Пи Трейси - Смертельная поездка
Трава на пастбище Гельмута Крюгера была совсем не такой сочной и зеленой, какой ей полагалось быть, а имела тот особый осенний оттенок, появляющийся тогда, когда трава начинает сохнуть от корней и сквозь стебли просвечивает желтизна. А если вам этого недостаточно, чтобы поверить в пророчества Бонара насчет засухи, то поглядите на коров: сегодня они сбились в черно-белую кучу, выставив зады, словно совещающиеся игроки в американский футбол, и непрерывно отмахиваются хвостами от гнуса, из-за которого летом корова может запросто потерять сотню фунтов веса.
Те или иные кровососущие насекомые – постоянная докука летом в Висконсине, но перед засухой комаров становится на порядок меньше, а слепни, оводы, оленьи и домовые мухи размножаются в диких количествах, делая светлое время суток невыносимым для скота.
Все признаки были у Холлорана перед глазами, но он не видел их. Это заставляло его серьезно задуматься о своих способностях к наблюдению и о том, годится ли он для работы, в которой успех часто зависит от того, замечаешь ли ты то, чего не замечают другие.
Взять хотя бы это дело. Для Холлорана это было второе убийство за десять лет – все время его пребывания на посту шерифа. Десять лет он был уверен, что драки в барах будут самым сложным, с чем ему придется столкнуться в его полицейской работе. Весь его опыт ни в малейшей степени не подготовил его к расследованию дела с тремя утопленными в заброшенном карьере трупами, которые выглядели так, будто были вывезены из района боевых действий.
Он поглядел на титульный листок дела. Пустые линейки нахально пялились на него, напоминая обо всем том, о чем он не имел ни малейшего понятия.
Бонар мимоходом постучал по дверному косяку, зашел в кабинет и направился прямиком к креслу напротив стола Холлорана. Когда он сел, дешевый винил вздохнул, как не очень качественная пердящая подушка для розыгрышей.
– У меня на свидетельстве о рождении есть отпечаток пальца, – без всякого вступления сказал он. – И у тебя тоже.
– Да?
– Ты же в кингсфордской больнице родился, верно?
– Верно.
– Вот тогда у тебя и взяли отпечаток пальца.
Холлоран демонстративно подвинул к себе листок бумаги и взял ручку.
– Мне записывать?
– В большинстве больниц это делается прямо в родильной палате. Стопы, ладони, большой палец, не знаю, что еще, – для того чтобы не перепутать и не отдать матери не того ребенка. Так вот, интересно было бы узнать, трудно ли, сняв полный набор отпечатков с каждого новорожденного, собрать их в своего рода базу данных?
– Бонар, дружище, да у тебя задатки государственного деятеля!
– Знаешь, сколько неопознанных трупов обнаруживают каждый год? Сколько семей ждут, что их родственник вернется домой, а он в это время уже лежит в земле, а на могиле у него написано: «Неизвестный»?
Холлоран вздохнул:
– Попробую догадаться. Ничего не вышло с отпечатками?
– Ни в американской федеральной информационной системе, ни где-либо еще, куда можно было заглянуть. И я не стану скрывать от тебя, что очень удивлен, что ни на одного из троицы нет досье арестов. Такие серьезные ребята, так закончили свою жизнь, и ни разу никто из них не отсидел? Это противоречит логике.
Холлоран стал складывать титульный лист дела гармошкой.
– А может, они просто обычные, ничем не примечательные ребята, оказавшиеся не в том месте не в то время.
– Тебе придется очень постараться, если ты хочешь убедить меня в том, что расстрел из автоматического оружия – это просто неудачное стечение обстоятельств. – Бонар вытащил из брючного кармана раздавленный «сникерс», сорвал с него обертку и отхватил зубами здоровый кусок. – Есть что-нибудь по линии службы по пропавшим без вести?
– В записях никого похожего. Хаггерти разошлет фотографии по всей стране, хотя я думаю, это ничего нам не даст.
Бонар смахнул с губы крошку шоколада.
– Эти молодчики еще свежие. Может, никто их еще не хватился.
– Может, и так. Возможно, что-нибудь прояснится после получения результатов вскрытия, но их еще надо дождаться. Док говорит, что у патологоанатомов в Уосо дел по горло из-за этой мясорубки на 29-м шоссе.
Бонар вздохнул и встал, чтобы выбросить обертку от «сникерса» в мусорное ведро.
– Хочешь сказать, что мы должны расследовать тройное убийство, даже не установив личность жертв?
Холлоран вернулся к складыванию гармошкой листа бумаги.
– Бонар, как ты думаешь, сколько автоматов можно найти в наших краях, если поискать?
– Думаю, на один-два больше, чем в форте Брэгг.
– А у кого? Кто их использует?
Бонар задумался.
– Ну, в ноябре прошлого года мы задержали Карла Вильденауэра за то, что он лупил из автомата по уткам.
– Помимо Карла.
– В Грин-Бэй на прошлой неделе, во время кокаинового рейда, взяли пару АК-47.
Холлоран черкнул в записной книжке.
– Хорошо. Торговцы наркотиками.
Бонар состроил недоверчивую гримасу:
– Ну бывает тут у нас, в округе Кингсфорд, что подростки выращивают траву где-нибудь в дальнем углу родительского кукурузного поля, но я сильно сомневаюсь, что они держат на довольствии расстрельную команду. Настоящие, серьезные драгдилеры работают в городах.
– Может, это как раз городское дело. Может, они у нас только тела утопили, и ничего больше. Не в первый раз такое случается. А что, если мы разошлем фотографии жертв в подразделения по борьбе с наркотиками по всему штату, даже в Чикаго можем отправить – возможно, кто-нибудь их узнает?
– Отличная мысль.
– Спасибо. Теперь скажи, для кого еще характерно использование автоматического оружия – вообще?
Бонар закатил глаза к потолку и начал перечислять:
– Военные, организованная преступность, идиоты из Национальной гвардии, коллекционеры – а у нас тут, в молочном штате, и тех, и других, и третьих, и четвертых хватает.
– Такой же список получился и у меня, и я подумал, что раз наши три трупа принадлежали к одной из этих четырех категорий, Милуоки может помочь нам с опознанием.
– ФБР?
– И может, еще БАТО[2] – могу спорить, и у того и у другого бюро есть базы данных только для внутреннего пользования.
– Я гляжу, остаток недели ты решил посвятить прыжкам через горящие обручи.
– Да нет. Я надеялся, что мы сможем чуть-чуть подмазать колесо. Что там насчет твоего приятеля, с которым ты играешь в покер? Ты вроде говорил, что у него сын работает в Бюро?
Бонар прищелкнул языком:
– Уже нет. У паренька возникли проблемы с нервами, и ему пришлось уволиться. По-моему, он сейчас работает управляющим на «Дэйри куин»[3] в Фонд-дю-Лак.
– Не повезло человеку.
– Да все не так плохо. Когда будем поблизости, можем заехать к нему – поедим бесплатного мороженого.
– Было бы неплохо. А сейчас давай-ка отошлем фотографии и отпечатки пальцев в Милуоки, в ФБР – по крайней мере, хоть совесть чиста будет.
– Ну да, мы можем, конечно, начать в стену лбом биться. Или ты просто можешь позвонить Шарон в Миннеаполис и попросить ее об услуге.
Холлоран притворился, что ничего не слышал, и зашуршал бумагами на столе.
– Как зовут начальника отделения ФБР в Милуоки? Барт?..
– Экман.
– Точно. Не хочешь собрать пакет документов для отправки, пока я настрочу ему письмо?
Бонар склонил голову набок.
– У тебя есть прямая линия связи с ФБР, и ты не воспользуешься ею только потому…
Холлоран с сосредоточенным видом шуршал бумагами, а найдя наконец пустой бланк для факса, стал заполнять его с видом хирурга, проводящего сложнейшую операцию. Он не обращал на Бонара ровно никакого внимания, пока тот не встал и не навис над столом Холлорана, как глумливый рекламный дирижабль фирмы «Гудиир».
– Позвони ей, Майк. Строго по делу.
Холлоран тихо-тихо положил ручку на стол.
– Даже не подбирайся ко мне с этим, Бонар, – ни в лоб, ни в обход. Мы с Шарон больше не разговариваем, и ты об этом знаешь.
– Да, я об этом знаю. И если уж мы об этом заговорили, то я считаю, что это чертовски глупо.
– А я нет.
– Но тебе же придется с ней когда-нибудь поговорить. Официально она все еще помощник шерифа округа Кингсфорд.
– Только до понедельника.
– Что?!
– В понедельник кончается ее отпуск. Если она утром не появится на перекличке, то будет уволена.
От такой новости Бонар отступил на шаг, медленно опустился в кресло и поглядел на старого друга через стол.
– А она об этом знает?
Холлоран коротко кивнул:
– Официальное уведомление было отослано месяц назад. С печатью. Она его получила.
– Ты послал ей письмо с сообщением о возможном увольнении? Письмо?
– Письменное уведомление. За тридцать дней до конца оговоренного отпуска. Это закон.