Тодд Лерой - Жаклин Врана
Уве выдавил воздух из легких и громко рассмеялся.
– Это было жестоко, – качала головой добродушная Соня.
– Разве? – возмутился Лок. – Ничего не жестоко! Я давно хотел это сделать.
– И я, – согласился Уве.
– Ведь все так очевидно, – задумчиво сказала Жаклин, и общее веселье оборвалось. – Разве нет?
– Что очевидно? – переглянулась через ее плечо Соня.
– Вглядитесь в его глаза.
Уве взял фотографию и выставил перед носом.
– Слишком блестящие. И настолько светлые, что сливаются с белком. Я понял, о чем ты.
– А нам не объясните? – запротестовал аспирант.
– Он незрячий, – догадалась Соня.
Жаклин перевернула снимок и рассмотрела почерк.
– Это должно сузить список, – потянулась к телефону Соня. – Давайте сообщим об этом…
– Нет, – задержала ее руку девушка. – Пускай сами думают.
– В любом случае за дополнительной информацией ты обратишься к Тоби, – кивнул Уве.
– Может, они просто адекватные люди, которым не нравится работать на праздники? – возмутился аспирант. – И может, здесь только вы мазохисты?
– А может, кто-то говорит слишком много и не по делу? – отозвался Уве.
– Кому действительно надо отдохнуть, так это Жаклин, – мягко улыбнулась Соня.
– Я отдыхала в прошлом месяце. Вы же читали мою статью в журнале.
– Ты не отдыхала, – облизал пальцы Уве, – а была на задании.
– Отпечатки на фотографиях есть? – сменила тему она.
– На фотографии с первого места преступления обнаружены отпечатки, кого бы вы думали…
– Михаэля, – раскинул раками Лок. – В чем дело? Почему нельзя объявить убийцей его?
– Успокойся, – бросил Уве, сворачивая грязные салфетки. – Если никаких улик в течение суток не всплывет, мы это и сделаем. Но не думаю, что это принесет облегчение всем нам. Особенно Жаклин, – бросил ухмылку на ее стеклянные глаза он. – Да Жаклин?
– Михаэль убил женщину и получил по заслугам, – пояснил Лок. – Иногда жизнь бывает справедливой.
– Жизнь никогда не бывает справедливой, – обернулась на вид за окном Жаклин и постучала рукой по столу. – Вот что мы сделаем.
– Идем спать? – жалобно предложил Лок.
– Не дождешься, – усмехнулся Уве, вытирая руки влажным полотенцем. – И лучше не зли.
– Пусть сравнят почерки еще раз.
– Но ведь… – начала Соня.
– Почерки этих двух фотографий. Нам надо знать, принадлежат ли они одной руке. И продолжайте поиск отпечатков с последнего снимка.
– Они должны принадлежать убийце Михаэля? – спрыгнул с подоконника Лок. – Но ведь Михаэль сам убийца. Он это заслужил! Зачем восстанавливать честь убийцы?
– Потому что будет третий, – откинулась на спинку стула Жаклин. – А теперь расходимся.
Лок хлопнул в ладони, Виктор схватил куртку и выбежал из отдела первым. Соня спустилась в кабинет экспертизы с новым поручением. Уве собрал пакеты с мусором, а Жаклин выключила яркие лампы над столом и бросила последний взгляд на панораму из офиса.
– Подбросишь меня? – спросил он, нажимая кнопку лифта. – Я и до кладбища на метро добирался.
Жаклин резко кивнула и направилась к машине, подготавливая ключи.
– Мы живем в немного разных частях, но Швеция тесная, – забрался на соседнее кресло он и хлопнул дверью. – К тому же я знаю, в какой восторг тебя приводят ночные улицы. А сама помочь ты никогда не предложишь.
– Ты угадал, – поправила стекло Жаклин. – Тем более мне ведь надо тебя как-то отблагодарить.
– За? – нахмурился Уве.
– За цветы, – ответила она. – Только остановим у первого заведения. Я всех распустила только для того, чтобы получить свою дозу кофеина.
– Охотно не против.
Первое кафе показалось уже через несколько минут. Жаклин припарковалась на свое усмотрение, не обращая внимания на сигналы выезжающих с поворота машин.
– У тебя, насколько я знаю, права есть, – усомнился Уве, открывая перед ней дверь в кафе.
– Есть, – кратко ответила она, рассматривая меню над потолком. – Американо и… американо.
– Два американо? – переспросила официантка.
– Нет, американо и капучино, – исправилась Жаклин и выложила кредитку. – Почему ты решил, будто у меня нет прав?
– Ну, ты неправильно паркуешься и забываешь блокировать двери.
– Я не заблокировала двери? – обернулась Жаклин.
– Да, я пытался тебе сказать, но ты так спешила…
Жаклин пожала плечами, подняла поднос и направилась к угловому столику.
– Все равно не моя.
– Но ты несешь за нее ответственность, – кинул ей вслед Уве, но не удостоился даже взгляда. – Кофе и блинчик с мясом и вишневым соусом.
– Ты ведь уже ел, – недоумевала Жаклин, когда он поставил поднос рядом.
– Это запрещает мне поесть еще раз? Если уж мы оказались в таком месте. Или раз ты питаешься одним только кофе, это обязывает всех остальных следовать твоему полезному рациону?
– Да, у меня полезный рацион, – не поняла сарказма девушка.
– Нет, Жаклин, то, как ты ешь вовсе не полезно. И говорю я тебе это, потому что желаю только добра. Ведь ты мне небезразлична.
– Почему это? – подняла бровь она. – Ты же мне безразличен.
– Спасибо за правду. Другого я от тебя не ожидал. И все же ты годишься мне в дочери, а старший всегда берет на себя ответственность за младшего. Дети не привыкли заботиться о ком-то. В тебе еще не сформирован родитель.
– Вот как? – удивленно спросила она. – Значит, я не должна испытывать вину за то, что не могу ответить тебе взаимностью?
– Может и должна, не знаю, – раздраженно махнул мужчина. – Я сам неважный родитель. Свою-то дочь правильно не воспитал, еще кого-то другого пытаюсь.
– Воспитание не твоя заслуга. На то родителей и прозвали родителями. Они ведь только рожают, верно? – пыталась разобраться девушка. – Есть те, кто учат и те, кто опекают.
– Да, наверное, – кивнул он. – Я давно перестал понимать свою дочь. Она, к слову, почти твоя ровесница. Не буду спрашивать совета о том, как с вами правильно говорить…
– То, что мы с ней ровесники еще не делает нас похожими.
– Почему-то мне кажется, из тебя выйдет неплохой родитель. Ты не совершишь моих ошибок.
– Я вообще не собираюсь быть родителем, – поежилась она. – Я смотрела, как это происходит и мне это показалось противоестественным.
– Я тоже видел, как рожает моя жена и, поверь мне, это самая в природе натуральная вещь. В отличие от этого скверного мяса и джема. Сомневаюсь, что в них замешана природа. Раз уж мы заговорили о семье… Как поживает сестра?
– Из последнего разговора с ней я вынесла, что весьма скверно. Все беды с этой особой происходят из-за того, что она невыносимая потаскуха.
– Сказал бы, что о родных сестрах так не отзываются, но знаю, что лгать ты не умеешь, и приму за чистую монету.
– Она спала с одним парнем на протяжении полугода и подумала, что это даст ей право считать его своим.
– А я-то думал, ты самая знатная феминистка в стране.
Уве рассмеялся с набитым ртом, вдохнул брусничный соус и резко закашлялся. Жаклин спокойно наблюдала за этими муками, игнорируя его жесты.
– Спасибо, – выдавил он, когда кашель отступил.
– Не за что, – пожала плечами она. – А за что?
– Когда человек кашляет, следует постучать ему по спине, иначе ненароком задохнется, – доходчиво пояснил мужчина.
– Даже если человек взрослый и понимает, что с набитым ртом не разговаривают и уж тем более не смеются? Закончил? – следила за его движениями челюстью она.
– Необязательно вскакивать, как только закончишь с трапезой.
– Ты собираешься есть еще? – поморщилась Жаклин.
– Нет, что ты! Я не такое чудовище, как ты думаешь.
– Я не думаю, что ты чудовище, но у тебя чудовищный желудок, – добавила она, немного помолчав. – Почему ты назвал меня феминисткой?
– Ну не знаю, – наклонил голову в бок он. – Просто ты…
– Это новая мода? Обвинять в феминизме европеек, только потому, что они выступают за свои права, как остальные меньшинства?
– Опираясь на статистику, нельзя сказать, что женщины в меньшинстве. Нет, все-таки ты феминистка.
– С чего бы вдруг? Ведь я любила Отто.
– Это ни о чем не говорит, – отмахнулся Уве.
– Нет, это о многом говорит.
– Нет, не говорит, – настоял Уве, всматриваясь в ее темные глаза. – Ты чего-то не договариваешь. Ты всегда что-то скрывала, но, может, есть смысл выговориться? Может, станет легче, ты так не считаешь? Все что мы о тебе знаем, это наличие сестры, но…
– Ты доел? – поднялась Жаклин. – Кажется, они закрываются. Это кафе не круглосуточно.
– Да, – остыл Уве и направился за ней в машину. – Прости, что залез не туда, – сжал губы он. – И прости, что поднял голос. Это непозволительно и непрофессионально.
– Да, я не твой допрашиваемый. Криком бы ты из меня ничего не выбил.