Мэтью Перл - Дантов клуб. Полная версия: Архив «Дантова клуба»
В конце концов Нортон зажег лампу с круглым колпаком.
— Лонгфелло! — Пока прочие изучали каракули письма, Филдс рассматривал телеграмму. — Взгляните! Посмотрите на дату!
Все обратились к телеграмме.
— Тридцатое октября, — сказал Лонгфелло, — 1865 года.
— Как, телеграмма послана менее недели назад! — вскричал Нортон.
— Сие немыслимо, — сказал Филдс. — Человек мертв уже не одно десятилетие!..
Все уставились на телеграмму, будто в дрожащем мерцании лампы им явился призрак самого Дапонте.
— Па-па? — Энни Аллегра вновь робко толкнула дверь. От ее голоса друзья подпрыгнули на месте.
Дверь и окно кабинета оказались открыты, сквозняк задул хилые свечи и лампу. Нортон, спотыкаясь, прошел через весь кабинет, ударился о книжный шкаф, но все ж нащупал лампу.
— Папа? — вновь раздался из коридора голос Энни.
— Лютик, дорогая, — мягко проговорил Лонгфелло, — подожди, пожалуйста, в детской, я скоро приду и пожелаю вам доброй ночи.
— Лонгфелло, но возможно ли, чтобы Дапонте был жив? — прошептал Лоуэлл сколь можно тише. — Кому-то необходимо немедля отбыть в Нью-Йорк и разобраться на месте! Филдс, мы с вами отправляемся завтра первым же утренним поездом!
— Папа, прошу тебя, послушай, — опять проговорила от дверей Энни. — К тебе гость.
— Кто? — спросил Лонгфелло. — Энни Аллегра?
— Джентльмены, — прервал их посторонний голос. — Я от души благодарю вас, юная леди, вы прелестнейшая хозяйка. Могу я войти?
Лонгфелло обернулся к прямому тонкому силуэту.
Холмс узнал этот голос еще до того, как глаза узрели орлиный и единственный в своем роде профиль.
Нортон наконец-то добыл вторую газовую лампу, и она позолотила комнату густым мерцанием кьяроскуро. Под ошеломленными взглядами силуэт обрел черты.
— Ежели позволите, мой дорогой Лоуэлл, я сберегу вам время, необходимое для поездки в Нью-Йорк. Могу я сесть?
И, тепло улыбнувшись, Ральф Уолдо Эмерсон стащил с головы блестящий цилиндр.
ПАДЕНИЕ ЛОУЭЛЛА
Лоуэлл пробирался по тропинке, что вела к неприметной проволочной ограде. Профессор лишь приблизительно помнил дорогу, каковую в прошлый раз ему указывал песок. И все же, как выяснилось, память снабдила Лоуэлла более-менее точным компасом, и в одиночестве ему шагалось свободнее, нежели в обществе тяжеловесного издателя.
— Эгей, — весьма удовлетворенно сообщил себе Лоуэлл.
Профессор добрался до лежавшего у ограды валуна. Затем, упершись одной ногой, он перенесся на ту песчаную площадку, где нашел свою гибель верховный судья Артемус Хили. С собой Лоуэлл нес стеклянный ящик, дабы заточить в него образцы насекомых, обвиняемых в нападении на судью. В миг, когда Лоуэлловы башмаки подняли в воздух клубы песка, поэт вдруг заметил краем глаза примостившуюся на высоком камне тощую фигуру. Но этот выжженный в мозгу образ оказался чересчур мимолетным, ибо на затылок Лоуэлла почти сей же миг обрушился тяжелый удар, от которого профессор рухнул лицом в грубый песок.
Немедленно из-под камней выполз малый отряд крапчато-бурых жуков и тощих скорпионов — исследовать новую плоть. Один немедля воткнулся в подстриженную профессорскую бороду.
— Лоуэлл! — прокричал с горной дорожки некто. Жук пополз прочь из обширного и удобного пристанища в Лоуэлловой бороде. Услыхав голос, злоумышленник повернулся кругом и бросился бежать, а к поверженному учителю уже мчался юный гарвардский студент.
Придя в себя, Джеймс Расселл Лоуэлл обнаружил нависшего над его головой Эдмунда Шелдона с носовым платком в руке; на миг Лоуэлл решил, что находится среди беспорядочных книжных шкафов своего кабинета в Элмвуде и ведет урок Данте. Однако необъятная тишина и ранняя прохлада холмов напомнили поэту о происшедшем, и он поспешно вскочил на ноги.
— Ой, потише, профессор! — взмолился Шелдон.
— Что стряслось?
— А вы не помните? — спросил Шелдон.
— Помню, на меня кто-то кинулся. Вы его видали?
— Извините, профессор, что так вышло, но нет, не видал. — Шелдон слегка покраснел. — Я заметил вас в тот миг, когда вы рухнули на землю, профессор Лоуэлл, точно парус на мачте, расколотой надвое (так Данте говорил). Я стал звать. Затем смотрю: над вами кто-то стоит — ну призрак, а не человек: глянул на меня — и бежать. Я еще подумал, хорошо бы пуститься в погоню.
— Подумали? Вы должны были раздавить этого дьявола, как устрицу в конце сезона! — вскричал Лоуэлл.
— Ну, только я увидал, что с вами стряслось, профессор Лоуэлл, я решил лучше заняться вашими ранами, а еще убрать этих странных жуков и гусениц, что собрались у вас на лице и одежде.
— Шелдон… Это же попросту немыслимо! Для начала — что вам понадобилось в горах?
— В последние дни я квартирую в Стокбридже, сэр, у родственников, а тут выехал покататься на старой кобыле кузена и вижу вдалеке, как вы подымаетесь в гору. Я поспешил сказать «здравствуйте», да только нагнать не смог — вот, пока не увидал, как на вас кто-то кидается!
— Но вы хоть разглядели этого негодяя, Шелдон? Сие много важнее, нежели вы себе представляете. Умоляю, скажите «да»! — Лоуэлл схватил Шелдона за обшлаг и тут заметил, что платок в руке юноши пропитан кровью. Лишь в этот миг профессор Лоуэлл ошутил, как на затылке пульсирует рана.
Шелдон грустно покачал головой.
— Сей скелет сбежал так поспешно, как я не видал в жизни, профессор Лоуэлл, — я глазом не успел моргнуть, как его и след простыл.
«КОЛОКОЛЬКА»
Лейтенант Рей нашел Стоунвезера у стойки над полупустым стаканом рома.
— Пойдемте, сержант, — поторопил его Рей.
— Еще немножко. — В подкрепление своей просьбы Стоунвезер поднял стакан и протянул его лейтенанту. — Выпейте, дружище! Вам неведома и половина радостей сей работы.
Рей плюхнулся на табурет и положил руки на стойку. Пока Стоунвезер лопотал что-то сидевшему с другого боку судебному репортеру, лейтенант вглядывался в слои непроницаемого дыма, что распределяли посетителей словно бы по личным кабинкам.
— С какой такой литературой станет воевать колледж? — полушепотом спросил Рей.
— А? — Стоунвезер обернулся к лейтенанту.
Рей выпрямился:
— Скажите, сержант, вы что-либо знаете о мистере Джеймсе Расселле Лоуэлле?
— Кушинг, — со смехом обратился Стоунвезер ко второму соседу, — поглядите, что я терплю? — Он опять повернулся к Рею. — Ага, слыхал. Некий литератор. Вроде того поэта с длинной седой бородой. — Стоунвезер отпрянул, будто заподозрил в вопросе подвох. — А что я должен о нем знать?
— Ну… — Рей громко прокашлялся и вдруг ощутил спиной тепло взгляда.
— Эй, белоснежка!
Крутнувшись на табурете, Рей обнаружил себя лицом к лицу с дородным детиной в коричневом твидовом сюртуке — незнакомец вовсю таращился на лейтенанта. Детину тянул за рукав приятель, понуждая уйти.
— Ты какого черта тут расселся? — рявкнул коричневый сюртук. — Что, весь мусор с улиц уже вымели?
Стоунвезер тоже развернулся и вскочил на ноги. Рей спокойно поднялся с табурета — его шести-с-лишним-футовая фигура теперь возвышалась над нежданным надоедой. Рей положил руку на шаткое плечо сержанта.
— Оставьте, Рей, я с ним разберусь. Тебе чего, пропойца? — Стоунвезер смотрел сверху вниз на коричневый сюртук.
— Чего? А того, что я не желаю пить рядом с обезьяной! — Детина сплюнул и опять повернулся к Рею. — У меня брат голову сложил за этих рабских ублюдков, а сколько тысяч южных парней мы укокошили почем зря? И что, теперь я должен сидеть и смотреть, как ты все это просираешь?
— Довольно! — проговорил Стоунвезер почти столь же пьяно, как и этот человек. — Считаю до трех: либо ты отсюда выметаешься, либо просидишь неделю в кутузке!
Парень в коричневом сюртуке неучтиво сунул руку в карман и отступил назад. Он предупреждающе скрипнул зубами, после чего вперед, целя Стоунвезеру в челюсть, вылетел кулак, теперь одетый в железную оболочку. Лейтенант Рей перехватил руку и одним рывком отправил ее хозяина на пустую лавку. Кастет стукнулся об пол, Стоунвезер нагнулся, поднял и положил в карман.
— На месяц упрячу! — возопил сержант.
Сгрудившиеся вокруг завсегдатаи насмехались над побежденной стороной. Нарушитель спокойствия готов был взорваться опять, однако сочувственный шепот — «это легавые», «он же герой Хани-Хилл»,[113]«он офицер полиции!» — его успокоил.
— Я ж не знал, — проныл бузотер.
— Ну, хватит, — сказал Рей Стоунвезеру.
— Перебрал слегка мой приятель. — Ухватив за рукав, спутник утащил буяна прочь. Зеваки разбрелись по дымным отсекам, и веселье продолжилось.
Рей повернулся к Стоунвезеру.
— Теперь вы готовы?
— Сейчас, последнюю, — взмолился сержант.
