка в Рид-Корте, ведущая на обширную лужайку, за которой начинался живописный пруд, где мисс Рейнберд сегодня утором гуляла. Она увидела Гарриет, спускающуюся к пруду в голубом поплиновом платье, подол его волочился по залитой солнцем траве, в руке Гарриет держала соломенную шляпу на ленте, ее белокурые локоны раздувал легкий летний ветерок. Гарриет в девятнадцать лет. Это воспоминание было приятно мисс Рейнберд. Она увидела, что мадам Бланш улыбается, словно разделяя с ней приятное воспоминание.
Мадам Бланш дышала глубоко, словно втягивая в себя аромат какого-то невидимого сада. Потом она медленно выпустила из рук нитку жемчуга, поднесла пальцы к вискам, потом стала поглаживать лоб и глубоко вздохнула. Она отняла руки ото лба и ухватилась за подлокотники кресла. Мисс Рейнберд, следившая за ее руками, заметила, с какой силой они сжаты, – даже костяшки пальцев побелели. Дыхание мадам Бланш участилось, тело напряглось, будто в ней происходила какая-то внутренняя борьба. Мисс Рейнберд испугалась. Не за мадам Бланш, а за себя – как она оказалась в таком положении, как она могла хоть на мгновение поверить, что ей нужен этот нелепый эксперимент. Гарриет умерла. Осталась только память о ней. И Шолто умер, и воспоминания о нем не из приятных. Но мисс Рейнберд жива, и никто не может заставить ее участвовать в этом фарсе… Даже Гарриет, приходящая к ней во сне.
Неожиданно мадам Бланш громко произнесла:
– Кто-то появился. Но вдалеке и не хочет приближаться. Нет, это не один человек… – Мадам Бланш замолчала и испустила долгий, странный, почти звериный стон. – Нет, их двое, – отрывисто выкрикнула она. – Они далеко…, у самого горизонта, но я их вижу. Старик и пожилая женщина. – Мадам Бланш помолчала. – Генри? И ты здесь? – вдруг оживилась она. – Да, это ты. Я вижу тебя. – Она радостно засмеялась. – Я так рада тебе. Но в чем дело? Почему они так далеко?
Мисс Рейнберд, как зачарованная, наблюдала перемену, происшедшую в поведении и тоне мадам Бланш, когда та заговорила с Генри. Руки ее теперь были расслаблены, тело свободно лежало в глубоком кресле. Дебелая, вульгарно красивая женщина.
Мадам Бланш сдавленно рассмеялась и сказала хрипловатым голосом:
– Ну что же ты, Генри? Может быть, сегодня ты не настроен говорить, милый? Скажи, чем они недовольны. Почему не приближаются?
Некоторое время мадам Бланш молчала, потом судорожно вздрогнув всем телом, снова заговорила, но теперь ее голос резко изменился. Это был мужской голос, не очень низкий, но твердый, бесстрастный, неторопливый, с легким акцентом. У мисс Рейнберд мурашки побежали по спине.
Голос произнес:
– Прощение и еще раз прощение. Это главное. Если вырубают лес, остается просека, но вырастают другие деревья, и лес смыкается снова.
Мадам Бланш улыбнулась:
– Генри, здесь со мной женщина, которой нужна помощь. Ты не можешь оставить лирику до другого раза? Почему они так далеко?
– Она знает, почему. Они не приблизятся – хотя сейчас между ними мир и прощение, – пока не убедятся в том, что они действительно ей нужны. Пусть она не обижается, но в ней сидит себялюбие, и оно их отталкивает.
Мадам Бланш резко повернулась к мисс Рейнберд:
– Это правда?
Уязвленная мисс Рейнберд сказала с вызовом:
– Все люди эгоистичны. Это вечное оправдание, которое Шолто… – Она осеклась. Помимо собственной воли, она попала под влияние мадам Бланш, но никакой информации давать не собиралась. Во всяком случае – пока.
Мадам Бланш сказала с улыбкой:
– Мы должны быть терпеливыми, Генри, дорогой. Мисс Рейнберд – сомневающаяся. Это ее право. Ровным голосом Генри провещал:
