Игорь Резун - Мечи свою молнию даже в смерть
– Ты пришла, – повторил странный человек в грубом одеянии, по которому вились завитушки иероглифов. – Я – Абычегай-оол, Верховный Шаман Последнего Круга. Меня послал Эрлик-хан. Ульгень хочет вернуть тебя из Нижнего мира в Средний. Ты должна стать Жрицей и принести моему народу счастье.
Сказав так, он хлопнул в ладоши. От него пошло сияние, затопило комнату, и вокруг стало бело, словно пошел снег. Людочка вдруг увидела, что стоит совершенно голой на этом снегу и не стыдится своей наготы – как когда-то стояла перед Термометром, выпятив напрягшиеся груди, раздвинув нагие бедра… Шаман вытянул острый палец, который протянулся далеко, невероятно далеко – до ее угловатого тела. И острый желтый ноготь разрезал ее кожу. Линия пореза заполнилась кровью алого цвета. Но женщина не ощущала боли! Ногтем он вырезал на ее животе какую-то татуировку. Потом, коснувшись обнаженной груди, шаман украсил рисунком оба полушария, поцокал языком и сказал:
– Хорошо. Ты достойна стать Царицей. Эрлик-хан отдает тебя Ульгеню. Царствуй!
Она видела перед собой обрыв, столбы солнечного света над плато. Где-то вдали бились в предсмертном хрипе кони. Каналы на плато сначала казались безжизненными, но внезапно по ним потекла огненная река, распавшись на ручейки. И вот уже Людочка поднялась в воздух над обрывом, с которого она когда-то упала! Женщина видела, как желтые линии складываются в одну спираль – в солярный знак с новым иероглифом. Они кружились, затуманивая ее мозг.
– Садись на нее и уходи, – услышала она.
Потеряв ощущение реальности, женщина коснулась головы собаки. Пес встал. Он оказался высотой в холке на уровне бедер Людочки. Она села на него по-мужски, расставив ноги, и шелковистая собачья шерсть обожгла ее промежность. Ее голые пятки вцепились в бока пса, шевелящиеся от дыхания.
Комната исчезла – было только плато. Там, где стоял саркофаг, образовалась мерцающая дыра. И пес, легко прыгнув, унес ее туда. Вслед ей летели гортанные, горловые напевы – это пел шаман Абычегай-оол, раскачиваясь, ударяя в бубен и что-то говоря.
Языка она не знала, но понимала смысл.
Ее нагое тело обдувала вьюга, внезапно отросшие волосы развевались, а тонкие щиколотки и кисти рук объяло тяжелое, грубоватое золото украшений.
– Эрлик-хан отдает тебе твой Кут. Эрлик-хан возвращает тебе Тын. Скачи к Ульгеню – он даст тебе силу…
* * *Солнце припекало. Ирка сидела на парапете до тех пор, пока ее туфли не раскалились и не начали жечь даже ремешками. Разозлившись, она сдернула их и позвонила Людочке по мобильному – тот не отвечал. Ирка встала, с тоской огляделась: «Ну что она там? Мумиешку свою опять тряпкой протирает?!» И в этот момент она заметила рядом маленького старичка с палочкой, в каком-то ветхозаветном полотняном костюмчике с галстуком-бабочкой. Старичок тряс лысой и гладкой, как луковица, головкой, дряблыми щеками и показывал желтым пальцем вверх.
– А Эрлик-ха-а-а-ан-то успел… – проблеял старичок. – Успел, сабодяга… Абычегай его на свой сторону привлек. Так-то, девонька, т-а-а-ак-то… Ничего вы теперь не сделаете. Унес ее Эрлик-ха-а-ан, к Ульгеню понес…
Ирка испуганно шарахнулась, запнулась о ступеньку и упала, рассадив себе до крови большой палец на ноге. Внезапно с грохотом отлетела стеклянная дверь, едва не разбившись, и выпустила наружу какую-то простоволосую, растрепанную девку в синем халате уборщицы, голосящую благим матом:
– Укра-а-аааали! Мумию украли! Караул! Спасите!!!
Теряя матерчатые тапки, девка понеслась к перекрестку.
Новости«…глава Итало-Французского банка, Робер Вуаве благополучно прибыл в Лондон для проведения переговоров с Британским музеем о финансировании исследований по поиску редких экземпляров арабских книг, датированных XII–XIII веками нашей эры. Как полагают эксперты музея, археологические ценности такого рода могут быть обнаружены в ходе экспедиций в Иран и Афганистан, на которые г-н Вуаве надеется получить согласие правительств этих стран. Обнаруженные книги будут переданы правительству Ирана, а их копии помогут в исследовательской работе музея. Среди шедевров, которые планируется обнаружить, значится мифическая Библиотека Аламута, утерянная в конце XIII века…»
Reuters, Лондон
Эпилог
Новосибирск. Кладбище «Южное»
Полковник и Альмах
Треск автоматных очередей воинского салюта разорвал тишину полуденного, разморенного кладбища, как материю – резко, моментально. На лоскуты. В этих лоскутах мешался стук комьев земли, падающих на гроб в красном бархате. Негромкие переговоры и рыдания жены капитана Анисимова – низенькой хрупкой женщины, скорчившейся у края могилы. Один мальчишка, лет шести, стоял с каменным от неосознаваемой боли лицом; второй, еле годовалый карапуз, – зашелся в крике, гневно выбросив изо рта соску. Равнодушные музыканты собирали свои инструменты в чехлы, утомленно позвякивая ими.
Полковник, отряхивая руки, шел к выходу из скопища оградок, ни с кем не попрощавшись, ни на кого не взглянув. Пыльник цвета хаки развевался на нем от легкого ветерка, словно обрел невесомость. Седой ежик на макушке стал пушистым.
– Александр Григорьевич, подождите! Да подождите же!
Его догоняла Альмах, неуклюже прыгая между оградок на каблуках, заплетаясь ими в траве. Она была в темно-коричневом костюме с пиджачком, в черном платке на белых, отросших ореолом волосах. Лицо было заплакано. Заратустров остановился, подождал, пока женщина приблизится, и бесцветно спросил:
– Подвезти?
– Да нет… – запыхавшись, проговорила та, – просто проводите. Дайте руку… я с каблуков падаю уже. Только бы до дому добраться!
Они пошли вперед. Заратустров придерживал. Вдруг он робко спросил:
– Не будет сигаретки, Элина Глебовна?
Она дала сигарету, и он прикурил из ее тонких нежных пальцев.
Путь между могилами был извилист. Южное кладбище, где похоронили Анисимова, было старым. С надгробий смотрели выцветшие фото, и протянулся целый ряд детских могилок – только крестики, сломанная игрушка и грязное блюдечко с остатками печенья.
– Александр Григорьевич… – глухо проговорила Альмах. – Я слышала, что вы… рапорт… Как же так?
– Да вот так, Элина Глебовна. Язва… язва разыгралась.
Он помолчал, потом добавил утешающе:
– Я думаю, и. о. назначат вас. У вас выслуга лет больше. Игорь Борисович – зам отличный, но он кабинетный работник, а вы – полевой…
Альмах тряхнула головой. Они уже вышли на центральную аллею, поэтому она стянула с головы косынку, хотела что-то сказать, но перебила сама себя:
– У Кати были?
– Да. Ампутировали.
– Обе?!
Заратустров только тяжело кивнул. Пыхтя сигаретой, обронил:
– Не пускают пока к ней. После операции. Если бы она тогда не свалилась… В общем, всяко бывает. Хуже – тоже.
Женщина, опираясь на руку полковника, шмыгнула носом, а потом задержалась, достав платок и судорожно прижав его к глазам.
– И что делать будете?
Он пожал плечами, приподнявшими ткань плаща-реглана, и попросил:
– Вы только Санечку берегите. Пусть в стажерах еще походит… Хорошая девка! Водит машину, как бог! И про этих… готов своих забыла.
Налившись спелой краснотой, надвигающаяся осень буйствовала в вершинах. Уже роняла лист – густо, нахально, прямо под ноги. Птицы перекрикивались замерзшими голосами. Над горизонтом плыла дымка. Аллея вывела Заратустрова и Альмах к воротам, где похожие на черных галок старушки торговали цветами.
– Но так же нельзя, Александр Григорьевич, – с болью проговорила женщина, бросая руку Заратустрова и снова мучая платок, – столько сил положено!
– А как – можно? Вы же, Элина Глебовна, Москву знаете… там разговор короткий. А у нас провал за провалом. Первый объект уплыл, второй… второй тоже уплыл. Как говорит наш добрейший Тимофей Исаич, Эрлик-хан послал ее к Ульгеню, а это даже не к черту на кулички, это – в Верхний мир. Институт перерыли с металлоискателями, с биодетекторами – пусто. Только вот туфли и остались, – он кивнул на изящные ноги Альмах в черных колготках, – похожие… как у вас.
Они уже подошли к машине полковника. Открыв дверцу «Москвича», он спросил устало:
– Может, подвезти все-таки?
– Нет, не надо. Спасибо. У меня тут прямой автобус ходит… Александр Григорьевич, но вы… вы не волнуйтесь! С Рождественским спецгруппу послали. Улетел вчера с женщинами и детьми. На Красное море. На месяц… Из Парижа Майбах сообщил: наши прибыли, обустраиваются. Все под контролем. Вы не волнуйтесь, главное!
– Я и не волнуюсь, – эхом повторил полковник, оперся о дверцу и поскреб небритую щеку. – Помните, Элина Глебовна? Abreg ad habra… Мечи свою молнию даже в смерть! А вы – вы все не сдавайтесь! Что бы ни случилось. Мы закончим это дело! Или вы закончите… без меня.
Женщина протянула к нему руку, желая что-то сказать, но Заратустров отстранился, скривив лицо, и выдавил:
