Джонатан Мэйберри - Фабрика драконов
Впрочем, сейчас надо было сосредоточиться на громиле, который в буквальном смысле шел по ее следу. Тонтон — так, кажется, назвала его Геката. Берсерк двигался удивительно экономно — прыгая с камня на камень, с обезьяньей ловкостью взбираясь на препятствия, в одно касание перескочил через ручей. Грейс направила в его сторону ствол и дожидалась, когда он приблизится на расстояние верного выстрела.
Между тем Тонтон толчком остановился и пригнулся, буравя взглядом почву. Он шел по следу этой бабенки и знал, куда тот ведет. Если она забралась в расселину на южном углу, то со спины у нее камень, а впереди плоская площадка, удобная для стрельбы. Тонтон улыбнулся. Сделай он еще три шага, и голова у него высунется над кромкой следующего холмика: лупи не хочу, как в тире.
— Умная стерва, — бормотнул он.
И повернул направо, в кусты. Позиция у бабенки, может, и лучше, но он-то досконально знает здесь все закоулки.
Ведер не намеревался выслеживать ту женщину по здешним густым зарослям: во-первых, глупо, во-вторых, не соответствует его профилю. Вместо этого он оглядел окружающий рельеф и выбрал три-четыре места, которые наиболее всего пригодны для засады. Если у женщины достаточно ума, она должна находиться в одном из них. Ведер тщательно соразмерил углы, под которыми эти места расположены друг к другу. Годятся все, но особенно одно: подобие карниза, частично скрытое усиками испанского мха; отсюда простреливаются оба других скрада. Если женщины там нет, можно забраться на тот карниз и подождать, пока ее отыщет берсерк. Если он ее убьет — тем лучше; за нее все равно не платили. Если берсерка убьет женщина, можно будет вычислить место, из которого она ведет огонь, и ее убрать. Решение вполне практичное.
Определившись, Ведер сунул пистолет в карман и стал взбираться по склону.
Глава 118
«Фабрика драконов».
Вторник, 31 августа, 2.35.
Остаток времени на Часах вымирания:
33 часа 25 минут (время местное).
Химеры с воем неслись на нас — самая ближняя метрах в тридцати, задевая вздыбленным хвостом потолочные грубы. Я с ходу угостил ее выстрелом, от которого тварь шарахнулась вбок, а вверх рванул фонтан крови с кусками панциря. Остальные особи замерли, но всего на секунду: их окровавленный вожак, злобно зашипев, несмотря на рану, снова ринулся вперед — видать, мало досталось.
— Вот чертяки, — проронил Банни, давая очередь по всей своре.
— Осколочными! — рявкнул я.
При наших М-4 имеется еще и новый М-203 — однозарядный подствольный гранатомет, крепится спереди магазина. У него своя отдельная ручка и курок, за которые я взялся левой, саму винтовку между тем удерживая правой. Получается два оружия в одном: максимальная и столь необходимая сейчас огневая мощь. Единственный минус — заряд всего один.
Наметившись в центр своры, я сделал выстрел. Троих взрывом сразу разорвало на части (ага, панцирь панцирем, а нутро все равно как у всех). Не знаю, можно ли этих исчадий назвать собаками, но смерть у них точно собачья.
Старший, примерившись, жахнул выстрелом в жерло пандуса. Силу взрыва усилила сама конструкция лаза, так что оттуда нас обдал лишь жаркий вихрь вперемешку с кровавыми ошметками.
Тут сверху что-то тяжело грохнуло, и свет вокруг, вспыхнув и крупно моргнув, погас.
— Бомба! — выкрикнул я.
— Самый, блин, момент! — проревел Старший.
Он нашарил в карманах пригоршню химических световых трубок и, разламывая, стал разбрасывать их во всех направлениях. Темнота сбивала тварей с ориентира, как и нас. Получается, глаза все-таки собачьи: в сумерках видят, а в темноте так же беспомощны, как люди.
— Ты, похоже, им приманку высветил, — заметил я.
Собаки тут же снова кинулись на нас.
— Даю гранату! — крикнул Банни и выстрелил.
Одной из взметнувших хвост тварей досталось по спине.
Взрывом животное уничтожило, а взрывной волной перекорежило потолочные трубы. Псин обдало напором кипятка в клубах жаркого пара: ошпаренные, они взвыли еще истошнее. Двое псин-скорпионов в убийственном неистовстве сцепились в клубок, напропалую хлеща друг друга жалами, пока яд не взял свое: обе околели в судорогах.
А из тьмы неслись все новые химеры; оставалось лишь, стоя спина к спине со Старшим, от них отстреливаться.
— В голову цель! — крикнул я.
Своры тварей с обеих сторон мчались к нам, проталкиваясь сквозь нагромождение уже павших. Банни, примеряясь, кинул одну гранату в ту сторону, которую прикрывал Старший, другую — которую держал я. От взрывов заложило уши, но тварям был нанесен существенный урон: передних разорвало на куски, а остальные замешкались, хотя и ненадолго.
— Магазину швах! — крикнул Старший.
Пока он перезаряжал винтовку, его прикрывал Банни. Как назло, патроны почти тотчас же закончились и у меня; Банни и тут выручил.
Собак оставалось с десяток.
Мы высадили в них еще по обойме каждый.
Тварей уцелело семь, и нас разделял считаный десяток метров.
Для гранаты теперь чересчур близко. Банни стрелял сейчас прицельно, одиночными.
Четыре твари; пять метров.
Две. Одна стеганула меня хвостом, жало стукнуло о бронежилет. Банни, ткнув ствол ей в башку, нажал на курок.
Последняя из оставшихся, кинувшись всей массой на Старшего, сбила его с ног. Скорпионий хвост обвился вокруг нашего мечущегося на полу товарища. Старший орал. Стрелять было рискованно, поэтому я пинал тварь по морде — раз, другой, а она в ответ, окровавленная, яростно хрипя, пыталась ухватить меня зубами за ботинок.
Тут Банни проделал нечто или невиданно храброе, или невиданно глупое. Он прыгнул на чудовище, пытаясь массой тела придавить скорпионий хвост, — жало пронеслось в сантиметре от его лица.
— Стащи его с меня! — орал Старший голосом, полным боли.
Мастиф даже без громоздкого своего хвоста весил больше центнера, и теперь вся эта гора мышц громоздилась на Старшем. А тут еще Банни прыгнул сверху — тоже не мотылек. Лоб и щеки Старшему обрызгали увесистые капли яда.
Я отвел ногу и пнул тварь так, как не пинал еще, пожалуй, никого и ничего. Чувствовалось, как под ударом хрустнули сломанные ребра, и псина (я даже удивился) гавкнула по-собачьи. Более того, фокус сработал, и она съехала вбок. Я толкнулся и пнул снова, с такой же силой. Пес-скорпион отвалился, а Банни буквально сдернул его со Старшего. Обнявшись на дружеский манер, они покатились по полу, Банни обхватил монстра рукой за бычью шею. При этом свирепостью рыка собаку он, пожалуй, превосходил. Видно было, как под рубашкой у него взбухли валуны мышц. Он всем телом дернулся сначала вперед, затем назад. Громкое «хрусть» — и скорпионье отродье неуклюже обмякло.
— Твою мать, — бессильно с него скатившись, произнес основательно запыхавшийся Банни.
Я стоял на коленях, помогая Старшему сесть. Чтобы отереть у него с лица ядовитые капли, я вскрыл аптечку и достал оттуда марлевые тампоны.
— Болит? — спросил я.
— Есть чуток, — поморщившись, ответил он. — По-моему, ребра гавкнулись.
Я отстегнул лямки бронежилета Старшего и прикоснулся к его бокам. То, как он болезненно, со свистом втянул воздух, говорило само за себя.
— У тебя, по-моему, весь бок треснул. Пять-шесть ребер.
— Вот гребаный… — пытаясь ощупать себя рукой, сказал он и опять зашипел от боли. — Вот ч-черт…
Под пальцами у себя я ощутил влагу.
— Да у тебя кровь.
Я крайне осторожно поднял майку Старшего и оглядел спину. Лучше бы я не смотрел. Побуревшая кожа на боку была скользкой от крови, а посередке сквозь мышцы и кожу торчали два белых обломанных конца кости.
— Ну как, шибко хреново?
— Да ничего хорошего.
— Так что там у меня, кэп?
— Открытый перелом пары ребер. Остановить кровь я смогу, но вправить их сейчас не получится.
— Да черт бы с ними. Мне сейчас главное в деле участвовать.
— Мужичина, — сказал Банни, караулящий над нами периметр, — ты только что поучаствовал в жесткой передряге с чудищами-мутантами. Ты теперь этой хренью до скончания лет можешь бахвалиться. На весь свет.
— Если этому свету нынче кирдык не настанет, Рэббит, — напомнил Старший. — Мы еще тех нацистских шизоидов не поймали, или ты забыл?
— Намек понят.
— Может, обезболивающего, Старший? — спросил я, когда наконец получилось остановить кровь.
— Скажи «нет» наркотикам, — угрюмо усмехнулся он.
— Посмотрим, сумеешь ли ты устоять.
Мы помогли ему подняться на ноги, но только и всего: от боли он не мог сделать ни шага. Старший называл нас именами, о которых я лучше умолчу. Банни помогал ему двигаться — в целом получалось, но о дальнейшем участии Старшего в операции не могло быть и речи. Мы все это понимали.
