Хуан Гомес-Хурадо - Эмблема предателя
- Прости меня, Пауль. И уходи поскорее, ради Христа.
Пауль поднялся и склонился над кроватью. Кожа кузена была холодной, и когда он поцеловал его в лоб, он словно прикоснулся губами к зеркалу. Он шагнул к двери, едва стоя на ногах, не соображая, оставил ли дверь открытой или захлопнул ее, выйдя в застеленный ковром коридор.
Выстрел прозвучал почти неслышно.
Тем не менее, акустика в особняке, как и говорил Эдуард, была великолепной. Когда первые гости, покидавшие прием, надевали в прихожей пальто, обмениваясь при этом поцелуями и пустыми обещаниями, до них донесся приглушенный хлопок, который, тем не менее, невозможно было спутать ни с чем другим. Слишком много выстрелов слышали люди в последние недели, чтобы ошибиться. Отзвуки выстрела эхом отозвались на всех этажах и, наконец, замерли в проеме огромной мраморной лестницы.
Брунхильда, играющая в эту минуту роль образцовой хозяйки, любезно прощаясь с доктором и его супругой, которых на самом деле от всей души ненавидела, услышав выстрел, сразу поняла, что это такое, но повела себя как ни в чем не бывало, стремясь оградить себя от ужасной правды.
- Я уверена, что это дети развлекаются, запуская петарды.
Отовсюду, как грибы после дождя, стали высовываться удивленные лица. Сначала в прихожей было не больше десятка человек, но теперь из гостиной появились другие гости. Вскоре все они поняли, что в доме что-то происходит.
В моем доме!
Если сейчас же не принять меры, через два часа о случившемся узнает весь Мюнхен.
- Оставайтесь здесь, я уверена, что всё в порядке.
Она ускорила шаг, на полпути вверх по лестнице учуяв запах пороха. Некоторые наиболее храбрые гости подняли головы, посмотрев вверх, возможно, в надежде, что Брунхильда подтвердит, что они ошиблись, но на лестницу никто не пошел - слишком силен был принятый в обществе запрет подниматься в комнаты хозяев во время вечеринки. Гул голосов нарастал, и баронесса понадеялась, что Отто не окажется таким кретином, чтобы последовать за ней, потому что, вне всяких сомнений, кто-нибудь увяжется за ним.
Когда она поднялась наверх и увидела рыдающего в коридоре Пауля, то окончательно поняла, что случилось - еще прежде, чем открыла дверь в комнату Эдуарда.
Так или иначе, он это сделал.
Она почувствовала, как к горлу подкатывает желчь. Ее охватил ужас и другое смутное чувство. Как она с отвращением поняла позже, это было облегчение. Или, по крайней мере, исчезло напряжение, которое она ощущала в груди с тех пор, как искалеченный сын вернулся с войны.
- Что ты наделал? - воскликнула она, глядя на Пауля. - Что ты наделал, я тебя спрашиваю?
Тот не поднял головы, которую обхватил руками.
- А что вы сделали с моим отцом, ведьма?
Брунхильда отшатнулась. Во второй раз за этот вечер кто-то отпрянул при упоминании Ханса Райнера, и ирония заключалась в том, что на сей раз это был тот же человек, кто чуть раньше произнес это имя с угрозой.
- Что ты знаешь, мальчик? Что он успел рассказать, прежде чем...?
Она хотела закричать, но не смогла, да и не осмелилась.
Вместо этого она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладонь, пытаясь одновременно успокоиться и решить, что делать дальше, как поступила в похожий вечер, только четырнадцать лет назад. А когда ей удалось хоть чуть-чуть прийти в себя, она начала спускаться по лестнице. С широкой улыбкой на лице она высунулась в прихожую с последнего пролета лестницы. Дальше она спускаться не стала, потому что была не в состоянии продолжать этот фарс перед морем напряженных лиц.
- Приносим свои извинения. Друзья моего сына играли с петардами, как я и подумала. Если не возражаете, я пойду посмотрю, что за беспорядок они учинили, - она махнула рукой матери Пауля. - Илзе, дорогая.
При этих словах лица смягчились, и гости успокоились при виде экономки, поднимающейся по лестнице вместе с хозяйкой, как ни в чем не бывало. Они собрали на вечеринке уже достаточно сплетен и не могли дождаться, как придут домой и поделятся ими с семьями.
- Не вздумай закричать, - только и сказала Брунхильда.
Илзе ожидала увидеть результаты детской шалости, но заметив в коридоре Пауля, испугалась. Приоткрыв дверь в комнату Эдуарда, она прикусила ладонь, чтобы не вскрикнуть. Для стороннего наблюдателя ее реакция не особо отличалась от реакции баронессы, только в случае Илзе помимо ужаса были еще и слезы.
- Бедный мальчик, - прошептала она, заламывая руки.
Между тем, Брунхильда смотрела на сестру, уперев руки в боки.
- Ты бы лучше спросила у своего сыночка, кто дал Эдуарду пистолет.
- О, ради бога, Пауль, скажи мне, что это не ты...
Это прозвучала как мольба, но совершенно безнадежная. Молодой человек не ответил, и Брунхильда в ярости приблизилась к нему, потрясая указательным пальцем.
- Сейчас я вызову полицию. И ты сгниешь в тюрьме - за то, что передал пистолет несчастному инвалиду.
- Что вы сделали с моим отцом, ведьма? - повторил Пауль, вставая и неотрывно глядя в лицо тетки, которая на этот раз даже не дрогнула, как ни была напугана.
- Ханс погиб в колониях, - сказала она не очень уверенно.
- Ничего подобного. До своего исчезновения мой отец находился в этом доме, так мне сказал твой сын.
- Эдуард вернулся больным и немного помешался, он выдумывает разные неправдоподобные истории из-за полученных на фронте ранений. И несмотря на то, что врач запретил ему принимать гостей, ты его разволновал и дал ему оружие.
- Вранье!
- Это ты его убил.
- Это ложь! - крикнул молодой человек, при этом покрывшись мурашками сомнений и замешательства.
- Пауль, хватит уже!
- Убирайтесь из моего дома.
- Мы никуда не уйдем, - ответил Пауль.
- Тебе решать, - сказала Брунхильда, обращаясь к Илзе. - Судья Штромайер еще внизу, на вечеринке. Через несколько минут я спущусь и извещу его. Если ты не хочешь, чтобы твой сын провел ночь в Штадельхайме, немедленно уходите.
Услышав название тюрьмы, Илзе в ужасе зажмурилась. Штромайер был добрым приятелем барона, и тому не составило бы труда убедить его в том, что Пауль виновен в убийстве. Она схватила сына за руку.
- Идем отсюда, Пауль!
- Не раньше, чем...
Она влепила сыну пощечину, с такой силой, что заболели пальцы. Из губы Пауля потекла кровь, и он молча посмотрел на мать.
В конце концов, она добилась своего.
Илзе не позволила сыну собрать чемоданы, даже зайти в комнату. Они спустились по лестнице для прислуги и вышли из особняка через заднюю дверь, хоронясь в переулках, чтобы их никто не заметил.
Как преступники.
8
- Можно узнать, куда это ты подевалась, черт тебя подери?
Барон устал и был зол, края его визитки помялись, усы топорщились, а монокль болтался. Прошел час с тех пор, как ушли Илзе и Пауль, а вечеринка всё продолжалась. Он готов был раздвоиться, чтобы успеть попрощаться со всеми гостями до последнего.
И лишь тогда барон пошел на поиски жены. Он обнаружил ее сидящей на стуле, который она лично поставила в коридор четвертого этажа, где несла караул у закрытой двери комнаты Эдуарда. Даже ее огромная сила воли не могла заставить Брунхильду снова спуститься на вечеринку. Когда появился муж, она объяснила ему, что произошло в комнате, и Отто тоже получил свою долю страданий и угрызений совести.
- Завтра ты позвонишь судье, - холодно и бесстрастно сказала Брунхильда. - Скажем, что нашли его, когда принесли завтрак. Это будет не настолько скандально. Возможно, никто и не узнает.
Отто кивнул и убрал пальцы с дверной ручки. Он так и не осмелился войти и никогда не осмелится. Даже после того, как со стен и пола стерли следы трагедии.
- Судья - мой должник, так что думаю, что смогу это уладить. Но мне интересно, кто дал ему оружие. Он не смог бы достать его в одиночку.
Когда Брунхильда рассказала ему, что сделал Пауль и как она в ответ выгнала Райнеров, барон рассвирепел.
- Ты хоть понимаешь, что наделала?
- В этом доме они для нас угроза, Отто.
- Или ты забыла, что поставлено на карту? Ради чего я, по-твоему, терпел их в своем доме столько лет?
- Чтобы заглушить и успокоить свою совесть, - ответила Брунхильда с горечью, что все эти годы копилась в ее душе и теперь готова была выплеснуться наружу.
Отто даже и не подумал ничего отрицать, ибо это была правда.
- Не только поэтому, - ответил он.
- Эдуард говорил с твоим племянником, - сказала Брунхильда.
- О боже! И ты знаешь, что он ему рассказал?
- Не имеет значения. После того, как они ушли сегодня вечером, они превратились в подозреваемых, хотя завтра мы и не станем на них заявлять. Они не осмелятся заговорить, да и доказательств у них нет. Мальчишка не мог ничего выяснить.
- Думаешь, меня беспокоит, что откроется правда? Для этого придется найти Кловиса Нагеля. А Нагель уже давно не живет в Германии. Но это всё равно не решает нашу проблему. Только твоя сестра знает, где письмо Ханса Райнера.
