Джон Бердетт - Бангкокская татуировка
Лу. Вроде и посмотреть-то не на что, но и я, и мать восхищаемся ее чисто тайской леностью. В качестве эксперимента я как-то натравил на нее миссионера. (К нам время от времени такие заглядывают: белая рубашка, завязанный на маленький узел черный галстук, грустная обходительность профессионального борца с грехом, Библия в легко расстегиваемой наплечной сумке. Боюсь, мне все они кажутся на одно лицо — и мужчины и женщины.)
Миссионер: Сколько бы ты ни зарабатывала, я буду платить тебе столько же за утреннюю уборку в моем жилищном товариществе.
Лу (испуганная, расстроенная, сбитая с толку): А разве нельзя просто трахаться?
Фаранг, скажи своим проповедникам, что нельзя путать спасение души с этикой воспитательного труда. В тропиках это не проходит. Даже мусульмане и католики научились соображать, что к чему. А мы, буддисты, захватили девяносто процентов рынка благодаря тому, что два с половиной тысячелетия выставляем на продажу исключительно бездеятельность.
Соня. Ее больше нет с нами, но когда-то она считалась самой красивой на улице девушкой. Даже шрам палевой щеке в виде звездочки был ей к лицу. (Мотоцикл. Большинство шрамов на коже тайцев возникают от того, что пьяные водители пытаются слишком быстро преодолеть повороты.) Ее жизнь изменилась после того, как она посмотрела второсортный фильм с Рональдом Рейганом в главной роли. В этом фильме героиня, тоже девушка со шрамом, произнесла бессмертную фразу, которая немедленно врезалась Соне в память: «Я так жестоко искалечена. Как ты можешь меня любить?» Этот прикол понравился Соне, и она испытала его на своих клиентах: англичанине, американце и китайце. Вот что они ответили.
Англичанин: Ну что ты, дорогая. От этого я люблю тебя только сильнее.
Американец: Приезжай в Штаты. У меня есть человек, который все исправит.
Китаец: Требую десятипроцентную скидку.
Достойная ученица моей матери, Соня выбрала того, кто вернее всего устроит ее будущее, и с тех пор счастливо живет с китайцем в Шанхае. Кстати, все в соответствии с твоей системой, фаранг.
И так далее. Замечу, что любая из этих девушек, сочетающих в себе расчет и наивность, может легко одержать победу над крутейшим из крутейших, если только на стороне крутейшего не будет сам Бог.
При виде девушек смуглый незнакомец поежился и презрительно усмехнулся. Но ситуацию, спасибо Будде, спас австралиец, который в этот момент с обычной бранью появился на пороге.
ГЛАВА 8
Жилистый, худощавый, лет тридцати шести, он, разумеется, носил имя Грег и в последние два месяца регулярно заглядывал к нам. Он подсел к Ай, которая немедленно и со знанием дела подвинулась на стуле таким образом, чтобы закинуть ногу ему на шорты. Грег словно и не заметил.
— Подай-ка мне порцию «Фостерса», Сончай. — Кивок в сторону двери. — От такой погоды замучила жажда.
— Заплати и за мою выпивку, — проворковала Ай.
— Я тебя знаю?
— Да. Я Ай.
— Тогда поставь и ей, Сончай.
Молодой мусульманин наблюдал за нами.
Ай выпила текилу одним глотком и пососала лайм с просоленной корочкой. Никто теперь не вспомнит, какой смуглолицый герой в сомбреро впервые познакомил наших девочек со вкусом текилы (согласен, возможно, это был не всадник в сомбреро, а китайский предприниматель). Но история доказала, что это был гениальный торговый ход.
— Ты заплатишь за бар? — Ай поглаживала заметно увеличивающийся под шортами член австралийца. Незнакомец, испытывая внутреннее отвращение, отвернулся и стал смотреть в стену.
— Поехали ко мне в отель — там хоть есть где покувыркаться. — Грег достал из бумажника купюру в пятьсот бат и потряс в воздухе. — Или пропустим еще по одной?
Ай с неожиданным проворством вырвала у него деньги и подала мне. Я повернулся к австралийцу и вопросительно изогнул брови.
— Наверное, малышка права, — проговорил тот. — А то нажрусь до поросячьего визга и ничего не смогу. — Он покосился на свою ширинку. — Слышь, Ай, мы с Сончаем ведем интеллектуальную беседу, а ты что делаешь?
При его худобе эрекция оказалась особенно заметна, и девочки заинтересованно уставились на его шорты, оценивая габариты мужской гордости.
— Ничего себе банан, — хмыкнула Лалита среди общих охов и ахов. — Будь с ней поласковее.
Мусульманин заскрежетал зубами.
— А со мной не надо поласковее? — притворно огрызнулся Грег. — Я бедный, одинокий австралийский фаранг в вашем большом, жестоком городе.
— Большой не город, большой — это у тебя. Погляди, как оттопырился.
Грег расхохотался:
— Вам меня не переговорить. — Быстрый взгляд в сторону мусульманина. Грег тут же отпел глаза и посмотрел на меня. Я покачал головой.
— Пойду переоденусь.
Все посмотрели вслед Ай — на попку под бикини. Кроме мусульманина. Атмосфера начала сгущаться.
К счастью, «переодевание» Ай заключалось только в том, чтобы надеть юбку и майку. Когда она вернулась, Грег успел расплатиться за спиртное и внес за нее пеню.
— Увидимся, — бросил австралиец.
Мусульманин с откровенным отвращением посмотрел, как парочка выхолит из бара.
Стоило им исчезнуть, как в клуб ворвался гигант со своей компанией, сразу заполнившей все помещение. С точки зрения Аллаха, не лучшая замена, подумал я.
— Слышь, Сончай, что ты такое крутишь? Это не музыка, настоящий отстой, тысячелетнее барахло.
Надеюсь, «Ночь в белом атласе» группы «Муди блюз» подойдет.
— Вот это лучше, целиком и полностью занялся бандой ковбоев. Пока они были относительно управляемы, но старики их племени требуют постоянного неусыпного внимания. Мне повезло: вскоре подошли еще девочки — Марли, Кат, Пинун и другие — и на каждого старика стало по одной. Польщенные гости распетушились и принялись благодарно кудахтать и сюсюкать. Девушки смеялись и едва успевали переодеваться. А когда возвращались из раздевалки, их уже ждали напитки. Мне пришлось позвонить и заказать еще текилы.
Спиртное текло рекой — все пили залпом, кроме меня и мусульманина. Он снова свернул фотографию убитого, а я недоумевал, зачем усатый торчит в баре, если его настолько раздражают старики. Я забеспокоился, поскольку меня посетило одно из моих озарений.
Здесь должен объясниться. Мы были еще подростками, когда мой лучший друг и духовный брат Пичай убил наркодилера, который обеспечивал нас яа-баа. Наши матери устроили так, чтобы мы провели год в северном монастыре под надзором высокочтимого настоятеля, который в то же время был старшим братом Викорна. Кстати, Пичай погиб в прошлом году, при расследовании дела с кобрами (я об этом писал).
Двенадцать месяцев интенсивной медитации в лесном монастыре изменили нас настолько, что тот, кто не медитирует, понять сути перемен не способен. С тех пор у меня случаются озарения, и я могу проникнуть внутренним взором в прошлые жизни других. Иногда информация очевидна и легко поддается расшифровке, но чаще представляет собой неясные фантасмагорические проблески чужих сущностей. С мусульманином дело обстояло иначе, таких людей не часто встретишь в Бангкоке. Я был потрясен и почти не сомневался, что лет семьсот назад мы с ним встречались в Наланде[22] — великом буддийском монастыре в Индии. Должен признать — он сохранил ту же ауру.
Краем глаза я заметил, как он положил деньги в пустую банку из-под колы и исчез за порогом.
В мозгах гиганта что-то забрезжило, и он вспомнил, что Лалита умеет танцевать под современную музыку.
— Давай «Тюремный рок»! — завопил он.
Девушки вспомнили прошлый визит стариков и поддержали их вожака.
— Да, да, Сончай, включи ему Элвиса!
Мы начали с «Синих замшевых туфель», перешли к «Тюремному року», «Собаке», но на этом не остановились и прослушали еще много песен. Некоторые из стариков подхватывали партнерш и пускались в пляс. Мы хлопали им в ладоши и поддерживали, гикая и улюлюкая. Затем лысый верзила объявил, что все пожилые джентльмены полчаса назад приняли по паре таблеток «виагры». Девушки оживленно зашумели — им нравилось обсуждать загадочное и неуклонное увеличение членов с подружками и их обладателями. Старики оказались в атмосфере полного понимания, и на их морщинистых лицах засветились неподдельно живые улыбки.
Когда я вернулся к тому месту, где сидел мусульманин, то обнаружил, что он оставил ровно столько, сколько стоила банка кока-колы, и вдобавок визитную карточку с телефоном и адресом и аккуратно сложенную фотографию жертвы Чаньи.
— Яй дум, — прокомментировала Марли и, проходя мимо пустого стула, поморщилась. «Черное сердце».
