Грег Айлс - Смерть как сон
Он отпустил мою ногу и скрылся за дверью. Идиот, он же сгорит вместе с ящиком! Люди, готовые умереть за деньги, всегда вызывали во мне брезгливую жалость. Но таких было очень немного. Напрягая зрение, я пыталась хоть что-нибудь разглядеть в плотной дымовой завесе. Тщетно.
– Эй! Бросайте свою картину! Спасайтесь же, сумасшедший! – крикнула я изо всех сил.
– Помогите мне… – отозвался далекий голос. – Я не могу сдвинуть этот клятый ящик!
– Бросьте его сейчас же!
На сей раз ответом мне было молчание. Спустя несколько мгновений я услышала скрежет раздираемых досок.
– Она застряла! – заорал Вингейт из серой мглы и захлебнулся удушающим кашлем. – Нож! Дайте мне нож, я вырежу холст из рамы!
Если честно, мне было плевать на Вингейта. Самоубийце ничем не поможешь. Но картина – другое дело. И дело вовсе не в деньгах. За этим куском холста, возможно, таилась разгадка судьбы Джейн и других женщин. Чертыхнувшись и набрав в легкие побольше воздуха, я стала пробираться к Вингейту.
Вскоре я уткнулась во что-то мягкое. Ага, это он. Уже не может говорить и только сипит, задыхаясь от кашля. Пламя уже заглядывало на второй этаж с открытой лестничной площадки, и при его неровном свете я увидела картину, наполовину торчавшую из ящика с разбитой крышкой. Она действительно застряла, и весьма крепко. Мгновенно приняв решение, я достала из барсетки свой «Кэнон», сделала три быстрых снимка в упор, спрятала аппарат обратно и как следует тряхнула стоявшего на четвереньках Вингейта за плечо.
– Вставай! Ну вставай же, скотина, или сгоришь здесь за минуту!
Лицо его было пепельно-серым, глаза неудержимо слезились и почти полностью заплыли. Простонав, я схватила его за руку и потащила в сторону спальни. Он упирался. От дикого физического напряжения и недостатка кислорода голова закружилась, и я едва не потеряла сознание. Слава Богу, у меня хватило ума понять, что обморок будет означать неминуемую смерть. Бросив Вингейта, я метнулась в спальню, рывком подняла ставень и подалась лицом наружу.
Свежий воздух, заполнивший саднящие легкие, мгновенно отрезвил меня. На какую-то долю секунды в мозгу мелькнула мысль о спасении Вингейта, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Прямо под окном крепился механизм противопожарной раскладной лестницы. Классическая нью-йоркская модель. Достаточно перенести вес тела на нижнюю платформу, покрепче взяться руками за поручни, как лестница плавно скользнет вниз и доставит меня прямо на землю. Именно это я и сделала, выбравшись из окна. Но лестница не разложилась. Тем временем в недрах здания вновь заревело рвущееся наружу пламя. Я изо всех сил дернула за рычаг и всей тяжестью навалилась на платформу. Ничего.
В свое время я жила в Нью-Йорке, отлично помнила, как пользоваться аварийной лестницей, и все сейчас делала правильно. Эту явно заклинило. До земли было четыре с половиной метра, никак не меньше. Прямо под окном стояли два мусорных контейнера. Хорошо бы приземлиться в один из них. Где-то вдалеке завыли пожарные сирены. Но вряд ли они сразу сунутся в переулок, куда выходило это чертово окно. Значит, на спасение надеяться не приходится и необходимо срочно прыгать.
Осторожно перебирая руками по поручням, я ухватилась ладонями за нижнюю платформу и свесилась вниз. Во мне метр семьдесят. Все не так высоко падать. Парашютисты-профессионалы умеют группироваться при падении. Почти как кошки. Я не профессионал. Один раз на армейских учениях пришлось прыгать с вертолета. Мне показалось, что я убьюсь насмерть, хотя высота была вряд ли больше трех метров.
Я висела, крепко держась за нижнюю платформу и все не решаясь отпустить руки. Наверняка ведь сломаю себе что-нибудь. Хотя что такое сломанная лодыжка в сравнении с судьбой Вингейта. Собравшись с духом, я наконец прыгнула. Асфальт ударил по пяткам, будто тяжелым молотом. Не удержав равновесия, я со всего маху рухнула на землю правым боком. Было больно. Но радость спасения мгновенно приглушила боль. С трудом поднявшись на ноги, я подняла глаза на злосчастное окно. Из него теперь вырывались языки пламени и валил густой дым.
Боже правый…
Боковым зрением я уловила движение в конце переулка и быстро повернулась в ту сторону. Увиденное заставило меня похолодеть. Метрах в двадцати неподвижно стоял какой-то человек и, кажется, смотрел прямо на меня. С такого расстояния и со слезящимися от едкого дыма глазами я не могла разглядеть его лица и видела лишь силуэт. Похоже, это был настоящий здоровяк. Во всяком случае, мне с ним не справиться, это точно. С минуту мы молча смотрели друг на друга, а потом он вдруг шагнул мне навстречу, потом еще и еще… Он не походил на пожарного. Я машинально сунула руку в карман, но баллончика там уже не было. При мне теперь оставалась лишь барсетка. Если огреть его по голове, он, вероятно, даже не моргнет.
Я развернулась на каблуках и рванула в противоположную сторону – на улицу. Навстречу реву пожарных сирен.
4
Выскочив из переулка, я стала свидетельницей спектакля, наблюдать который мне много раз приходилось на заре своей журналистской карьеры. Классическая сцена с первой газетной полосы. Пожарные машины с красными мигалками, извивающиеся змеи брандспойтов, пара полицейских машин, «скорая», суетящиеся пожарные и полицейские, пытающиеся оттеснить все прибывающую толпу зевак подальше от места происшествия. Большинство зрителей, как я поняла, сбежались из видеопроката и бара, находившихся по соседству с галереей. Толпа возбужденно шумела, гикала, кто-то показывал рукой наверх, кто-то лихорадочно говорил в трубку сотового телефона. Полиция наконец сумела выстроить «периметр безопасности» в нескольких метрах от горящего здания и теперь натягивала вокруг него желтую ленту.
Я вынула из сумочки «Кэнон» и попыталась пройти мимо высоченного полицейского, а в ответ на его удивленный взгляд молча кивнула на пожар.
– Эй! – крикнул он. – За ленту не заходить! Назад, кому говорят!
– «Пост»! – возразила я, красноречиво сунув ему под нос камеру.
– Удостоверение!
– Нет с собой, я отдыхала вон в том баре с друзьями, у меня выходной. Пропустите, сержант, я первая оказалась на пожаре, и это мой хлеб.
Пока тот колебался, я обернулась к переулку. Сначала мне показалось, что там никого нет. Но потом я заметила самый краешек ботинка, чуть выступающего из-за угла дома. Кто же это? Неужели он не смирился с тем, что я от него ускользнула, и все еще надеется меня как-нибудь достать? Внутри особняка Вингейта вновь что-то грохнуло, окна второго этажа лопнули, и на улицу хлынул дождь мельчайших осколков. Толпа восхищенно завопила.
– Ну что, так и будете загораживать мне дорогу, сержант? Пустите же, черт бы вас побрал!
Тот махнул рукой, и я, нырнув под желтую ленту, оказалась внутри периметра. Я двинулась вдоль ограждения и принялась за работу. Зеваки и полиция были настолько поглощены пожаром, что никто не обратил внимания, что я фотографирую не горящий дом, а толпу. Время от времени я поворачивала объектив камеры в сторону галереи, но палец со спуска незаметно убирала.
Выражения большинства лиц в толпе были идентичны: примитивный восторг. Лишь две-три женщины явно понимали, что это не столько шоу, сколько трагедия, хотя в клубах дыма на втором этаже и не мелькали тени матерей с младенцами на руках, а из окон не свешивались связанные простыни. Обыкновенный такой, дежурный пожар, каких немало случается в большом городе.
Если его виновник не тот, кто пытался преследовать меня в переулке, значит, он сейчас в этой толпе. Скорее всего. Поджигатели – большие любители поглазеть на дело своих рук. Для них это обязательная часть программы. Что же это все-таки – самовозгорание или поджог? Факты говорят сами за себя: спустя всего сутки после того, как мне приоткрылся краешек тайны «Спящих женщин», погибает единственный человек, способный пролить на нее свет. Оперативно сработано. По всей видимости, этот пожар был призван заткнуть рот Кристоферу Вингейту. И его виновник может сейчас стоять в этой толпе – протяни руку, и коснешься. Возможно, он даже попал ко мне в кадр.
Год назад, во время расследования похищения Джейн, я пролистала немало криминалистической литературы и знала, что даже серийные убийцы нередко возвращаются на места своих преступлений. Чтобы заново пережить «успех» и, возможно, испытать новый оргазм. Убийство Вингейта – даже если его совершил тот же человек, который убивает «спящих женщин», – носило совсем другой характер. Сугубо практический. Это было вынужденное убийство. Но даже в этом случае преступник, возможно, не скрылся, а стоит сейчас где-то здесь. Кто знает, какие отношения их связывали с Вингейтом?
Из задумчивости меня вновь вывело какое-то неуловимое движение, пойманное боковым зрением. Вернее, чей-то пристальный взгляд. В следующее мгновение он пропал. Люди сгрудились у самой желтой ленты плечом к плечу, и разглядеть что-то за их спинами не представлялось возможным. Кажется, это был человек в черной нейлоновой шапочке. Едва я подумала об этом, как снова ее увидела. Она медленно плыла над головами зевак в том же направлении, в каком передвигалась я. Подняв камеру высоко над головой, я устремила объектив в ту сторону и несколько раз нажала на спуск. Шапочка исчезла, а затем вдруг вынырнула, но уже не в последних рядах, а в самой гуще толпы. Я попыталась сделать еще снимок, но вместо этого аппарат начал отматывать пленку назад.
