Шэрон Болтон - Кровавая жатва
— Слава богу, вы ее поймали! — сказала Эви. — Эти тупоголовые придурки… Несколько дней назад она здорово ушибла ногу. Как вам кажется, она в порядке?
— Похоже, проголодалась до смерти, а в остальном нормально. Хотя, боюсь, в лошадях я мало что понимаю.
Герцогиня стояла на четырех ногах. И стала бы она есть, если бы ей было больно? Хотя, зная Герцогиню, очень даже может быть.
— Вы уверены, что ничего не повредили? — спросил мужчина, на котором, как она теперь заметила, были парусиновые туфли на каучуковой подошве. И шорты его не были предназначены для бега: они были из хлопка, в белую и синюю полоску, почти до колен. Волосы на его ногах были светлыми и густыми.
— Вполне, — ответила она, отводя глаза от его ног. — Уж я-то знаю, я доктор, — добавила она, заметив сомнение на лице незнакомца. — Вы не могли бы помочь мне убраться с дороги?
— О, конечно, простите.
Светловолосый мужчина вскочил на ноги и, нагнувшись, протянул Эви правую руку, словно пред-лагая ей помощь во время пикника, чтобы подняться с земли. Она покачала головой.
— Нет, боюсь, так ничего не выйдет. Я не смогу встать сама. Не могли бы вы подхватить меня под руки и поднять? Я не очень тяжелая.
Он с озабоченным видом покрутил головой.
— Вы сказали, что ничего не повредили, — сказал он, — но если вы не можете встать самостояте-льно, то я не думаю, что должен поднимать вас. Похоже, нам следует позвать кого-нибудь на помощь.
Неужели придется ему все объяснять?
Эви глубоко вздохнула.
— Я действительно получила травму, но не сейчас, а три года назад. Попала в тяжелую катастрофу и повредила седалищный нерв на левой ноге, — сказала она. — Я не смогу идти без посторонней помощи, и нога недостаточно окрепла, чтобы выдерживать мой вес, пока я буду подниматься на этих булыжниках. На которых, кстати, сидеть не так ж удобно.
Мужчина секунду молча смотрел на нее. Эви заметила, как его взгляд скользнул по ее левой ноге, скрытой малиновыми бриджами для верховой езды, неестественно тонкой и изуродованной.
— По этой дороге много ездят? — спросила она, глядя на склон холма.
— Да нет. Но вы совершенно правы, простите.
Он снова присел и правой рукой обхватил ее спину, а левой — под бедра. Эви, хотя и была готова к этому, почувствовала, как через ее тело пробежал ток, не имеющий ничего общего с болью. В следующий миг она уже стояла, опираясь на незнакомца и вдыхая исходивший от него запах кожи, пыли и пота.
— В десяти метрах по склону есть старая скамейка, на которой отдыхают пастухи. Думаю, что они не будут иметь ничего против, если мы воспользуемся ею. Вы сможете дойти туда?
— Конечно, — бросила она, хотя сказать было легче, чем сделать.
Ей не оставалось ничего другого, кроме как обхватить его рукой за талию. От него шел жар. Разумеется, ведь день был солнечным. Она и сама была разгорячена, и от нее, наверное, пахло лошадью. Эви передвинула правую ногу, и левая тут же отчетливо просигнализировала ей, что нужно выбросить из головы глупую затею с подобным передвижением, причем немедленно.
— Черт побери! — пробормотала она, безуспешно пытаясь переставить больную ногу.
«Ну давай же, бесполезная чертова…»
Она споткнулась и снова едва не упала. Мужчина крепче обнял Эви за талию, чуть пригнулся и поднял ее, так что ноги Эви оторвались от земли. Она инстинктивно, неожиданно для себя дала ему пощечину. Он покраснел.
— Простите, я просто не хотел, чтобы вы снова упали, — сказал он. — Может, я донесу вас до этой скамейки?
Она кивнула, и через мгновение он аккуратно опустил ее на деревянную скамью рядом с церковной стеной. Она с благодарностью откинулась назад и закрыла глаза. Как она могла совер-шить такую глупость? Притащить сюда Герцогиню! Они ведь могли серьезно пострадать. Ну почему жизнь такая сложная штука, черт побери?
Она сидела с закрытыми глазами и ждала, пока выступившие слезы скроются там, откуда они появились.
Когда Эви снова открыла глаза, она была одна. Неужели он просто оставил ее? Господи, она, конечно, не мисс Конгениальность, но все-таки…
Окна на другой стороне улицы были темными и пустыми. Над торфяниками, казалось, воца-рилась тяжелая неподвижность. Велосипедисты исчезли, вряд ли терзаемые тем, что сотворили, но где же все остальные? Столько домов, столько окон, и ни одной живой души. Непонятно, сейчас суббота, вторая половина дня… Почему же никто даже не высунулся на улицу, чтобы посмотреть, что происходит?
А может быть, и высунулся. За одним из темных окон кто-то определенно был. Он наблюдал за ней, она в этом уверена. Стараясь не подавать виду, что заметила это, Эви взглянула по сторо-нам. Она не увидела ни малейшего намека на какое-то движение, но там все равно кто-то был. Она медленно обернулась.
Ну вот. Какое-то движение… Там, высоко… Эви подняла руку, прикрывая глаза от солнца. Нет, это невозможно! Ей показалось, что она видит какую-то фигурку наверху церкви. Но там точно никого не могло быть. Она видела птицу. Или, возможно, белку. Или кота?
Отстегнув тесьму, она сняла шляпу. Тяжесть в голове мгновенно уменьшилась.
Она услышала чьи-то шаги и постукивание раскачивающихся на неровной поверхности старых каменных плит, которыми был вымощен церковный двор. Это вернулся ее белокурый рыцарь в ярких полосатых шортах. Он почти бежал к ней между старых надгробий со стаканом воды.
— Привет! — сказал он подходя. — Я могу сделать чай, но это займет больше времени. Как вы себя чувствуете?
А как она может себя чувствовать? Ее вывели из себя жестокие подростки, передвигающиеся на бешеной скорости. Она свалилась с лошади, и ей пришлось беспомощно валяться на дороге подобно выброшенному на берег киту. А потом, чтобы убить в ней остатки самоуважения, ее, как беспомощного младенца, поднял на ноги белокурый недоумок, от которого пахло… как от мужчины.
— Думаю, уже лучше, — ответила она. — Падать с лошади — это всегда потрясение. Особен-но, если приземляешься не на мягкую землю.
Он сел на скамейку рядом с ней.
— Охотно верю, — сказал он. — Не хочется выглядеть бестактным, но стоило ли выезжать одной, с больной ногой… и вообще?
Эви открыла было рот, но тут же закрыла его. Он был прав. Чтобы как-то выиграть время, она посмотрела на часы.
— Что ж, в ближайшее время со мной вряд ли такое повторится, — сказала она. — В конюшне, из которой я приехала, очень строгие правила. Так что в течение следующих шести месяцев я буду потихоньку наматывать круги на манеже под присмотром тренера.
— Ну, может быть… — Мужчина перехватил ее взгляд и замолчал. — Так откуда вы приеха-ли, издалека? — через время спросил он.
— Из конюшни Брок Фармс, — ответила она. — Это примерно четыре мили отсюда через торфяники.
— Может быть, позвонить, чтобы они вас забрали? Я не уверен, что фургон для лошади смо-жет заехать сюда, наверх, но я мог бы пройти…
— Нет!
Это прозвучало несколько громче и тверже, чем Эви хотелось бы, просто ее не оставляло ощущение неминуемой схватки, которую она должна выиграть, несмотря на ушибы и дрожь в теле.
— Спасибо, — продолжала она, выдавив из себя улыбку. — Через минуту я поеду.
Она была далеко не готова снова садиться на лошадь, но допила воду и опять надела шляпу, твердо решив показать ему, что немедленно уезжает, потому что уже точно знала, что будет дальше.
Он покачал головой. Ну конечно, почему бы ему и не качать головой? Он был высоким и сильным, руки и ноги у него действуют исправно, а это делает его хозяином ситуации.
— Я не стану помогать вам сесть на лошадь, — сказал он.
— Не поняла…
— Простите, лапушка, но вы же инвалид, к тому же сильно ударились и у вас, вероятно, сотрясение. Вы просто не можете ехать верхом четыре мили по торфяникам.
«Простите, лапушка…» Она уставилась на дорогу, чтобы не испепелить его взглядом, потому что инвалидам не положено злиться. Если она что-то и усвоила за последние три года, то именно это. Когда злятся нормальные люди, они начинают выходить из себя, и это происходит с каждым из нас; если же вы инвалид, то любое проявление раздражения означает, что вы встревожены, что вам нужна помощь, что вы не способны…
— Спасибо за беспокойство, — сказала Эви, — но инвалид я или нет, я по-прежнему несу ответственность за свои действия, и мне, собственно, не нужна помощь, чтобы снова сесть на лошадь. Поэтому не смею вас больше задерживать.
Она протянула ему пустой стакан. Было бы намного лучше, если бы он оставил ее одну.
— Каким образом? — Он не двинулся с места.
— Не поняла, что именно?
— Каким, интересно, образом вы собираетесь пройти пятнадцать метров вниз по склону и забраться на лошадь, если перед этим не могли самостоятельно подняться с земли?
