Скотт Смит - Сумка с миллионами
О деньгах я не думал. Я все еще не мог позволить себе думать о них как о своей собственности. Это была слишком крупная сумма денег, чтобы я мог представить, что она может принадлежать одному человеку. Эти деньги казались мне каким-то абстрактным понятием, абсолютно не применимым к реальной жизни. А вот что я точно чувствовал, так это то, что совершал что-то противозаконное. Да, это было не самое приятное ощущение, что меня в любой момент могут поймать и разоблачить. Но что самое странное, это чувство появлялось даже в большей степени при мысли о том, что я соврал Карлу, а не из-за того, что я совершил кражу.
Джекоб достал из бардачка конфеты и жевал их всю дорогу. Собака сидела на заднем сиденье и напряженно наблюдала за тем, как он ел.
Тем временем мы выехали на Хайвей 17, и до окраины Дельфии оставалось уже не так много. У дороги стали появляться деревья, расстояния между домами становились все больше и больше, а машин – все меньше и меньше. Я был почти дома.
Вдруг совершенно неожиданно мне в голову пришла одна мысль. От этой мысли меня охватила паника… Мне показалось, что нас поймали, что весь наш план рухнул… И это было из-за Луи.
– Луи ведь не расскажет Нэнси, да? – спросил я Джекоба.
– А ты разве расскажешь Саре?
– Мы же договорились, что нет. Я пообещал.
Джекоб пожал плечами, откусил кусочек от шоколадной конфеты и сказал:
– Ну вот и Луи пообещал не говорить Нэнси.
Я нахмурился. Признаться, в тот момент мне стало страшно. Я поймал себя на мысли, что собирался все рассказать Саре, как только вернусь домой, – я не мог скрыть этого от нее, я даже представить себе такого не мог. Значит, так же может подумать и Луи. Значит, он расскажет Нэнси… и кто-нибудь из них обязательно все испортит.
Я потянулся вперед и повернул на себя зеркало, чтобы посмотреть, что у меня со лбом. Джекоб включил свет. На ощупь шишка была твердой и гладкой, как галька. Сама шишка была блестящей и светлой, а вот кожа вокруг потемнела и стала пурпурно-фиолетовой. Вокруг раны запеклась кровь. Я послюнявил кончик перчатки и попытался ее оттереть.
– Как думаешь, откуда она узнала, что он внутри? – поинтересовался Джекоб.
– Птица?
Он кивнул в ответ.
– Эти птицы как грифы… стервятники, они чувствуют, просто знают.
– Грифы видят свою жертву. Они наблюдают, как она погибает. Они понимают, что перед ними – мертвое животное, если видят, что оно лежит не шевелясь. А эти птицы не могли видеть труп в самолете.
– Может, они почувствовали запах?
– Он заморожен. Запаха нет.
– Джекоб, они просто знали, – ответил я.
Он снова кивнул.
– Да, верно. Ты прав, – сказал он, откусил еще один кусочек от шоколадки, а остальное отдал Мери Бет. Собака проглотила лакомство, даже не прожевав его.
Когда мы подъехали к моему дому, прежде чем выйти из машины, я посидел еще пару секунд. Я смотрел на дом. В комнатах горел свет, он подсвечивал деревья во дворе, все ветки были покрыты льдом. Окна гостиной были зашторены. Из трубы шел дым.
– Вы с Луи собираетесь куда-нибудь сегодня? – спросил я. – Праздновать Новый год?
В фургоне было холодно. Изо рта даже шел пар, когда мы говорили.
– Наверное.
– И Нэнси с вами?
– Если захочет.
– Будете пить?
– Послушай, Хэнк. Не надо так переживать по поводу Луи. Ты вполне можешь доверять ему. Он не меньше, а может, и больше тебя заинтересован в том, чтобы все прошло хорошо и план сработал. Он не будет болтать где попало о том, что произошло сегодня.
– Я не говорю, что не доверяю ему. Я говорю, что, когда он напьется, он не будет себя контролировать.
– Хэнк…
– Нет, послушай ты меня, – сказал я и подождал, пока Джекоб повернется и посмотрит на меня. – Я прошу тебя присмотреть за ним и взять на себя ответственность за Луи.
– В смысле – взять ответственность?
– Я имею в виду то, что, если он сделает какую-нибудь глупость, виноват будешь ты. И спрашивать я буду с тебя.
Джекоб отвернулся от меня и посмотрел на улицу. В окнах моих соседей горел свет. Люди готовили праздничный ужин, принимали душ, одевались, суетились, словом, завершали последние приготовления к празднованию Нового года.
– А кто возьмет ответственность за меня? – спросил Джекоб.
– Я. Я беру ответственность за нас обоих, – ответил я, улыбнувшись. – Буду следить за своим братиком.
Все это получилось какой-то шуткой, но, как известно, в каждой шутке есть доля правды… и мы оба понимали, что все абсолютно серьезно.
С самого детства отец говорил нам о том, что мы должны заботиться друг о друге, о том, что мы не должны зависеть ни от кого, кроме как друг от друга. «Семья, – бывало, говорил отец, – вот что связывает людей. Вас связывает одна кровь». Однако мы с Джекобом никогда не обращали на эти слова никакого внимания. С самого детства мы не чувствовали этой особой связи, мы всегда были абсолютно разными. В школе Джекоба постоянно дразнили из-за его веса, и он часто ввязывался в драки. Я понимал, что должен был бы защищать его, но никогда не знал, как это сделать. Я был слабеньким, худым мальчиком, выглядел намного младше своих лет и совсем не умел драться. Так что, вместо того чтобы бросаться в драку и защищать брата, я стоял в стороне и наблюдал вместе с другими детьми за тем, как моего брата избивал какой-нибудь очередной мучитель. Это и стало для нас своеобразным шаблоном, моделью поведения на всю оставшуюся жизнь – когда Джекоб попадал в беду, я, по привычке чувствуя себя неспособным помочь ему, просто наблюдал за происходящим.
Я слегка хлопнул Джеба по плечу. Да, я чувствовал, что это абсолютно глупый и бесполезный жест, но мне почему-то очень захотелось выразить тот дух товарищества и близости, который вдруг появился у меня.
– Я позабочусь о тебе, – сказал я, – а ты обо мне.
Джекоб ничего не ответил. Он молча смотрел, как я открыл дверь, вытащил мешок и, перекинув его через плечо, медленно пошел к дому. Проводив меня взглядом, Джекоб завел машину и уехал.
Я тихо отрыл дверь и зашел в коридор. Мешок я положил в шкаф, в дальний угол. Свою куртку я повесил прямо над ним и немного прикрыл мешок полой.
В коридоре у нас было две двери-купе. Одна, справа, вела в столовую, вторая, слева, – в гостиную. Сейчас обе они были закрыты. Дверь в столовую вообще оставляли открытой крайне редко, пожалуй, это бывало, только когда у нас собиралась большая компания. Мы с женой всегда ели на кухне. А вот дверь в гостиную, напротив, практически всегда была открыта, за исключением времени, когда мы топили камин.
В противоположном от входной двери конце коридор разветвлялся – налево была лестница, а направо – узкий коридор. Лестница вела на второй этаж, а коридор – на кухню. Везде было темно.
Я открыл дверь в гостиную. Сара сидела на кресле у камина и читала. Она была высокой, худой женщиной с темно-русыми волосами до плеч и большими карими глазами. Я сразу заметил, что Сара немного подкрасила губы. Волосы она собрала и заколола на затылке. Подкрашенные губы и собранные волосы делали ее моложе, будто уязвимее и нежнее. Одета она была в белый махровый халат, на котором слева на груди голубыми нитками были вышиты ее инициалы. Халат скрывал ее полноту, связанную с беременностью. Когда она была так одета, казалось, что просто у нее на коленях лежит подушка. На столе рядом с креслом стояла миска с недоеденной овсяной кашей.
Она заметила, что я смотрю на тарелку, и сказала:
– Я проголодалась и не знала, когда ты вернешься.
Я подошел к Саре, чтобы поцеловать ее в лоб, но, как только я наклонился, она вдруг вскрикнула: «О!» – схватила меня за руку, положила ее себе на живот и улыбнулась.
– Чувствуешь? – спросила она.
Я кивнул. Ребенок толкался. На ощупь мне это напомнило биение сердца – два сильных и четких толчка, потом один помягче. Если честно, я ненавидел, когда Сара заставляла меня класть руку ей на живот. Мысль о том, что внутри нее живет какое-то существо и, как паразит, питается от нее и вообще живет за счет нее, у меня вызывало какое-то смешанное, скорее малоприятное чувство беспокойства. Я отдернул руку и сделал над собой усилие, чтобы улыбнуться.
– Хочешь поужинать? Я могу приготовить нам омлет.
Я покачал головой:
– Нет, я не голоден.
Я сел на кресло по другую сторону от камина и попытался придумать, как лучше рассказать Саре о деньгах. Вдруг мне в голову пришла мысль о том, что жене вообще может не понравиться эта идея, и вполне возможно, что она не одобрит мой план. И Сара может попытаться настоять на том, чтобы я вернул деньги. Это заставило меня засомневаться – а стоит ли рассказывать Саре о происшедшем. Впервые я поймал себя на мысли, что я действительно хочу получить эти деньги и совсем не хочу их терять. А ведь до этого момента я постоянно угрожал Джекобу и Луи, призывая их избавиться от денег, и именно это помогло мне создать иллюзию того, что я самое незаинтересованное лицо в этом деле. И на основании этого я забрал деньги и сказал, что сохраню их, если только не возникнут какие-либо непредвиденные обстоятельства, которые могут помешать осуществлению плана. Теперь, столкнувшись с тем, что может сложиться ситуация, когда на меня будет оказано давление, я понял, насколько условны были рамки тех самых «непредвиденных обстоятельств», которые могли бы угрожать осуществлению плана. Теперь я ясно понимал, что хочу получить эти деньги и сделаю все, чтобы сохранить их.
