Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]
Пауэлс — чернокожий полицейский с огромными карими глазами на круглом, вечно сияющем, лице, — сидел за столом в родном участке и уписывал пончики.
Пончики он обожал. Он мог поглощать их десятками. Пол даже стыдился этой своей привязанности. И когда приходилось расплачиваться в булочной, на удивленные взгляды продавцов всегда бормотал, оправдываясь, что его беременная жена не может без них обойтись. И это для нее. На самом деле из-за этой слабости он сам уже выглядел, как беременная женщина на восьмом месяце.
Весь участок знал о его пылкой любви и слегка подсмеивался над ним. Но не зло, потому что Пол был отличным парнем и неплохим полицейским. А что он постоянно жует, так ведь это никому не мешает. Есть гораздо худшие пороки, и люди мирятся с ними.
На столе резко звякнул телефон.
Пауэлс отодвинул пакет и взял трубку правой рукой, продолжая двумя пальцами левой сжимать надкусанный пончик.
— Пол слушает.
Джон прислонясь к стойке авиакомпании «Нортутс» (наконец-то он разглядел табличку) звонил в Лос-Анджелес единственному человеку, который сейчас мог ему помочь.
— Пол Пауэлс слушает, — пророкотала трубка.
Маклейн увидел друга так ясно, будто тот сейчас находился рядом. Он усмехнулся.
— Привет, инспектор. Для начала положи этот кусочек себе в рот.
— О, Джон, привет! Как дела? Ты откуда?
— Из Вашингтона. Я здесь в гостях у родителей своей жены.
— А… Ну и как родители твоей жены? Очень любят полицейских?
— Перестань. Все нормально, Пол, — Джон покосился на девушку, которая с нескрываемым любопытством уставилась на странного мужчину. — Да ничего особенного… Да. Я здесь в аэропорту Далласа. Слушай, факс, который тебе недавно поставили, работает? Скажи мне номер.
— 555-32-12, — ясно. — Джон не может говорить нормально. Какого черта он забрался в аэропорт?
— Так. — Маклейн взял еще лист бумаги и, извиняясь, улыбнулся служащей. — …32–12. Подожди немного, — он потянулся к факсу, стоящему на столе. — Извините.
— Ты что-то хочешь передать?
— Точно. Сейчас кое-что к тебе перейдет, — и прижав трубку плечом, спросил у служащей: — какой стороной вставить лист?
— Не имеет значения, — Сью — так звали блондинку — улыбнулась. Этот парень ей явно нравился. Она поправила бумагу и быстро набрала на клавишах нужный номер.
— Принимай, — Джон кивком поблагодарил девушку.
Пол положил трубку и перешел в другую комнату, туда, где стоял факс. По дороге он-таки умудрился дожевать свой пончик.
На бумаге красовалась чья-то пятерня.
— Прекрасно. Это твои отпечатки пальцев?
— Нет. — ответил Джон. — Это лапа одного парня. Я хотел бы, чтобы ты проверил его по картотеке Интерпола.
Пауэлс присвистнул. Ничего себе рождественские празднички у родственников! Нет, Маклейн, точно, снова влез в какое-то дерьмо. Но помочь все-таки надо.
— Хорошо, — и, не выдержав, — спросил: — А что за дело?
— Да так, — замялся Джон. — Ничего особенного. Просто предчувствие.
— Лучше бы ты предчувствовал, кто и когда будет грабить банк, — хмыкнул Пол.
Но друг не ответил на шутку.
— Мой номер факса… — Маклейн вопросительно посмотрел на девицу.
— Вверху страницы, — подсказала она.
— Вверху страницы, которую ты получил,
Пол вытащил лист. В верхнем углу стоял номер факса и надпись: «Аэропорт Далласа».
— Это в аэропорте? Какого черта ты там делаешь? Слушай, ты, наверное, опять нассал в чужой бассейн, да?
— Да нет… Так… славы ищу… Ну, я жду, пока, — и Джон положил трубку. — Благодарю вас.
Девушка расцвела.
— Рада помочь.
* * *
В башне Далласа чувствовалось напряжение. Приближался шторм, и это тяжело сказывалось на людях, хотя здесь, в аэропорту, туман только начал опускаться на землю белесыми рваными клочьями.
Обычно в радарной работают четырнадцать диспетчеров. Каждый ведет свои самолеты, которые находятся в зоне действия их КДП. Здесь царит спокойствие, поскольку, когда говоришь с пилотами, они должны слышать уверенный голос. Но это спокойствие внешнее, скрывающее огромное напряжение.
Все четыре стены (радарная не имеет окон) заняты всякого рода оборудованием — экранами, контрольными приборами, панелями радиосвязи.
На темно-зеленых экранах горели яркие точки, которые появлялись, как только в радиус: сорока миль попадал какой-нибудь самолет. Сегодня этих точек было необычайно много. Они плодились со скоростью микробов.
Этажом выше, в застекленном помещении, — так называемой «будке» — откуда руководитель полетов дает указания о передвижении самолетов на земле, их взлетах и посадках, было не так спокойно.
Начальник башни Дрюдо, высокий импозантный мужчина лет пятидесяти, стоял у панорамного окна, из которого было видно все поле. Взлетные полосы и рулежные дорожки, ярко освещенные фонарями и прожекторами, он знал, как линии на собственной руке. Еще ничего страшного не произошло, но уже стало ясно, что светло-серые космы тумана скоро скроют все.
На экране отплясывали завихрения приближающейся бури.
— Так, начинается шторм. Скоро видимость снизится практически до нуля. Вы посмотрите, как фронт идет, — обратился Дрюдо к главному инженеру, который стоял за его спиной. — Это чертовски меня беспокоит.
Сол Барни, худощавый негр невысокого роста, едва достававший до плеча начальника, расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки.
— Я могу связаться с самолетами и посадить их по лучу. Дай мне только время.
Он был уверен, что с их техникой никаких проблем при посадке самолетов вслепую не будет. Конечно, приятного мало, но подобное случалось и, слава богу, все проходило нормально.
— Давай, время у тебя есть, — Дрюдо. отошел от экрана.
Он взял в руки микрофон и включил селектор.
— Внимание! Свяжитесь со всеми самолетами! Замедлите их движение, до того, как мы приготовим посадочные полосы, — его голос гремел в радарной, и диспетчеры, подняв головы к динамику, вслушивались в каждое слово. — Как только шторм дойдет до Миссисипи, все начинают записывать показания.
Немедленно заработала связь. И пилоты всех самолетов, находившиеся в радиусе сорока миль, получили приказ держаться в воздухе до дополнительных указаний.
* * *
О, черт! Ричард Торберг чувствовал себя так, словно его посадили голым задом на ежа.
Всю жизнь ему не везло. Нет, нельзя сказать, чтобы он был неудачником вообще. Но, как нарочно, каждый раз, как только Ричарду казалось, что он ухватил удачу за хвост, на него обрушивалась какая-нибудь неприятность!
Вот и сейчас, кто мог знать, что рядом окажется эта весьма агрессивная дама. Она так посмотрела, что, казалось, еще немного, и эта ведьма бросится на него и расцарапает всю физиономию. И вертихвостка-стюардесса, мало того, что ничего ему не подала из того, что положено в салоне первого класса, так еще и издевается. Проходит мимо него, словно кресло пустое.
Кэтти старалась не замечать журналиста. Она подошла к «замечательной леди», и, совершенно игнорируя мистера Торберга, улыбаясь предложила ей:
— Хотите еще шампанского?
— Нет, спасибо, — ответила Холли и тоже улыбнулась в ответ, — меня угнетает мысль, что придется видеть это лицо еще двадцать — двадцать пять минут.
Ричард сжал зубы» — во, промолчал. Ну не драться же с ними, в самом деле! Но ему очень захотелось сказать что-нибудь такое язвительное… стершее бы эти наглые улыбки, как губкой. Нет, наждачной бумагой.
И тут зарокотал динамик.
— Леди и джентльмены! Из-за плохой погоды аэропорт не дает посадки. Мы пробудем в воздухе немного дольше. Спасибо, — первый пилот выключил микрофон, и динамик щелкнул, поставив точку.
Холли вздохнула и протянула пустой стакан стюардессе. Та наполнила его шампанским, виновато улыбнувшись, будто это ее вина, что некоторое время «замечательной леди» еще придется терпеть общество этого типа.
Ричард передернул плечами, словно ему стало зябко.
Ну вот. Опять не везет! Сколько еще болтаться в воздухе и терпеть это унижение?
* * *
Джон Маклейн стоял, облокотившись на стойку авиакомпании, не отходя от нее ни на шаг. Он, конечно, понимал, что Полу потребуется время, чтобы выяснить все об этом парне. Пока передаст факс ребятам из Интерпола, пока те получат данные из компьютера, пока вернут факс, пройдет не одна минута. Но все равно, это должно произойти достаточно быстро.
Вдруг резко запахло клубникой. Джон огляделся, откуда появился этот проклятый запах? Неужели мозг подает сигнал грозящей беды? Снова срабатывает его знаменитая интуиция?
Восемь лет назад они брали одного маньяка, который убил торговца овощами и фруктами. В разгромленной лавке, рядом с хозяином, лежавшим, поджав ноги с простреленной головой, смешавшись с его кровью, валялась раздавленная клубника. Она была всюду — на полу, на полках, на крохотном прилавке, на подоконнике. Тогда же этот ублюдок ранил Джона в плечо, выстрелил в первого, оказавшегося в помещении полицейского. Он смотрел безумными глазами прямо перед собой, держа в правой руке «кольт» 38 калибра. Левой, перепачканной кровью, убийца засовывал в рот горстями крупную клубнику. Потом выяснилось, что у него просто не было денег, чтобы расплатиться за ягоды… Парень накануне, сошел с ума, а до этого, говорят, был неплохим человеком. Психа, отправили в больницу, но Джон хорошо помнит его — безумные глаза и крупные ягоды в окровавленной ладони.
