Майкл Дибдин - Медуза
– Да, у Руди к поясу был прикреплен фотоаппарат, и он сделал несколько снимков, чтобы у нас были доказательства того, что мы ничего не трогали. В кутерьме мы о них совсем позабыли, но это и не имело значения. Офицеры, приехавшие по нашему вызову, не проявили особого интереса. Они лишь записали наши имена, адреса, очень коротко – наши показания и отпустили. А мы, конечно, были и рады, поскольку все еще пребывали в шоке от случившегося. Так что о фотографиях Руди вспомнил только по возвращении в Инсбрук.
– И где они теперь?
– У меня с собой есть комплект. Если хотите, я дам их вам, когда мы вернемся на базу. Но это всего лишь любительские снимки, к тому же сделанные в спешке и волнении. Качество оставляет желать лучшего. Впрочем, у вас, разумеется, будет доступ к официальным фотографиям, которые были сделаны, когда доставали тело.
– Да, конечно. Тем не менее мне было бы интересно взглянуть на ваши, если не возражаете.
Дорога сузилась перед новым крутым подъемом на скалистый утес, потом пошел еще более крутой спуск, и им снова пришлось замолчать.
К тому времени, когда они достигли маленькой турбазы, расположенной на открытой всем ветрам и заваленной камнями равнине, откуда начиналась дорога в Кортину и восточные долины, уже стояла непроглядная тьма. Когда они открыли двойную дверь, насыщенная дымом духота ошеломила их по контрасту с морозным воздухом снаружи. Бруно сидел в отдельном закутке в конце зала, демонстративно игнорируя тот факт, что его присутствие демонстративно игнорировали все остальные посетители бара. Завидев своего начальника, он поспешно надел фуражку, встал и одернул форму, но Дзен жестом велел ему сидеть. Молодой полицейский кивнул, снова сел и вернулся к сборнику кроссвордов, которые разгадывал до их прихода.
В баре была компания немецких мотоциклистов обоих полов, – все в кричаще-ярких кожаных костюмах, и несколько пожилых людей, судя по всему, местных, хотя откуда они здесь могли взяться, оставалось загадкой. Дзен повел Антона в ресторан, примыкавший к бару. Там на маленьких окнах висели такие же, как в баре, занавески в красно-белую клетку, стояли такие же блестящие лакированные деревянные стулья и столы, такой же приглушенный свет лился через матовые плафоны искусно выкованных медных светильников, но было не так людно и гораздо тише, если не считать бормотания диктора из неизменного телевизора, стоявшего на шкафу в дальнем конце зала.
Невзрачная девушка лет пятнадцати подошла к ним с блокнотом в руке. После короткого обсуждения они остановились на сырном ассорти и салями, бутылке красного вина и двух больших порциях супа. Дзен по привычке хотел было заказать мясной с овощами, но Антон благоразумно заметил, что для такого супа нужны свежие овощи, высококачественное оливковое масло и пармезан, коих в этом богом забытом месте наверняка нет. Поэтому они заказали чечевичную похлебку с копченым беконом.
– Надеюсь, вы не считаете нашу вылазку бесполезной и не жалеете о том, что предприняли ее? – поинтересовался Антон.
Дзену понадобилось несколько секунд, чтобы оценить странность вопроса. С официанткой Антон говорил по-немецки, она отвечала ему на том же языке. Остальные посетители ресторана тоже разговаривали по-немецки или, как читавшая новости по телевизору дикторша, на ладино – архаическом диалекте латыни, сохранившемся только в этом изолированном горном районе. По-итальянски в здешних местах нельзя было услышать ни слова. Дзену казалось, что это он, а не Антон Редель, находится за границей.
– Нет, не жалею, – ответил он. – Уверен, и вы тоже.
Австриец рассмеялся.
– О, конечно! Всегда приятно побывать в своей бывшей трансальпийской провинции. К тому же здесь все так дешево. Но на этот раз я получил дополнительное удовольствие оттого, что поездка была оплачена итальянским правительством.
Когда принесли еду, стало очевидно, что выбор Антона был правильным. Похлебка оказалась густой, куски бекона толстыми и нежными – настоящее лакомство, не столько суп, сколько вкуснейшая каша. Сыр и салями на вкус несколько отличались от южных сортов – они были чуть тверже и сильнее подкопчены. Вино – из долины Адидже, откуда они начали свое путешествие тем утром. Очень молодое легкое вино с терпким привкусом дикой малины, слегка игристое, исключительно изысканное, идеально подходило для жирной, тяжелой пищи.
Насытившись, Антон закурил маленькую манильскую сигару.
– Итак, фотографии.
Он встал и направился к лестнице, ведущей к номерам. К столу подошел шофер Дзена.
– Я готов в любой момент, шеф.
Услышав итальянский, Дзен блаженно расслабился, будто погрузился в теплую ванну с лавандовой пеной. Достав из кармана мятую пачку «Национале», он закурил.
– Не суетись, Бруно. Я еще не закончил.
– Отлично. Только вот снег начинается. Если мы в ближайшее время не спустимся с гор… – Он выразительно пожал плечами.
– Я постараюсь закончить поскорей, – заверил его Дзен.
– Пойду прогревать машину.
Когда вернулся Антон с конвертом в руке, Бруно уже шел обратно. В конверте оказалось четыре снимка, Дзен просмотрел их один за другим, не произнеся ни слова. Да и сказать особенно было нечего. Снимки напоминали репродукции произведений модернистского искусства: какие-то пузырьки и стремительные росчерки, цветовые пятна неопределенной формы, то сгущавшиеся, то расплывавшиеся. О том, что они предположительно изображали, можно было догадаться лишь весьма приблизительно.
– У Руди было мало времени, и фотоаппарат у него не из лучших, – пояснил Антон, утопая в клубах сигарного дыма. – Но цифровой, так что я перевел все снимки в компьютерные файлы.
– Файлы?
– На тот случай, если вам понадобится работать с изображениями.
Дзен достал из конверта маленький черный квадратик-дискету, кивнул с умным видом и пыхнул сигаретой.
– Лучше так, – продолжал австриец, забирая у Дзена один снимок и переворачивая его нужной стороной вверх. Только теперь Дзен увидел, что на фотографии запечатлена боковая проекция трупа, лежащего на дне пролома, образовавшегося в результате взрыва. На теле были только рубашка и брюки. Ноги, насколько можно судить, – босые. Лицо повернуто в сторону, но правая рука простерта вперед на острых камнях. Антон указал на какую-то отметину чуть выше плеча:
– Вот это может помочь узнать, кем он был. Эта деталь, разумеется, обратит на себя внимание патологоанатома.
Не было ли в его тоне неуловимой иронии? У австрийцев это всегда трудно понять. Они любят представлять себя неторопливыми, спокойными, почтительными деревенскими парнями, но их империя дала миру несколько самых проницательных мыслителей и выдающихся художников. Дзен позвал официантку и велел принести счет.
– Ну что ж, благодарю за помощь, герр Редель. Надеюсь, ваша завтрашняя экспедиция будет удачной.
– Боюсь, такая погода благоприятствует лишь равнинным лыжам. Но здесь их можно взять напрокат, так что в любом случае скучать я не буду.
Когда они обменивались рукопожатием, Дзен пристально посмотрел своему гостю в глаза.
– Как вы думаете, что там на самом деле произошло?
Не удивительно, что Антона Ределя вопрос смутил.
– Я, конечно, не полицейский… Но если бы это произошло в каком-нибудь другом месте, скажем, в лифтовой шахте заброшенного городского пакгауза, я бы, вероятно, заподозрил, что к этому причастны другие.
– Другие?
– Ну, может быть, какие-нибудь бандиты. Наркоторговцы или что-то в этом роде. Убили человека и спрятали тело в шахте. Или просто сбросили вниз в надежде, что тело никогда не найдут, а если и найдут, то опознать его будет невозможно. – Он улыбнулся Дзену очаровательной, типично австрийской толстогубой улыбкой. – Но это, разумеется, смешно! Здесь, в горах, много опасностей, однако преступных организаций замечено не было.
За утепленными двойными дверьми снег падал большими рыхлыми хлопьями, обманчиво казавшимися невесомыми в лившемся из окон свете, но на бетонной площадке перед домом уже лежал слой толщиной в несколько сантиметров. Бруно сидел в полицейской «Альфе» с опознавательными надписями на бортах, стоявшей прямо у входа. Дзен забрался на заднее сиденье, и они тронулись.
К радости Дзена, Бруно не принадлежал к тем водителям-полицейским, для которых главным в работе было доказать свою мужскую отвагу. На протяжении первого получаса, пока дорога коварно утопала в сугробах, он, учитывая очень плохую видимость, преодолевал бесконечные петляющие повороты и крутые спуски с почти излишней осторожностью. Ниже снегопад постепенно переходил в сыпавшуюся с неба мокрую крупу, а потом и в откровенный дождь. И только когда дорожное покрытие стало блестяще-черным, более надежным, Бруно позволил себе прибавить скорость.
Дзен на своем заднем сиденье расслабился после непривычной физической нагрузки и избытка свежего воздуха, но его продолжал мучить вопрос, который Антон Редель задал, разумеется, просто из вежливости. Считал ли он предпринятую вылазку бесполезной? Если отвечать честно, то да, считал, но только с учетом всех остальных аспектов дела, которое ему, как он подозревал, подкинули вместе с другими в качестве подачки – чтобы не лишать его иллюзии своей востребованности.
