Джузеппе Д'Агата - Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн"
Они подошли к площадке, где стреляли по тарелкам, и Контатти стал наблюдать за стрелками.
Размышляя о происходящем, она снова заговорила:
— Я по-другому представляла себе подобные вещи. Я думала… — Она внимательно посмотрела на Контатти. — Думала, что вы, убийцы… делаете это по заданию, естественно, но что вы все же более таинственные, не такие открытые. А вы знакомитесь с женщиной вроде меня, иностранкой, и сообщаете ей все вот так спокойно…
При ярком солнце голубые глаза Контатти, казалось, сделались совершенно бесцветными. Он посмотрел на нее с обезоруживающей улыбкой:
— У вас богатое воображение. Нет, мы по сути своей самые обыкновенные, простые люди. Почему нет? Искренние. Например, чем я рискую, когда имею дело с вами? В самом деле, Мерилен, разве вы предадите меня? Думаю, что чем больше вы знаете, тем меньше захотите говорить.
— Вообще-то это действительно так. Теперь я уже не могу отступить, верно?
— Нет, не можете. И в сущности, не хотите…
— Именно поэтому вы познакомили меня с Шабе?
— Да.
— Кто такой этот Шабе?
— А вы разве не видели его? Смерть… сама смерть. — Он снова принялся рассматривать стрелков.
— Поразительно!
Он указал на одного из стрелявших. Каждая тарелка разлеталась у него на куски. Контатти вздохнул:
— Тут нужен был бы вот такой человек, как этот.
Мерилен посмотрела на стрелка и с удивлением узнала его. Высокий блондин, лет пятидесяти. Благородное лицо, светлые глаза, северный тип, моложавый. Это был граф Юрек Рудинский, один из членов престижного Клуба охотников.
— Я знаю его, — сказала она.
— Да? И как же его зовут? — поинтересовался Контатти.
— Вот это мне неизвестно. Несколько раз видела его у нас в посольстве. Не знаю, чем он занимается. Он поляк.
— Поляк?
— Эмигрант, думаю, из знатных. Коммунисты отняли у него все.
Контатти смотрел как зачарованный на человека, продолжавшего стрелять с необыкновенной точностью.
— Великолепно! — заметил он. — Знать бы еще, продается ли он… И за какие деньги…
Странное замечание Контатти смутило Мерилен, с тревогой смотревшую на поляка.
— Что вы имеете в виду?
Контатти, о чем-то задумавшись, не отвечал. Потом взял ее под руку, и они двинулись дальше.
— Ничего. Простое любопытство.
Еще одна тарелка взлетела в воздух. Пуля настигла ее и расколола на части. Поляк спокойно опустил ружье и приготовился к следующему выстрелу.
«Мерседес» Шабе свернул с виа Аппиа антика на проселочную дорогу и метров через сто въехал в ворота на площадку, покрытую галькой и масляными пятнами и уставленную битыми автомобилями. Здесь он остановился у навеса, где за деревянным столом сидели трое мужчин в спецодежде и играли в карты.
Один из них, молодой, бородатый великан, недовольно посмотрел в сторону Шабе, выходившего из машины.
— Воскресенье. Закрыто.
Словно не слыша его, Шабе указал на капот «мерседеса»:
— Двигатель. Не работает.
— У нас тут не ремонтная мастерская.
— Вот именно, — ответил Шабе. — Мне нужен двигатель… новый.
Бородатый великан поднялся и враждебно, с неприязнью посмотрел на него.
— Ладно. Если будет. — Он указал на целый ряд автомобильных кузовов, грудой сваленных за оградой. — Видите? Ни одного «мерседеса» нет. Звоните время от времени.
Шабе подошел к нему.
— У меня нет времени. Двигатель мне нужен сейчас, — сказал он резко и негромко.
Бородач покачал головой:
— Ничего не поделаешь. Придется подождать, пока кто-нибудь не попадет в аварию и не привезет сюда свою машину. Но «мерседесы» тут бывают очень редко. — Он повернулся и сделал знак одному из приятелей. — Джиджи, пойди закрой ворота.
Джиджи, подросток со злым лицом, нехотя направился к воротам, но Шабе преградил ему дорогу.
— Я сказал, что мне нужно немедленно.
Бородач посмотрел на Шабе с неожиданным интересом:
— Кто тебя послал?
— Никто.
Недолго думая, бородач обратился к Джиджи:
— Вышвырни его отсюда. — И крикнул Шабе: — Слышал, дед? Я не продаю моторы. Катись отсюда!
Джиджи и другой парень, его приятель, не спеша приблизились сзади к Шабе, который, оставаясь на месте, пристально смотрел на бородача мрачным, ледяным взглядом.
— Отправь этих двух засранцев искать мотор. Сейчас же!
— Да? И где же они его найдут, по-твоему?
— На дороге. Или на парковке. Прекрасно знаешь где.
— Это недешево, дед. — И он насмешливо посмотрел на Шабе. — Хочешь заработать на страховке или карабинер в отставке? Ошибся адресом.
Он еще раз жестом велел приятелям выбросить его вон и, не оборачиваясь, вернулся под навес.
Джиджи с самодовольным видом тяжело опустил руку на плечо Шабе:
— Так, значит, дед, я засранец?
Его приятель тем временем обходил старика сбоку, готовый наброситься. И вдруг оба замерли: в руке Шабе появился пистолет. Не глядя на парней, опустив голову, Шабе взвел курок «Смит-вессона» тридцать восьмого калибра.
Щелчок заставил бородача обернуться, и тот оцепенел.
Трое мужчин переглянулись. Заговорил бородач:
— Это тебе недешево обойдется.
— Я оплачу и сверхурочную работу в выходной день.
Бородач сделал знак Джиджи:
— Отправляйся.
Еще не совсем придя в себя, парни тотчас влезли в старенькую «альфу» и умчались.
Шабе опустил пистолет в карман и подошел к своей машине. Он пристально смотрел на бородача, но видел не его, а другого бородача, того, который был в его далеком, но незабываемом прошлом.
Вот он стоит в грязной тюремной робе в каком-то мрачном помещении перед пыльным письменным столом, на нем старый телефонный аппарат, огромная пишущая машинка, папки, бумаги.
За столом сидит человек, чьи сапоги он хорошо запомнил. Это бородач. Он в серой форме с красными лычками. Он берет машинописные страницы и протягивает ему, Шабе.
— Твое признание.
Он хочет взять листы, но ему не дают.
— Незачем читать. Надо только подписать. И тогда все будет кончено.
Из полумрака за его спиной появляется палач.
— Сможешь спать. Сможешь есть…
Он молча смотрит на них.
— Пройдет нормальный суд. Останешься жив, — говорит бородач. Он поднимается, обходит стол, кладет перед ним бумаги и ручку. — Таково условие. Оно устраивает и тебя, и нас.
Он берет ручку.
— Меня — да, — говорит он, спокойно глядя на них, и качает головой. — А вот вас обоих… не думаю. — Он наклоняется, собираясь подписать, и добавляет: — Всю оставшуюся жизнь я буду думать только о вас… о ваших женах и детях. — Держа ручку на весу, вопросительно смотрит на мужчин. — По-прежнему хотите, чтобы я подписал?
В холодном спокойствии, твердом голосе и бесстрастном выражении его лица мучители ощущают что-то неестественное, нечеловеческое. Им кажется, будто они поменялись ролями: это он, жертва, пугает своих преследователей.
— Закончим, начальник, — сердито говорит палач.
Бородач смотрит на него:
— Ты сбился с пути. Мы тут ни при чем. Мы только выполняем наш долг.
Он замечает, как беспокойно переглянулись мужчины, и подписывает страницу за страницей. Закончив, кладет ручку и зло ухмыляется:
— Я запомнил вас двоих. Этого достаточно.
Граф Юрек Рудинский приехал на «универсале» на небольшую старую площадь и остановился возле своего дома.
Соня, светловолосая девятилетняя девочка, выбежала из подъезда и с радостью бросилась навстречу отцу, выходившему из машины. Он подхватил ее на руки, высоко поднял и расцеловал в щеки.
Опустив девочку, он взял с сиденья зачехленное ружье, но Соня тут же отняла его и, прижав к груди, чтобы удержать, прошла впереди отца в дом.
В гостиной на специальной подставке-пирамиде лежали еще четыре великолепных ружья. Это были единственные ценные вещи в очень скромной, но со вкусом обставленной комнате. Юрек взял из рук дочери ружье для стрельбы по тарелкам и поместил рядом с другими. Он ласково погладил девочку по голове и прошел вместе с ней в соседнюю комнату, где лежал в постели его сын Станислав, бледный, болезненного вида мальчик лет двенадцати.
Юрек обратился к нему по-французски и на «вы»:
— Как вы себя чувствуете, Станислав?
— Намного лучше, папа, — ответил мальчик тоже по-французски.
— Мама сказала, что у него еще держится температура, — заметила Соня. Девочка родилась в Риме и свободно говорила по-итальянски.
— А доктор был? — спросил Юрек сына.
— Да. Мне уже можно вставать. Завтра я хотел бы…
— Лучше было бы еще полежать.
